поинтересовался Фостер.
— У вас в Штатах хозяин своего имущества имеет право распоряжаться своим имуществом, как ему
вздумается, а у нас касательно наших полотен требуется согласие властей. Мы знаем заранее, что такого
согласия нам никто не даст. Вот нам и приходится хитрить и свои фамилии не афишировать, чтобы не
привлекать к себе наших властей, которые за нашу самодеятельность могут нам сделать неприятность, когда мы
вернемся от вас домой, — пояснил Душман.
— С большими деньгами и у нас можно неплохо жить, — намекнул Фостер.
— Среди разного сброда жить, изучать чужой язык, такое нам не подходит, — решительно заявил Лесник.
— Так я тоже сброд? — беззлобно поинтересовался Фостер.
— Кроме индейцев, коренных жителей Америки, остальные туда, как цыгане, понаехали, — показал свою
эрудицию Лесник.
— Так к нам ехали давно, — пояснил Фостер, — а теперь мы большинство эмигрантов заворачиваем назад, принимая тех, которые нам нужны. Лично я американец в четвертом поколении и думаю, что слово «сброд» ко
мне не относится.
— Мистер Фостер, я вас не имел в виду, когда говорил о сброде. Вы только подумайте, если к вам в Штаты
был бы беспрепятственный заезд, то ехали бы не только ученые и богатые.
— Да! Да! Много было бы разного сброда, — согласился Фостер.
Так что неприятный инцидент Лесник дипломатично ликвидировал. Потом он спросил:
— Так, мистер Фостер, вы наше предложение на наших условиях принимаете?
— Интересная у вас страна, — как бы не слыша вопроса, начал развивать свою мысль Фостер. Допив пиво, он поставил фужер на стол. — Еще интереснее законы, если такие, как вы говорите, и в такой стране живут такие
неуступчивые господа, — совсем изнасиловал слово «такие» Фостер. Широко улыбнувшись, он решительно
сообщил: — Я ваши условия принимаю, никакой риск брать на себя не желаю, договор между нами будет
заключен не здесь, а у нас в Штатах.
— Конечно, — выразил свое и мнение Лесника Душман. — За такой договор нас тут и посадить могут, —
пошутил он, невесело усмехнувшись.
— Если бы у меня в Штатах был такой запрет на продажу дорогих картин, то я не стал бы заключать с вами
такое соглашение, это во-первых, и во-вторых, я и сам не вижу ничего плохого в том, что один хозяин продает
другому свое имущество, пускай даже им окажутся шедевры искусства. У нас японцы скупили в некоторых
городах целые улицы с небоскребами, не говоря о концернах, и американцы не видят для себя ничего опасного и
незаконного, а вот вы почему-то не можете и не имеете права продать свои картины. Хоть убейте меня, но я
такой закон не понимаю и не уважаю, но это уже политика, а ею я в вашей стране заниматься не собираюсь.
После плотного ужина, проводив до автомобиля Корвина Фостера, Лесник и Душман, вернувшись в кабинет, продолжили прерванную беседу, но уже вдвоем.
— Мистеру Фостеру мы с тобой до хрена чего наобещали, а как практически будем переправлять через
границу картины, ума не приложу, — озабоченно сказал Душман Леснику, потирая пальцами рук виски. (Разговор
происходил до поездки во Львов.)
— А попроще ты не мог задать мне вопрос? — пошутил Лесник, а потом продолжил: — Я в контрабанде такой
же валенок, как и ты. — Подумав, он, размышляя вслух, произнес: — Придется обратиться к пахану за помощью.
После того как они обсудили все неясные вопросы и исчерпали свою фантазию по планам на будущее, Душман неожиданно предложил:
— А не встряхнуться ли нам от этих проклятых забот?
— В каком плане? — не понял Лесник.
— Возьмем своих баб. Ты Ларису, я Жанну и рванем в финскую баню, тело полечим, душу отведем...
— Против твоего предложения, корефан, ничего не имею. С проклятыми полотнами совсем забыл о бабах, как будто в кичи сижу, — блаженно потягиваясь, признался он.
Нельзя сказать, что Лесник не любил Альбину, не ценил и не уважал, но разве мог он с ней совершать такие
половые вольности, которые допустимы и легко осуществимы с фартовыми девочками, к которым относилась
Лариса.
Напарившись вместе с Ларисой, насладившись ее любовью, Виктор, лежа в постели, попросил:
— Поласкай меня еще.
Исполняя его просьбу, в промежутке между ласками Лариса, воркуя, произнесла:
— Если бы я не знала, какой ты есть на самом деле, то могла подумать, что имею дело с котенком, а ты
самый настоящий тигр. — Она нежно укусила его за грудь.