Когда Клейн скрылся за углом дома, Степан Зубов огляделся и зашел в чайхану. Он занял свободный столик, поставив тяжелую сумку под стул. Пока он рылся в сумке, перекладывая вещи поудобнее, на столике откуда-то появился чайник и стаканчик с блюдцем.
Чай был настоящий — вишневого цвета и с запахом южной ночи. Зубов посмотрел на часы. Прошло только три минуты.
— Свободно?
Он машинально кивнул, и за столиком устроился человек в кожаной куртке. Русский, грузный, лет сорока. Не местный. Он тоже был с большой сумкой, и устроил он ее так же, как и Зубов, под стулом, потом пригладил ладонью короткие седые волосы и оглянулся. Степан Зубов и не оглядываясь знал, что за спиной у него сидят какие-то старики, а слева и справа есть два свободных столика. «Почему он подсел ко мне?», подумал Зубов. «Наверно, распознал приезжего. Надо было отшить его, но уже поздно». Бесшумно подлетел чайханщик и поставил на стол еще один чайник со стаканом.
— Ваши собираются в автобусе, — сказал чайханщик, протирая стол.
— Спасибо, сейчас пойдем, — сказал седой и повернулся к Зубову. — Не могу я местный чай пить. Люблю, но пить не могу. Беда. Вкус, запах, все нормально. Но после первого стакана режет в желудке, и все.
— А мне нравится, — сказал Зубов.
— Ну, пей, пей, — сказал седой.
Он встал, вытянул из-под стула свою сумку, в которой глухо брякнул металл, и вышел, оглянувшись на Зубова.
Через семь минут Зубов и чайханщик совершили несложную валютную операцию. Еще через две минуты Зубов вышел из чайханы и остановился за углом, неторопливо прикуривая.
Сигары он оставил у Марины. Сигара вещь домашняя, а в дорогу лучше брать сигареты. Не жалко выбросить, не докурив.
С Клейном они договорились — если что, разбегаемся. Пробиваемся поодиночке. Место сбора там-то и там-то, по таким-то дням, таким-то часам.
Если враги все-таки вычислили Рену, они вполне могли устроить у нее засаду. На этот случай Клейн и послал к ней своего человека. Человек надежный. Но не всемогущий. Так вот, если все-таки будет засада, то здесь уже никто не поможет. Значит, действуют такие структуры, что шансов нет. И остается только разбежаться, пробиваться, добираться до места сбора и ждать, ждать, ждать.
И вот прошло ровно пятнадцать минут, и Клейн не вышел из дома Рены. Зубов постоял на углу, прикуривая и незаметно оглядываясь. Штрафная минута. Он отметил «ауди» с водителем, читающим в темноте, и микроавтобус на тротуаре — зеленый «транспортер».
Зажигалка, наконец, перестала стрелять искорками, выдала язычок пламени, и сигарета занялась. Больше стоять нельзя. Он поднял тяжелую сумку и пошел вперед, не оглядываясь. Всё. Надо уходить.
Между домами, на выезде из двора, стоял автобус — серый ПАЗ с черной полосой по борту и с занавесками на окнах. Передняя дверь была открыта, и на подножке стоял человек в камуфляже типа «камыш». Заметив Зубова, он что-то сказал кому-то внутри автобуса, кивнул и сошел с подножки, оглядывая безлюдную улицу. Был он невысоким и плотным, шея шире головы, руки дугой. Типичный борец-тяжеловес. И двигался он по-борцовски мягко, чуть подав плечи вперед.
«Федотов?» Зубов чуть не выронил сумку от удивления и радости, но тут же очнулся. Человек, похожий на прапорщика Федотова, был моложе Зубова. А Федотову сейчас должно бы исполниться пятьдесят пять… Прапорщик Федотов пришел в спецназ из пограничников. Несмотря на борцовскую комплекцию, он был непревзойденным мастером горной подготовки и на занятиях беспощадно гонял молодняк по скалам, не различая званий, должностей и наград. После войны он уволился и уехал к себе в Душанбе.
Нет, это не Федотов. Тяжеловат, сутулится. И этот камуфляж…
В годы службы у Зубова такого камуфляжа не было. На боевые они надевали пропыленные робы, случалось работать и в халате с чалмой, но в расположении спецназовцы ходили в простом мотострелковом «хэбэ». Пятнистая «эксперименталка» была привилегией прилетающего начальства. С тех пор у него выработалась стойкая неприязнь к тем, кто в мирной жизни носит всякие камуфляжи или, к примеру, высокие ботинки-берцы.
Но, похоже, этот Камыш жил не самой мирной жизнью.
— Сюда, сюда, — приказал он, глядя на Зубова.
«Засада», подумал Степан Зубов, и повеселел. В чайхане он успел переложить косметичку с кольтом из сумки под плащ. А в нагрудном кармане жилета лежал его маленький ПСМ. И если это и в самом деле засада, то ему сейчас предстоит более веселое занятие, чем разбегаться, пробиваться и уходить на дно.
Из автобуса выглянул еще один, и Зубов признал в нем седого, который только что ненадолго подсел к нему в чайхане.
Уже двое, считал Зубов. Кажется, еще один за рулем. «Троих кладу на месте. Уходить буду через двор», решил он, увидев, что между домами просвечивают фонари параллельной улицы и виднеются кроны деревьев.
— Ну чего так долго, — недовольно сказал Камыш Зубову. — Вы сюда не чай пить приехали.
Зубов перехватил сумку левой рукой, а правую встряхнул, расслабляя пальцы.
— Сумку в автобус, — сказал Камыш, — а сам вон туда. Держать угол. Кто побежит — задерживать. Но без шума. Может быть женщина с ребенком, может быть один ребенок. Если бежит мужик, он может быть вооружен, его не трогать. Позовешь нас и дуй за ним, но осторожно. Вопросы есть?
Команда «дуй» была одной из неуставных команд прапорщика Федотова. И Зубов еще раз подивился сходству. Он молча закинул сумку на плечо и пошел на указанный угол. Камыш проговорил ему вдогонку:
— Сумку-то оставь. Вот куркуль…
«Они меня за своего приняли, — подумал Степан. — Хорошее начало. Подыграть им, что ли по системе Станиславского?». На углу он обнаружил столбик со знаком автобусной остановки. Грамотно, отметил Зубов. Стоит себе запоздалый пассажир, ожидает автобуса. Интересно, здесь и в самом деле остановка, или они этот столбик сами установили?
Отсюда ему было видно часть дома, в котором скрылся Клейн. Улица, на которой стоял Зубов, огибала скверик с густыми кустами, скамейками, кипарисами и соснами — хорошее прикрытие от пистолетных пуль. А за киоском можно и остановиться, чтобы расстрелять преследователей, когда они будут продираться через кусты. Парочка сидит на скамейке. Ну, нашли местечко… Парень-то должен сообразить, что делать при стрельбе? На всякий случай надо будет встать левее, чтобы не задеть их…
Он все рассчитал, но расчеты не понадобились. Захлопали дверцы машин. Зачихал, заводясь, мотор автобуса. Камыш выскочил из-за угла и махнул ему: «Сюда!»
Из дома вышли двое в сером камуфляже, встали спиной к выходу. Вывели Клейна. Руки его были свободны, но он не пытался убежать. Подлетела белая машина, Клейн сел на заднее сиденье вместе с двумя охранниками.
Времени на размышления не оставалось. Позиция была удобной, а вот сил маловато. Сейчас белая машина с Графом повернет на эту улицу и проедет мимо меня, рассчитывал Зубов. Стреляю в водителя из кольта. Охрана выскакивает из машины. Должна выскочить. Кладу дальнего, пока он не спрятался за машину, а от ближнего прячусь за скамейку, он выдвигается, кладу его наверняка. Граф уже за рулем, подбирает меня, я на заднем сиденье отстреливаюсь от автобуса с Камышом и «седым». Хватит попадания в радиатор.
Этот расчет занял в его мозгу ровно столько времени, сколько надо, чтобы сунуть руку под куртку и нащупать рукоятку кольта. Но этого времени хватило и на то, чтобы увидеть, как из подъезда выходят еще какие-то люди, и как они на ходу заскакивают в подкативший «транспортер».
Отставить, скомандовал Зубов с досадой.
Автобус с занавесками на окнах вырулил из-за угла. На подножке стоял Камыш.
— Ну ты что, заснул? — крикнул он Зубову.
«По крайней мере, буду держаться поближе к Графу. Пока они не разобрались. А разберутся — им же хуже будет», решил Зубов. Он спрятал кольт обратно за пояс, подхватил сумку и побежал, догоняя автобус. Задняя дверь раздвинулась, он закинул туда сумку и запрыгнул сам.
Внутри было довольно просторно. Вместо обычных сидений в салоне были две лавки вдоль стен, а в проходе, на оцинкованном полу стояли спортивные сумки, такие же, как у Зубова. Он насчитал двенадцать сумок. Усмехнувшись, добавил свою. Пусть будет тринадцать.
На лавках сидели двое. «Седой», любитель местного чая. Второго Зубов обозначил Щуплым. Он был узкоплечий и сутулый, в длинном вязаном свитере и в большой кепке типа «аэродром».
Водителя не было видно за переборкой. Камыш был четвертым противником.
Щуплый привстал и полез в карман, задрав свитер. Зубов увидел у него сзади на поясе кобуру.
— Не курить в машине! — сказал Камыш.
— Да я осторожно, — по-южному протянул Щуплый.
— Сдать сигареты, — сказал Камыш. — Всех касается.
Зубов кинул свою полупустую пачку в проход. Щуплый, сокрушенно поцокав языком, вертел в руках нераспечатанную пачку «Мальборо», но сдавать ее не спешил.
— Вы опоздали, — сказал Камыш, — так что полный инструктаж потом получите. Сейчас ситуация такая. Собрались не все. Народу не хватает, поэтому каждому придется выкладываться на все сто, а то и двести процентов. Группы по три человека. Старший из местных. Полное подчинение. Никаких вопросов. Прикажут прыгать с десятого этажа — прыгать, и все дела. Все будет проплачено. Поэтому прыгать надо с умом, так, чтобы получить свои деньги. Ну, не мне вас учить. Вопросы есть?
— Что будем делать? — спросил «седой».
— Там скажут. По первому варианту должны были разбежаться по адресам. Надо было снять информацию, куда ехать на захват. Весь день тут торчим, с самого утра. Народ подтягивается, сука, с миру по нитке, по чайной ложке. Боялся, что по одиночке придется на засаду идти. Но птичка припозднилась, и мы теперь в полном комплекте.
— А делать-то что? — не унимался «седой». — Задача есть?
— Будет вам задача, мужики, будет. Птичка упертая попалась, будем колоть ее по серьезному. Теперь все едем на фазенду. Как только снимем информацию, получим задачу. Еще вопросы есть?
— Опять двадцать пять. Почему курить-то нельзя? — спросил Щуплый.
— На дурацкие вопросы не отвечаю. Еще вопросы есть?
— А я ведь обидеться могу, — сказал Щуплый. — Переживать начну, нервничать. Пальчики дрожать начнут. Вам всей толпой придется меня успокаивать. Так что хамить-то мне не надо.
— Тебя «хранители» прислали? — спросил Камыш.
— Есть такая буква, — сказал Щуплый.
— Я тебя другим представлял. Извини. Можешь курить, если очень хочется. Но только сядь в корме, если не трудно. Подальше от сумок, пожалуйста.
Щуплый перебрался назад и распечатал пачку. Но закурить ему не удалось. Автобус резко затормозил. Зубов откинул занавеску и выглянул в окно.
Он увидел «транспортер», который остановился, выехав поперек тротуара. Из проема откатившейся двери вывалился человек, за ним второй. Первый остался лежать, раскинув руки, а второй побежал по улице. Он пронесся мимо автобуса, и Зубов увидел, что его черная рубашка порвана на спине. В руке у него был зажат нож, и короткое лезвие сверкнуло, когда он пробегал под фонарем.
— Гасить! — сказал Камыш и кинулся к задней стенке автобуса.
Он схватился за рукоять, потянул, и задняя стенка откинулась вверх. Щуплый по-змеиному выскользнул из автобуса.
Человек в черной рубашке успел сделать несколько шагов. Что-то щелкнуло, и он споткнулся, взмахнул руками. Нож вылетел, звонко ударился об асфальт и скользнул вперед. А человек, еще бесполезно перебирая ногами, все падал и падал и вдруг замер.
— Контрольный! — сказал Камыш.
Тело человека в черной рубашке последний раз дернулось на асфальте, и Щуплый забрался обратно в автобус, держа дымящийся пистолет стволом вверх.
— Подберем, — сказал Камыш.
Автобус попятился назад. К убитому подбежали двое в камуфляже. Подняв тело за руки и за ноги, они раскачали и забросили его в задний люк автобуса. Один из них подобрал туфли, которые валялись на дороге, второй сбегал за ножом, и на асфальте не осталось ничего, кроме пары блестящих лужиц.
— Сдвинь сумки, только осторожно, — сказал Камыш Зубову. — Освободи место для гостя.
«Седой» вытянул из-под лавки брезент и накрыл им тело. Зубов услышал, как он проговорил вполголоса: «Ну что, добегался…»
Щуплый остался сидеть на краю лавки у задней стенки автобуса. Он курил, ссутулившись, с видом смертельной усталости опираясь локтями о колени и свесив голову. Рукоятка пистолета выпирала под свитером сзади.
Этого надо убирать первым, решил Зубов. Не знаю, на что способны остальные, но этот себя уже показал.
Он пересел на другой конец лавки. Теперь все трое противников были слева от него, а водитель справа. Если они и успеют открыть огонь, то будут стараться не задеть водителя, и это может им помешать. Не засадить бы пулю в сумки. Судя по всему, там может быть взрывчатка.
— Что, покойников боишься? — спросил Камыш, по своему поняв его перемещение.
— Ужас как боюсь, — Зубов пожал плечами.
Камыш раскрыл блокнот, щелкнул ручкой и сказал:
— Ну что, больше никто не подтянется, я думаю. Записываю последних.
Щуплый поплевал на сигарету, бросил окурок на оцинкованный пол и раздавил его ногой. Порывшись под свитером, он достал красную книжечку. Камыш переписал в блокнот:
— Ассоциация «Хранитель»… Так, следующий.
Следующим был «седой». Он тоже предъявил удостоверение охранника. Камыш повернулся к Зубову.
Степан Зубов расстегнул плащ и вытащил из-за пояса косметичку. Потянул молнию. Запустил ладонь внутрь.
Пальцы его наткнулись на твердую гладкую книжечку.
Отвлекающий маневр? Почему бы не попробовать…
Он вытащил удостоверение и передал его Камышу. Рука вернулась в косметичку и обхватила рукоять кольта.
— О-Пэ «Мурена», город Балашиха, — прочитал Камыш и сделал запись в блокноте. — Побрейся, Петров, а то сам на себя не похож.
Зубов невольно провел рукой по подбородку.
— Так, эти бумажки вам больше не понадобятся. На фазенде получите новые. Теперь вы работаете в охранной компании «Туранбуран Протект». Получите форму и «кипарисы».
— «Кипарис»? На фига мне эта пукалка? — спросил «седой». — У меня своя «тотошка», родная.
— А у тебя там что? — спросил Камыш у Зубова, показывая на косметичку.
— Кольт.
— Парк юрского периода, — засмеялся Щуплый. — Отцы, вы бы еще «максим» притаранили, или там ППШ.
— Ладно, — махнул рукой Камыш. — Можете таскать железяки с собой, но «кипарисы» все равно получите. Порядок есть порядок. На сегодня работы больше не будет. Мыться, бриться, отдыхать. Так, еще. Запоминайте свои позывные. Это не только для рации. В общении тоже, обращаться только по позывным. «Хранитель», ты будешь Закир. Ты будешь Нури. Петров, ты — Рамазан. Запомнили?
— Легко, — сказал Степан Зубов. — Я Рамазан.