— Если так, Игорь Николаевич, то за культурное поведение заключенных в клубе ты должен взять
ответственность на себя, а я возьму на себя все остальные заботы.
— Согласен, Петр Алексеевич, но я за наркоманов, алкоголиков и им подобную шушеру с себя
ответственность снимаю.
— Ты что, расписываешься в своем бессилии? — пошутил Долгошеев.
— Они неуправляемы. Им талдычишь одно, соглашаются, а через минуту, смотришь, лежит в крови со
вскрытыми венами.
— Им пользоваться колющими предметами противопоказано, — согласился с Тихим Долгошеев. — Вы их на
месте охлаждайте, а если кто попытается прорваться к сцене, мы его не пустим.
— Петр Алексеевич, если не секрет, зачем вам столько возни с номером Сарафана, не лучше ли его
отменить? — попытался прощупать Долгошеева Тихий.
— Старые номера как вам, так и нам уже осточертели, хочется новые посмотреть.
— Действительно, измочаленные номера, от них на сон тянет, — согласился Тихий.
Договаривающиеся стороны, достигнув согласия, расстались.
На другое утро в назначенное время под конвоем Сарафан был доставлен в кабинет Долгошеева.
Оставшись вдвоем, Долгошеев заговорил первым:
— Я слышал, у тебя ко мне есть разговор? Я не ошибаюсь?
— Никак нет! — поднимаясь со стула, ответил Сарафан.
— Ты сиди, не вскакивай и выкладывай свою просьбу, — потребовал он.
— Я бы хотел получить досрочное освобождение. Если у вас такая возможность есть, я ваши услуги оплачу.
— Смело ты наскочил на меня, — усмехнулся Долгошеев. — А не боишься, что за предложение взятки могут
припендорить еще новый срок?
— У нас с вами пока только разговор, и меня новые страхи пока не пугают.
Задумчиво надев очки, постучав ручкой по столу, Долгошеев, прерывая затянувшуюся паузу, произнес:
— Я внимательно ознакомился с твоим личным делом и убедился, что ты человек умный, тертый, и с тобой
можно кашу варить, но только какая подлива к ней будет?
— Я за себя торговаться не буду, говорите ставку, только чтобы она была реальной. Учтите, чтобы получить
минимальный срок, я уже капитально подоен, — солгал Сарафан.
Долгошеев подумал: «Свою цену я всегда успею сказать, интересно услышать от него, сколько он сам
предложит?»
— Говорите свою цену! — предложил Долгошеев.
— Двадцать штук вас устроит? — спросил Сарафан.
— Вы же не отсидели еще 2/3, и как на такое злоупотребление посмотрит судья?
— В 21-м номере газеты «Советская Россия» напечатана статья «Банан с пулеметом». Там говорится об
одном Ленчике, которому в 1984 году дали 14 лет, а в 1989 году он уже освободился, отсидев одну треть срока, а
мы уже отпахали по половинке.
Так вот о Ленчике и речи не было бы, если бы он снова не стал шухарить. За два года, что мы не отсидели до
двух третей, получить 20 штук, я считаю, неплохая ставка. Помогите судье купить хорошие очки, чтобы он в них
ничего не видел, и все будет о’кей.
— Я вижу, к разговору со мной ты подготовился, хороший привел пример, обязательно прочту твою статью, но услуги мои тебе будут стоить четвертак.
Увидев на лице удивление и раскрывающийся рот для возражения, Долгошеев, подняв руку, сказал:
— Торговаться не будем, здесь не базар, цена окончательная.
Сарафан, так ничего не сказав, закрыл рот. Делая обиженное лицо, тогда как сделка его устраивала, он
выдавил:
— Пускай будет по-вашему!
Глава 40
Начальник лагеря полковник Долгошеев оказался человеком слова и свой договор с Сарафаном выполнил
через четыре месяца после сакраментальной беседы.
Точно так же Сарафан выполнил просьбу Тихого, обеспечив авторитетов лагеря требуемым количеством