— У мужа старушки, что приходила к нам, инфарктное состояние, а она с сыновьями потащила его в дорогу.
Если бы не я и моя своевременная помощь, — постучав указательным пальцем по носу мужа, как бы вразумляя
его, с гордостью сообщила она, — его уже на следующей станции выносили бы ногами вперед. Пульс едва
прощупывался, сердце останавливалось, пришлось сделать укол.
— Ты у меня молодец и к тому же цимус, — целуя наклонившуюся к нему Альбину, сделал он ей комплимент.
— Похвали, похвали на свою шею, возьму и зазнаюсь, — беззаботно засмеялась она, довольная жизнью, мужем, всем происходящим.
Минут через тридцать после возвращения Альбины в их дверь раздался требовательный стук. Открыв с
недовольством дверь, Лесник увидел прежних мужчин, но вместо старушки с ними была молодая женщина. Они
занесли в купе и поставили на стол пятилитровую бутыль, оплетенную ивовыми прутьями.
— Эту бутыль коньяка отец просил передать тебе, красавица, в знак благодарности за помощь, и мы тоже
тебя за это благодарим, — сказал старший из пришедших мужчин с седеющими висками.
Поправляя бутыль на столе, более молодой мужчина сообщил:
— Это коньяк — высшего качества. Армянский!
— Мне неудобно брать ваш подарок, — засмущавшись и покраснев, призналась Альбина, довольная
оказанным вниманием.
Лесник молча слушал. Ему тоже было приятно, что жене оказан такой почет.
— Когда подарок дается от чистого сердца, от него нельзя отказываться, — заметил старший из мужчин.
Подошедшая к Альбине женщина, поцеловав ее в щеку, сказала:
— Спасибо тебе за папу. У тебя легкая рука и чистая душа. Дай Бог здоровья твоим родителям и детям, —
посмотрев на Лесника, она добавила, — и вам с мужем.
Лесник, слушая хвалебные оды гостей в адрес жены, искренне позавидовал ей, что не он был на ее месте.
— Мы ваш подарок принимаем, — решил прервать пререкания Лесник, — но тогда в обязательном порядке
мы все вместе должны выпить за здоровье вашего родителя.
Его предложение гости встретили единодушным одобрением. Лесник убрал со стола принесенный подарок, достал из чемодана и поставил на стол две бутылки «Большого приза». Они познакомились поближе, оказалось, старшего из мужчин звали Ашотом, младшего — Борисом, женщину звать Галиной. Ашот, взяв бутылку коньяка в
руки, цокнув языком, как могут цокать только кавказцы, сказал:
— Такой божественный напиток и не попробовать будет грешно.
Альбина, достав сумку с продуктами, быстро приготовила на стол сухую закуску. С общего согласия роль
тамады взял на себя Ашот, который в ней побывал, по-видимому, не одну сотню раз. Он произносил такие
витиеватые тосты, столько было в них мудрости и смысла, за которые не выпить одну, другую рюмочку спиртного
было бы кощунством.
— Хорошие у тебя, Ашот, тосты, — похвалил Лесник, — хоть записывай.
— Виктор! Друг! У нас на Кавказе принято произносить не менее тридцати тостов, за которые, если сидящий
за столом не выпьет спиртное, то сильно обидит друзей.
— Разве можно столько выпить спиртного? — удивилась Альбина.
Услышав ее вопрос, Борис пояснил ей:
— Притом никто не имеет права подниматься и выходить из-за стола без разрешения тамады.
Галина, видя, что застолье может продлиться до бесконечности, сказала тамаде:
— Ашот, сегодня не тот случай, чтобы произносить все тосты. Надо идти к отцу, как он там, и может быть, мы
надоели добрым людям.
— Галя, не говори глупости, — урезонила ее Альбина. — Мы готовы ехать с вами до самой столицы.
Ашот, задумавшись, сказал Борису:
— Пойди к проводнику, скажи ему, чтобы он принес кофе или чай, и мы пойдем к себе.
Галина, обращаясь к Альбине, улыбаясь сообщила:
— Свекровь специально послала меня с ними, чтобы они здесь не засиделись. Мужиков только оставь
наедине с бутылкой, так они тогда готовы все забыть.
Ашот что-то сказал ей на армянском языке сердито, после чего Галина замолчала и развивать свою мысль
дальше не стала.
Выпив, кто по одному, кто по два стакана чая, гости простились с хозяевами купе и ушли. Перед тем как
расстаться, Альбина напомнила им: