Автобус остановился. Посмотрев вперед, Зубов увидел только клубящуюся пыль в лучах фар. Фары погасли, и в темноте появились две звездочки. Они приближались, раскачиваясь. Скоро появились пятна света на дороге. К автобусу приближались двое с фонариками.
Они переговорили с водителем. Один из них заглянул в салон и скользнул лучом по лицам сидящих, по сумкам и брезенту на полу. Второй пошел впереди, освещая дорогу, и автобус медленно тронулся за ним, не зажигая фар.
Поперек дороги вдруг высветилась автоцистерна. Она испустила облако дыма, моргнула стоп-сигналами и неловко, рывками откатилась назад, пропуская автобус. Дальше был опущенный шлагбаум и усатые полицейские в касках, громоздких бронежилетах, с автоматами стволом вниз.
Наконец, после кружения по тесной улице между каменными заборами, автобус остановился перед железными воротами. Над забором возвышалась караульная вышка с мощным прожектором. Ворота поползли в сторону со скрежетом и визгом, и автобус вкатился в сад.
Невысокие деревья с побеленными стволами сплошной стеной окружали заасфальтированную площадку перед воротами. Здесь уже стояли знакомые Зубову машины — белая «ауди» и микроавтобус.
— Рамазан, Нури, за мной, — вполголоса скомандовал Камыш, выходя из автобуса. — Закир, сумки выгружай на траву. И поосторожнее, не кидай.
Они углубились в сад по дорожке, вымощенной белым камнем. Из такого же камня был сложен забор, вдоль которого они подошли к небольшому домику с закрашенными окнами. Из-за открывшейся двери ударил густой запах хлорки.
Камыш вытянул из коридора что-то длинное. Это были носилки.
— Ну, похоронная команда, тащите клиента сюда, я пока санитаров разбужу, — сказал Камыш. — Только не заблудитесь. В той стороне собаки пасутся.
Они вернулись к автобусу. Никаких сумок на траве не было. Щуплый мирно спал на лавке в автобусе.
«Седой» забрался в автобус и открыл задний люк. Зубов подал ему носилки. В темноте слышалась возня и шарканье ног по оцинкованному полу. Автобус был приспособлен для перевозки гробов, но носилки из него вынимались с трудом.
Зубов вспомнил, что те двое к нему на Почтамтскую приезжали на «скорой помощи» — потом он перегнал машину в тупичок, где ее найдут очень нескоро, и не всю. И у Клейна он застал машину коммунальной службы. А вот теперь — катафалк.
В темноте послышались шаги, хруст веток. Группа крепких ребят в серо-голубом милицейском камуфляже остановилась у автобуса. Все они смотрели на Зубова, который держал на весу один конец носилок, а второй конец еще был внутри автобуса. На носилках из-под брезента торчали ступни в темных носках. На пятке белела дыра. «Седой» вылез из люка, подхватил носилки и вдвоем они поставили свой тяжелый груз на асфальт, чтобы перехватить поудобнее.
Зубов поправил брезент, прикрыв ступни убитого.
— Тут, типа, где-то сумки должны быть наши, — сказал один из группы. — Нам их в камеру хранения сдавать. Где сумки-то? Сказали, что около автобуса.
— А я тебе не нанимался грузчиком, — послышался из автобуса недовольный голос Щуплого.
В проеме двери показалась его узкая фигурка. Оглядев собравшихся, Щуплый заговорил более приветливо.
— Так, бойцы, подходим по одному, быстренько получаем багаж. Сумки фирменные, чистые, жалко же их в грязь бросать, верно? Подходим, разбираем!
Бойцы понемногу разобрали сумки и ушли в темноту. Зубов с «седым» отнесли тело к домику у забора, где их перехватили двое в темных халатах. «Санитары» занесли носилки в домик, Камыш плотно затворил за ними дверь и сказал:
— На этом все. Пошли рубать, хлопцы, пока мясо не остыло.
— Сумки там остались, — напомнил «седой».
— Не пропадут, — сказал Камыш. — С утра вам на этом же автобусе ехать. Вы теперь на пару будете. Отвозить, привозить. Пускай салабоны[16] побегают, а нам, старикам, как-то на колесах веселей. Так, старая гвардия? А, Рамазан?
— Это точно, — сказал Зубов, подумав: «И чего он ко мне прицепился? Педик, что ли?»
В кронах деревьев вспыхнули лампочки, и по освещенной аллее они вышли к пустому бассейну. Слева и справа стояли одинаковые домики с плоскими крышами, а прямо за бассейном высился двухэтажный особнячок с башней. Все окна на первом этаже тепло светились, и было видно, как за столиками сидят бойцы в камуфляже, и женщина в белом халате ходит между столиками с подносом, собирая пустые тарелки.
«Три стола, сидят по четыре за каждым, — считал Зубов. — Пустой стол с грязными тарелками, три стакана. А вон еще стол за колонной, там еще четверо. Уже больше чем двадцать штыков».
Штыков кормили гречневой кашей с тушеным мясом. На каждом столе была большая миска с нарезанными помидорами и огурцами, тарелка с ворохом зеленого лука, горка серого хлеба и по две бутылки красного сухого вина. Все ели молча и сосредоточенно. «Соль дай». «Вино кислое». Больше Зубов ничего не услышал.
— Так, — сказал Камыш, выходя на середину столовой. — Порубали? Можете покурить перед отбоем. Спать на втором этаже. Там две палаты по десять коек, хватит на всех. Сортир и умывальник с правой стороны. Каптерка с левой, там возьмете форму, кто не взял. Подъем в семь ноль — ноль. Вопросы есть?
— У матросов нет вопросов, — раздался бодрый голос Щуплого.
Загремели отодвигаемые стулья. Зубов не вставал. Он медленно потягивал вино, разглядывая и еще раз пересчитывая выходящих. Чтобы освободить Графа, ему придется перестрелять их всех.
Их было четырнадцать. Лет двадцати пяти — тридцати. Все примерно одного роста, все загорелые и темноволосые. У семерых за спиной висел «кипарис» без магазина.
Зубов допил вино и последним вышел из столовой. Бойцы собрались у крыльца вокруг железной бочки, наполовину вкопанной в землю. Зубов похлопал себя по карманам и вспомнил, что оставил сигареты в автобусе.
Кто-то протянул ему открытую пачку «Примы».
— Закуривай, братишка. Наша, краснодарская.
Вспыхнула спичка, осветив умело сложенные ладони. Зубов прикурил первым, хозяин спички — вторым. Потянулся третий, но хозяин задул спичку. И тут же зажег новую.
— Кого привезли, братишка, ногами вперед? Нашего или нет?
— Нет, — сказал Зубов.
— Тогда другое дело. А то ребята уже заскучали некоторые. Говорят, не все доехали. А и кто доехал, уже, говорят, некоторые в погребе отдыхают.
— Такая работа, — сказал кто-то из темноты.
На другом краю крыльца присели несколько бойцов, как видно, знакомых. Зубов незаметно прислушивался к отголоскам их разговора.
— … натуральные духи. Так и ходят в своих шапках и шароварах. И у каждого АКМ. Услышали, что мы по-русски говорим, сразу подтянулись, обложили. Вроде сидят, ворон считают, а сами секут за нами. Один подкатился: «Командор, Афгана ходил?» Я ему, мол, не ходил, маленький был тогда. А он: «Отец, брат, сестра ходил?» Хотел я его послать, да вспомнил, что чучмеки за мат зарезать могут. В общем, прочитал он мне политинформацию, как плохие русские командоры ходили в Афган, а теперь Афган будет ходить в Россию. Ну, начали они собираться на объезд трубы, Толян меня придержал. Не понравилось ему, что они меня зацепили, и оставил на базе. Сам за руль, и повез.
— Постой, какой объезд? Какой трубы? Уже протянули?
— Нет, конечно. Никакой трубы, одни колышки. Но трассу объезжают каждый день. Короче, уехал Толян, через час по рации тревога, вызывают вертушку. Обстрел. Мы по-боевому туда. Толяну пуля в шею, вышла через затылок.
— Не показывай на себе.
— Короче, кончился, пока летели. Вот так.
— А откуда стреляли?
— А они не заметили.
— Ну да. Они же в горах никогда не были…
— Короче, братва, решил я дальше не подписываться. Трубой там не пахнет. Так и будем по горам ездить, духов катать. Нам это надо? Обещают большие бабки, но только после пуска. Какой там пуск… Конь не валялся. А еще Толян мне рассказывал, что трубы, может, и не будет никакой. Что нефти мало, и гонять ее по трубе выйдет в десять раз дороже, чем старые скважины распечатать где-нибудь у них, в Северном море или в Мексиканском заливе. А сейчас просто трассу хотят зачистить. Обжить помаленьку, а потом построить какую-то супер дорогу Европа — Азия в обход России. Но это когда еще будет, а мы-то записывались на охрану трубы. Так что нам ничего не светит. Толян сам уже собирался не продлевать контракт. Вот и не продлил…
Сигарета тянется семь-десять минут. За это время можно услышать много интересного. Добавим к этому еще полчаса перешептываний после команды «отбой». Зубов слушал, иногда поддакивал, но в основном угрюмо отмалчивался, как и большая часть бойцов. Устроившись на узкой солдатской койке, он еще долго обдумывал подслушанное.
Собравшихся можно было разделить на несколько групп. Три или четыре охранника из компании «Туранбуран Протект». Они занимались охраной трубопровода, которого еще не было. Пятеро или шестеро прилетели сюда, чтобы после тестирования подписать контракт и тоже заняться охраной несуществующего трубопровода. Еще пятеро были вызваны из различных охранных предприятий на временное усиление охраны все того же трубопровода.
Народу могло быть и больше, но на усиление приехали не все вызванные. А местные кадры поредели за последнее время.
Самым приятным во всем этом было то, что кадры поредели по вине Кота. Зубов с трудом удержал эмоции, услышав о потерях туранбуранцев при попытке задержания его старого друга. Двое застрелены. Двое покалечены в аварии. «Это вы еще не знаете про моих двоих», чуть не сказал он. А одного, говорят, сегодня пырнули ножом, сейчас в реанимации.
Никому не показалось странным, что трубопроводные охранники почему-то участвуют в каких-то полицейских мероприятиях. Кого-то разыскивают, хоть и неудачно. Кого-то задерживают, еще неудачнее. Это были опытные бойцы, и они привыкли не спрашивать лишнего, а спокойно делать свое дело, за которое к тому же весьма щедро платили. Правда, порой кого-то из них уносили в домик с запахом хлорки. В таких случаях увеличивалась зарплата оставшихся в живых, только и всего.
Дождавшись полной тишины, Зубов встал и вышел в коридор. Он ошибся — заснули не все. Его попутчики сидели на табуретах в разных концах коридора. Седой подшивал подворотничок к камуфляжной куртке, а Щуплый чистил пистолет, разложив детали на подоконнике…
салабон, салага — презрительное название молодых солдат