— Из литературы, которую ты мне дал, взяв из сейфа следователя. Я ее читал очень внимательно, плохо, что
ее не дают читать по первому требованию желающих, — ответил шуткой Борода.
— Ты прав, следователи — не менты, с ними нельзя допускать вольности, а поэтому мне нужно алиби на тот
день, когда будет осуществляться наша операция.
— Тебе положен отпуск, возьми его и езжай с Альбиной куда-нибудь подальше, где вы должны засветиться
хорошим свидетелям.
— Мы не против культурного отдыха, — потягиваясь, согласился Сарафан. — Я нарисую схему кассы, расскажу, как в ней отключается сигнализация, несколько раз видел, как кассир ее выключает.
— Здорово! — похвалил Борода, нутром почувствовав огромную добычу.
— Сигнализация сигнализацией, а вдруг она сработает на некоторое время. И на ее сигнал рванутся менты?
Вот бы на такой момент на несколько минут перекрыть переезд!
— Они могут и под шлагбаумом проехать, — возразил Сарафану Борода.
— Конечно, могут, но на состав они не попрут. Дело в том, что к нам надо в гараж ехать только через
железнодорожный переезд, движение на линии у нас интенсивное, составы стали до жути длинные, усек мою
мысль?
— Я же не местный, делись своими наблюдениями, — резонно заметил Борода.
— Надо за неделю до операции предложить Цыгану ночью подежурить у переезда и заставить его записать
длительность стоянки машин у переезда в каждом часе. На другую ночь такую работу надо будет поручить
Валету, а потом, сравнив результаты обоих наблюдений, выбрать самый лучший вариант.
— Ты сейчас придумал, что сказал, или раньше додумался? — спросил Борода, все больше и больше
повышая деловые ставки зятя в своих глазах.
— Давно приглядывался, вынянчивал и высиживал, — признался Сарафан.
— Мысль дельная, обязательно провернем, — согласился с предложением Борода. — Шустрым ты у меня
оказался, зятек.
— Стараюсь, — улыбнувшись, ответил Сарафан.
— А, может быть, действительно, не стоит нам сейчас вновь раскручиваться? Только след замели, — спросил
Борода.
— Смотри сам, вам дело провертывать, вам оно и виднее, — ответил Сарафан с безразличием в голосе, уверенный,что сомнение не долго будет мучить душу Бороды.
— Жалко упускать такой случай, — произнес задумчиво тот. — Может, такого случая у нас больше никогда не
будет в жизни, — размышляя вслух, заметил он. — На сегодня хватит говорить о делах, давай будем отдыхать,
— предложил он.
Глава 28
После межведомственного совещания работников правоохранительных органов, проведенного в отделе
милиции, Шувалов, зайдя вместе с Простаковым в его кабинет и обговорив с ним текущие вопросы, поинтересовался:
— Василий Тимофеевич, как ты думаешь, посадив Петлюру, мы корней его здесь не оставили?
Не отвечая прямо на поставленный вопрос, Простаков начал пространно объяснять:
— Его дело в суде прошло без сучка и задоринки. Со стороны областного руководства нам выражена
благодарность за выявление такого матерого преступника. Внешне все обстоит гладко, но, честно говоря, меня
самого гложет сомнение, почему Петлюра добровольно нам сдался.
— Вот и меня обуревают такие же сомнения, — признался Шувалов. — Как бы их развеять, чтобы совесть не
мучила? Да и Серебряков без конца подзуживает, — объяснял он, почему заговорил на эту тему.
— Он мастак давить на совесть, — добродушно согласился Простаков. — Что его не устраивает сейчас?
— То, что не устраивает и нас с тобой. Почему Петлюра явился с повинной? Почему раньше в течение
десятков лет не проявил свои такие редкие способности? Почему вел себя на следствии паинькой? Эти «почему»
можно еще долго перечислять, но и сказанного достаточно.
— Иван Владиславович, если честно говорить, то я и сейчас не верю, что Петлюра — медвежатник, —
откровенно признался Простаков.
— Вот это новость! — удивленно воскликнул Шувалов. — Выходит, мы засадили невинного человека?
— Обижаете таким рассуждением и себя, и меня, — возразил Простаков. — Петлюра сидит за дело, за
которое ему, между прочим, мало дали. Он соучастник нескольких преступлений, о чем спорить не приходится. Я