— Хочу тебя предупредить, будь осторожна… мне кажется капитан Симаков, что то нам не договаривает.
— Я ему тоже не доверяю. Вы с сержантом всю черновую работу делаете, а он приходит на все готовенькое и гадок, ой как гадок… Зачем его нам подсунули?
— Еще не разобрался.
— Я буду с ним очень внимательна.
— Вот и хорошо. Пошли обратно…
У костра на бревне сидит Симаков, я не вижу ни пленных, ни Степанова.
— А где остальные? — спрашиваю его.
— Я приказал сержанту их убрать.
— Но я это вам не приказывал.
При всплесках огня от костра вижу, как с ненавистью на меня посмотрел капитан.
— Лейтенант, я здесь еще и от федеральной службы и должен решать задачи поставленные передо мной управлением. Сбор информации, это моя основная задача, ваша — все остальное. Вы сами отдали мне пленных и я, получив от них все что нужно, решил их ликвидировать. Кстати, вы сами в предварительном разговоре, хотели сделать то же самое.
— Хотел, но я всегда уважал единоначалие. Сейчас я вам сделал замечание, а в дальнейшем… еще раз будете самовольничать — расстреляю.
Сзади, как тень возник Степанов.
— Я все выполнил, товарищ капитан.
Наша группа идет по лесистому откосу, где-то внизу, в метрах восемьсот, параллельно нам, кривляется ручей и похоже, движется отряд из девяти человек.
Это настоящий лагерь. В крутом склоне, у берега ручья, вырыто восемь пещер, входы их прикрыты одеялами. Я предположил, что здесь около сорока человек. Прибывшая группа Салладина, уже растворилась среди местных бандитов, это я определил по пленному, которого привязали к сухому дереву у ручья. Мы слишком далеко от лагеря, просматриваем его плохо, из-за мешающих деревьев, и поэтому предполагаем, что секреты все же есть и они где-то выставлены по периметру лагеря. Пока Степанов на стреме, Симаков, я и Круглова, забрались за вывороченное из земли старое дерево, где пытаемся разработать хоть какой-то план действия.
— Я предполагаю, что надо прежде всего связаться со своими, — говорю им.
— К сожалению…, - капитан разводит руками. — Мы не можем связаться со своими. Я проверил радиотелефон, он не работает.
— Как не работает? Когда проверили? Кто вам разрешил это?
— Связь доверили нести мне. Час назад, когда из рюкзака доставали консервы, то я обнаружил, что на лицевой панели радиотелефона вмятина. Попробовал включить, не работает.
— Почему же мне сразу не сообщили?
— Мы так спешили, что не успел…
Я и Круглова смотрят на него, открыв рот. Что это, халатность или умышленный ход? Наконец, я пришел в себя.
— Дайте телефон.
Симаков вытаскивает радиотелефон и подает мне. Действительно, на лицевой панели рядом с кнопочками глубокая вмятина, похоже от консервной банки. Пытаюсь включить, но не красного огонька, ни звука зуммера, нет.
— Отвертку, у кого есть отвертка?
Симаков жмет плечами, Круглова растеряно мотает головой.
— Черт, черт… Этого не может быть. Чтобы так вмять, нужно двинуть по нему что есть силы.
— Вы что, подозреваете меня? Что я это сделал умышленно? Да как вы смели так подумать, товарищ старший лейтенант.
— Смел. И мне кажется, что это вы сделали нарочно.
— Думайте, что хотите, товарищ старший лейтенант, но вы не имеете права меня так оскорблять. Я вынужден буду доложить об этом по команде. Вы никак не можете понять, что я работаю в ФСБ, а эта служба никогда не делает ничего нарочно. Кстати, у нас была возможность иметь связь. Если бы вы не приказали уничтожить мобильные телефоны, которые мы захватили под Анджели, то давно бы связались со своими.
— Я не в силах вас убрать от участия в операции, товарищ капитан, но…
— Не грозите мне, старший лейтенант, не надо. Ко всему стоит подходить трезво. В любой операции могут быть свои промашки, свои просчеты, предусмотреть нельзя ничего. Но приказ надо выполнять, поэтому, хоть я и не имею право руководства операцией, предлагаю все же что-то выполнить. Например, обстрелять самим лагерь или снайперше уничтожить кого-нибудь.
Здесь произошла большая пауза. Круглова с ненавистью смотрела на Симакова. Я чувствовал нутром, что то здесь не то, но… доказать ничего не могу. Наконец, вынес решение.
— Итак, основную часть операции придется возложить на снайпера, — сообщаю им. — Она будет стрелять по бандитам с определенной точки, поближе к лагерю, а мы обеспечим ей отход.
— А вы знаете главаря в лицо? — спрашивает Симаков.
— Нет. Будем стрелять в него по тем приметным признакам, что обрисовали пленные.
— Это слабый довод, а вдруг ошибетесь и убьете не того?
— Значит будем искать другие пути, чтобы его уничтожить.
— Это сумасшествие… Либо нас перебьют, либо мы можем застрять в этих лесах, пока не подохнем от голода.
— У вас есть другое предложение?
— Есть. Я предлагаю совершить дополнительный поиск и взять в плен из лагеря еще одного бандита, который может быть нам и укажет на Сагдалаева, а вот после этого… стрелять.
— Для этого надо переловить и перестрелять пол лагеря, потому что после первого же нападения на них, на нас навалятся все бандиты. К сожалению, это нам не по силам, нас только четверо.
— Однако, мы передовой пост бандитов сняли, если они это обнаружили, то уже давно должны искать нас…
— Может быть и ищут. Вон тот пленный, что привязан к дереву, наверно им тоже рассказал все.
— Вы старший, решайте сами. Только сухой паек у нас уже почти кончился.
— За воду переживать не надо, ручей рядом, а есть будем то, что дает природа. Правильно я говорю, сержант? — обращаюсь к Кругловой.
— Да, товарищ, старший лейтенант.
Она улыбнулась, видно вспомнив Чупры.