— У нее погиб сын во Вьетнаме.
— Давай выпьем за павших моих боевых друзей, — предложил Душман Виктору и Степановичу.
— У меня язва желудка, — отказавшись от спиртного, сообщил Степанович, покидая их.
— Впервые вижу русского, который отказывается от спиртного, — удивился Лесник.
— Денег жалко на лечение, — обиженно пробурчал Душман, недовольный, что Степанович не поддержал его
тост.
Так и не дождавшись по телевизору интересующего их сообщения, они легли отдыхать. Откуда они могли
знать, что сообщение об ограблении миссис Кэрол будет передаваться не по восьмому, а по двенадцатому
каналу?
На другой день Лесник от Степановича узнал, что вчера ограбили одну миллионершу, у которой похищено на
700 тысяч долларов драгоценностей и наличными 800 тысяч долларов.
Лесник, соблюдя предосторожность, решил больше не звонить Молоху, а, не задерживаясь, немедленно
приступить к продаже картин и уезжать домой.
О своем намерении за ужином он поставил в известность Фостера. Последний ничего не сказал сразу ему в
ответ, а после ужина пригласил к себе в кабинет для делового разговора.
— Я могу твои картины купить за два миллиона долларов, — неожиданно сообщил Фостер, предварительно
справившийся у специалистов и узнав у них, что данная сделка для него выгодна.
Предложение Фостера устраивало Лесника, но, наученный компаньоном, все же решил поторговаться и
попытаться взвинтить цену.
— Миллион долларов за любую из моих картин мне предлагал управляющий Центральным государственным
банком Вены, — напомнил Фостеру он.
— Какая твоя окончательная цена? — Не ожидая такого оборота, был вынужден спросить Фостер.
— За каждую картину по сотне тысяч долларов свыше миллиона.
— Чтобы этими сотнями тысяч рассчитаться со мной за работу, — догадливо произнес Фостер.
— Вы читаете мои мысли, — улыбнулся Лесник.
— А если я не соглашусь? — бросил пробный камень Фостер.
— Тогда тебе придется устраивать аукцион или торги типа тех, что были в Вене, — поставил условие Лесник.
Подумав, Фостер, поднялся с кресла.
— Будем считать, что сделка состоялась и разговор на эту тему закончен, — собираясь идти к себе в контору, произнес он.
— Мы с вами еще не все обговорили, — попросив Фостера присесть, заявил Лесник.
— Я слушаю, — беспечно бросил Фостер, ничего не ожидая для себя интересного от предстоящего
продолжения разговора.
— Кроме картин, я вывез сюда нелегально бриллиантов на полтора миллиона долларов. Миллион долларов у
меня уже есть наличными и полмиллиона должны принести на днях.
По округлившимся глазам Фостера Лесник понял, как он его удивил.
— На полтора миллиона вы продали в Нью-Йорке бриллиантов, и вам удалось избежать неприятностей? —
удивился Фостер.
— У меня был оптовый покупатель, который неизвестно когда вздумает их продавать, но я знаю точно, что
только после моего отъезда.
— У вас бриллианты еще есть на продажу?
— Для продажи нет, то, что есть, я оставил себе на черный день, так, несколько тысяч каратов.
— Я же видел твою жену всю в бриллиантах. У тебя такой перстень. Как я не догадался, что их у тебя много?
— сокрушенно ударив ладонями себе по коленям, прозрел Фостер. — Я бы тоже купил хорошую партию их, но
теперь-то чего вы от меня хотите?
— Я хочу в Венском государственном центральном банке открыть на себя счет. Там управляющий знает, что
я поехал в Штаты продавать свои картины, и, без сомнения, согласится открыть счет на мое имя, так в два-три
миллиона долларов. Я отдам вам один миллион наличными деньгами, и вы мне выписываете чек на три
миллиона долларов.
— Вы хотите с моей помощью отмыть свой грязный миллион, — догадливо произнес Фостер.