Увидев зашедшего в кабинет по его вызову Германа Николаевича, прокурор дал ему прочитать заявление
Арбузовой.
— Опять моя «знакомая» жалуется на меня, — прочитав фамилию заявителя, заметил Серебряков. Плотно
усевшись в кресло, он стал читать содержание заявления: «В прокуратуре района работает старшим
следователем Серебряков Герман Николаевич. Он не имеет морального права решать судьбы людей, если
воспитавший его отец судимый человек. Если у Серебрякова такой отец, то и он далеко от него не ушел.
Весной была изнасилована гражданка Фатьянова, так Серебряков, несмотря на заявление потерпевшей об
ее изнасиловании, не удосужился даже возбудить уголовное дело, фактически защитив преступника.
Когда я была на приеме у прокурора Шаповалова, то сидящая женщина, тоже ждавшая очереди на прием к
прокурору, мне сказала, что дала 2000 рублей Серебрякову взятки, и он освободил ее сына от уголовной
ответственности.
Как можно держать таких людей, как Серебряков, на работе в прокуратуре, когда они сами погрязли в темных
делах? Серебряков вел следствие моему сыну, Арбузову Валентину Семеновичу, которого осудили из-за
подтасовок следователя на пятнадцать лет лишения свободы.
Мне сын говорил, что при допросе Серебряков его бил и заставил признаться в изнасиловании малолетней, которую он не трогал.
Прошу вас проверить мое заявление и вынести протест на решение областного суда по делу моего сына, поручив расследование другому следователю».
Прочитав заявление Арбузовой, Серебряков, откинувшись всем корпусом на спинку кресла, взволнованно
произнес:
— Как эти «правдоборцы» насобачились в стряпании кляуз и анонимок, творя свои темные дела! Мне опять
надо писать объяснение по данному заявлению?
— Притом объяснение должно быть написано на имя прокурора области, — пояснил Шувалов.
— Работаешь в прокуратуре на одном энтузиазме, как говорится, но когда заставляют писать объяснения по
таким заявлениям, то начинаешь сомневаться, а нужен ли товарищам, сидящим в высоких креслах, мой
энтузиазм?
— Ты такой чепухи не говори, — обиженно заметил прокурор. — Я от тебя такого высказывания не ожидал.
Положив перед Серебряковым несколько чистых листов бумаги, Шувалов вышел из кабинета.
Когда минут через сорок Шувалов зашел к себе в кабинет, то там Серебрякова не было, а на столе лежало
два листа написанного им объяснения.
Шувалов наклонился и стал его читать: «Мой отец, Серебряков Николай Юрьевич, инвалид войны 3-й группы, орденоносец, умер семь лет тому назад. Мать, Серебрякова Степанида Ивановна, умерла в Ленинграде от
голода в блокадный год.
Меня воспитал отец, который после войны нашел меня в детском доме города Пугачева, куда я был
эвакуирован с группой других детей из Ленинграда перед блокадой.
Действительно, мой отец был судим за хулиганство на четыре года, судить его я не имею права, так как с
материалами дела не был знаком и на судебном заседании не присутствовал, находясь на срочной службе в
рядах Советской Армии.
Отец поставил меня на ноги, дал воспитание, возможно, без его морального воздействия я не стал бы
получать того образования, которое получил. Судимость отца давно погашена, а его уже нет в живых, и
тревожить его покой со стороны Арбузовой является кощунством.
По поводу отказного материала в отношении Галдобина поясняю следующее: Галдобин два месяца дружил с
Фатьяновой, на которой обещал жениться. Путем обмана он добился половой близости с Фатьяновой. В
объяснении он показал, что она ему надоела, и он решил с ней расстаться. Возмущенная коварством Галдобина, Фатьянова написала заявление на имя прокурора района, в котором она, подтверждая показания Галдобина, что
он вступил с ней в половую связь с помощью обмана, требовала привлечения его к уголовной ответственности по
ст.117 УК РСФСР, так как он на ней не женился.
Данный факт прокурору района тов. Шувалову Ивану Владиславовичу известен. Я на законных основаниях
отказал в возбуждении уголовного дела по ст. 117 УК РСФСР и по ст. 5 УПК РСФСР. Отказной материал по
данному факту в прокуратуре района имеется.
Никакой взятки я не брал, укрывательством преступлений не занимался и не занимаюсь.
В будущем прошу вас оградить меня от написания подобных объяснений, так как они унижают мою честь и
достоинство».