168408.fb2
— Убери грабли и убирайся по-хорошему.
— Говнюк, еще угрожаешь? Нет, дорогой, уж теперь нам с тобой и твоей кодлой мирно не расстаться и не
разойтись, — возразил ему Душман. — Как слабаку даю тебе право самому выбирать способ драки, то ли на
кулаках, то ли на ножах, а может быть, ты со мной стреляться желаешь? Все будет по правилам, без подлянки, без которой твоя харя не может жить.
Алик знал, что Душман служил и воевал в Афганистане, что он владеет приемами рукопашного боя, тогда как
сам от службы в армии открутился и мог драться, как каждый любитель, с помощью смелости и азарта.
— Давай на ножах, — решился Алик, надеясь на свою ловкость и случайность. Душман мог и не увернуться
от удара его ножа.
— Условие принимаю, — довольно пророкотал Душман. — Вы слышали, что ваш козел мне сейчас
предложил? — обращаясь к кавказцам, поинтересовался Душман. — Не слышу ответа! — сердито рявкнул на них
Душман.
— Слышали! — раздалось в ответ с их стороны несколько робких голосов.
Душману легче всего было бы приказать своим парням учинить побоище кавказцам, тем более что на то у
него были веские основания, но азарт и мальчишество взяли верх, и он решил просто подраться.
— Я ставлю следующее условие. Он может меня зарезать, как кабана, и мои люди отпустят вас с миром. Я же
его гробить не буду, но если мне повезет, то отрежу его ухо себе на память, чтобы помнил: следующая наша
встреча будет стоить ему головы.
Такое заявление среди его сторонников оживления не вызвало, так как условия для Душмана были
кабальные, тогда как Алик уже не рисковал жизнью.
— Я тебе сам башку резать буду! — взорвался Алик, не выдержав такого гнусного оскорбления.
В образовавшемся кругу, на импровизированной арене, два непримиримых противника, по-кошачьи
контролируя движения и действия другого, стали кружиться друг около друга.
Несколько попыток Алика нанести удар ножом в живот противнику Душман легко отбил ногой, один раз едва
не выбил нож из его руки. Почувствовав такую неприятную для себя реальность и возможность, Алик стал
следить, чтобы его нож не был выбит Душманом из руки, так как наступили бы последствия, от которых у него
стыло сердце. Его робость почувствовал Душман.
— Ну, щенок, чего не нападаешь, чуешь, что не туда попал, или нет. Если слабак, то чего было пыркаться, —
постоянно наступая, сказал Душман. — Я давно уже выпустил бы тебе требуху на волю или врезал ножом в
лобешник, но мне не нужна твоя баранья башка, а всего лишь ухо.
— Посмотрим, что в твоей башке, может быть, сопли твоего Арбата, — парировал оскорбление Алик.
— Кажется, поговорили, а теперь смотри, как я с тобой сейчас расправлюсь, — зло бросил Душман, отдавая
свой нож одному из своих подручных, несмотря на попытку последнего отговорить его от такого безрассудного
шага, но было бесполезно его отговаривать.
Скинув с себя куртку и намотав ее на руку, оставляя правую свободной, Душман решительно направился к
Алику.
— Иди ко мне, падаль. Я даю тебе еще один, последний, шанс, иначе мне придется с твоими ушами скрутить
башку.
Дальше Алику отступать было уже некуда. Он активизировал свои действия и тоже начал нападать на
Душмана. Когда он ударил Душмана ножом по левой руке, тот молниеносно захватил его руку с ножом правой
рукой. Сбросив с левой руки куртку, он ею помог правой зафиксировать руку с ножом противника в нужном ему
положении. По оказываемому сопротивлению Душман понял, что тот намного слабее его физически. Отобрав
нож у Алика, Душман сделал ему подсечку, тем самым пресек его попытку убежать, так как Алик понял, что его
игра проиграна. Придавив противника к земле, Душман деловито напомнил Алику:
— Не спеши, дорогой, я еще не отрезал твои уши на холодец.
Алик со страхом заверещал. Он не представлял, как будет появляться среди людей, а особенно среди
знакомых, без уха. Его сопротивление, а Душман на помощь так никого и не позвал из своего окружения, не дало
ему возможности отрезать Алику полностью ухо, а всего лишь верхнюю большую часть. Подскочив с земли, Алик, воя по-звериному, полез на Душмана драться, но, сваленный мощным ударом в солнечное сплетение, вновь упал
на землю, где в бессильной злобе стал стонать и плакать.
Отдав кровоточащий кусок уха одному из ошарашенных кавказцев, Душман цинично пошутил: