Когда Диспетчер поставил бутылку водки на стол, то Борода не разрешил ему ее открывать, а усадив за стол, спросил:
— Не желаешь ли ты прокатиться со мной в столицу за мой счет на полном моем иждивении?
— Надолго? — с заблестевшими глазами спросил Диспетчер, которому чертовски надоела однообразная
жизнь.
— Возможно, пробудем месяца два. Если моя задумка не получится, то ты получаешь от меня два куска и
можешь быть свободным. В случае удачи, если ты выполнишь мое поручение, то получишь не менее четвертака.
— Штук? — вытаращил удивленно глаза Диспетчер, не веря услышанному.
— Конечно, — заверил его Борода.
— Камеру с солнечной стороны не придется заказывать? — цинично спросил Диспетчер, пряча свою тревогу
под обворожительной улыбкой.
— Криминала для тебя никакого не будет. Ты всего лишь должен найти иголку в стоге сена, а остальное
будет не твоего ума дело.
— Когда едем? Двадцать пять штук — вот это работа, и, главное, мой размах.
— Учти, ты не первый будешь копаться в стоге сена, уже целая кодла в нем рылась и не нашла.
— Бог видит, кому нужны деньги, поэтому они и не нашли. Я верую в Бога, у меня даже наколка на груди:
«Господи, я твой слуга».
В Москве Борода и Диспетчер ознакомились с имеющимся у Душмана материалом, неоднократно
встречались с Церлюкевичем, но новой информации к имеющейся не добавилось, а значит, практически
Диспетчеру не с чем было работать.
Он был в ударе от порученной ему работы. Он жил в люксовской гостинице на всем готовом без страха за
завтрашний день.
Когда Борода, который жил в одном номере с Диспетчером, так как последний каждый день отчитывался
перед ним о выполненной работе, спросил у Диспетчера его прогноз на будущее, тот ответил:
— Ты знаешь, у задачи есть решение, но мы его не видим.
Засмеявшись, Борода ехидно бросил ему:
— Ты долго думал над такой истиной? Стоило ли нам для этого сюда ехать?
— Я совсем о другом хотел сказать, — недовольно поморщился Диспетчер. — Семен Филиппович чего-то
нам не договаривает, чего и сам не знает, а то давно бы сказал. Мне надо с ним вступить в длительный контакт и
близко пообщаться. Может быть, тогда я смогу его постичь.
Борода с предложением Диспетчера согласился и дал «добро», но напомнил:
— Учти, твое топтание мне обходится в копеечку. Я могу плюнуть и махнуть рукой на журавля в небе, который постоянно клюет мои денежки в кармане.
— Илларион Константинович, мы сейчас занимаемся исследованием и творчеством, а поэтому спешить в
такой момент не положено. Свой шанс ни вы, ни я не должны упускать.
— Трепаться ты насобачился и красиво говоришь. Вот если бы ты так мог работать, — покидая номер, бросил шпильку Борода.
Целую неделю неотлучно Диспетчер проводил вместе с Церлюкевичем, который давно бы избавился от
такого «дружка», если бы пожелал, но такого желания не было, так как Церлюкевич обедал за счет своего
сопровождающего, разъезжал на такси за его счет, а поэтому такое общение было для него даже материально
выгодным.
Подробно отчитываясь вечером перед Бородой за израсходованные деньги, Диспетчер сетовал:
— Вот жмот, четыре дня мотался с ним по городу, и ни разу он не заплатил за проезд, не угостил ни чаем, ни
лимонадом.
— Ты теперь понял, как надо богатеть? — пошутил Борода.
— В гробу я видел таких богачей. Всю жизнь себе отказывать во всем, а какой-то фрукт не хуже нас, бах и
обчистит. Стоит ли для такого «торжественного» момента обкрадывать себя?
В воскресенье утром Диспетчер, пробираясь с Церлюкевичем по переполненному Арбату, напичканному до
предела картинами, поделками из дерева, другими тысячами мелочей, был остановлен дряхлым сухоньким
стариком.
Обрадованно схватив Церлюкевича за локоть, старичок пропел:
— Семен Филиппович, сколько лет, сколько зим я вас не видел. Уже и вы стали таким зрелым мужчиной, —