— Даже Моссе не так глуп, чтобы отдать ключ от сундука с деньгами двум мальчишкам, — презрительно отозвалась жена пекаря.
— Кажется, Даниилу почти двадцать, госпожа Эсфирь. Он уже мужчина.
— Все равно. Подумайте об искушении. И о том, в какую беду они могли бы попасть, будь у них лишние деньги. Женщины. Выпивка. — Она снова понизила голос. — Неслыханные пороки и разврат. — Глаза Эсфири заблестели. — Конечно, мы небогаты, госпожа, — поспешно добавила она, — но эти деньги идут на уплату налогов и за наем лавки, мы копим их на черный день. Нет, мальчики даже не знают, где мы их храним.
Юдифь в этом сомневалась и потянулась за круглой буханкой, за которой пришла.
— Аарон никогда бы не стал воровать у нас, — добавила его мать.
— Конечно, нет, — согласилась Юдифь, подумав про себя, что Эсфирь и Моссе ничего не знали о собственных детях.
— Он всегда был спокойным, тихим ребенком. Если бы здесь жил Даниил… — Эсфирь энергично закивала. — В это я бы могла поверить. Он мог бы взять деньги, чтобы только показать всем, как это легко. В шутку. Но потом бы он рассказал мне, вернул бы их, и мы бы вместе посмеялись. Он такой.
— Он уже так делал?
— Ну… — Эсфирь замялась. — Лет в восемь он вытащил сладости из запертого шкафа.
— А что с Аароном? — спросила Юдифь, вспомнив о беспорядке, ожидавшем ее дома.
— По-моему, это дочь старого Мордехая, — ответила Эсфирь.
— Далия? — переспросила Юдифь. Шестнадцатилетний застенчивый, неловкий Аарон был неподходящим женихом для веселой дочери богатого купца.
— Далия. Он чахнет из-за нее. Я знаю. Но только он так застенчив, что краснеет и уходит, стоит ей появиться. — Женщина еще сильнее принялась переворачивать, сворачивать и бить тесто. — Знаете, она маленькая ведьма, постоянно мучает и дразнит его. Но Мордехай очень богат. В его подвале полно монет, которые он заработал, когда торговал обувью, прежде чем заняться другими делами. И неудивительно при таких ценах. Не то что мы, кто может лишь попросить заплатить за буханку и должен оплачивать стоимость зерна, дров для очага и налоги. Вечные налоги. Как же может семья выжить? Только при помощи выгодного брака. Но стоит мне предложить найти ему партию, как он начинает злиться. Не знаю, что и делать, госпожа. На днях, — добавила Эсфирь, понижая голос, — он сказал, что не хочет быть пекарем. Желает стать ученым, писарем. Моссе очень расстроился.
— Учителем? Или раввином? — изумилась Юдифь. — Аарон?
— Нет, — ответила его мать, и ее проворные руки застыли на месте. — Не то. Кем-то там еще. Он не находит себе места и потерял сон, все бродит ночью. Должно быть, это любовь, — недовольно произнесла она. — Что еще? Он такой усталый все время, что еле поднимает мешок с мукой, но вместо отдыха пропадает по вечерам, одному Господу известно где. Думаете, господин Исаак может исцелить его?
— От любви? Не думаю, что даже мой муж может это сделать.
В тот вечер пятнадцать или двадцать жителей собрались на лугу на противоположном берегу реки Онияр послушать похожего на ученого человека из таверны. Он говорил уже свыше четверти часа, но большая часть слушателей лишь равнодушно взирала на него, ничего не понимая. Словно коровы на лугу, провожающие взглядом путника, слушатели коротали время в ожидании чего-нибудь более интересного. Однако были и те, кто наблюдал за незнакомцем с живым любопытством, а кое-кто из молодых людей даже внимал с жадным интересом. Стоявший в толпе маленький мальчик, скучающий и не находящий себе места, подобрал камень и поднял было руку, собираясь его бросить. Спутник оратора в бедной заплатанной, поношенной блузе с растрепанными седыми волосами и лицом, покрытым шрамами, с силой сжал запястье мальчика.
— Ай! — вскрикнул мальчишка. — Мне больно!
— Отлично, — отозвался человек. — Запомни это. В следующий раз я схвачу тебя уже не за руку. А теперь с глаз долой!
Парнишка повернулся и побежал к зарослям высокой травы на краю луга, исчезнув среди сухих стеблей и пушистых колосьев в человеческий рост.
— Друзья, — произнес оратор, не обращая ни малейшего внимания на эту досадную помеху, — то, что я, мастер Гиллем из Монпелье, поведал вам, составляет лишь малую толику древних знаний, тайной мудрости магов, которой я обучился в университете в Монпелье, а также узнал от разных астрологов, провидцев и мистиков, встречи с которыми искал во время моих скитаний по миру. Произнеся слова, которым я вас научу, священные слова, не опороченные ересью и колдовством, и используя травы, о которых я вам поведаю, вы сможете возвратить телу здоровье и силу, укрепить разум и обрести мудрость, что поможет постичь скрытое от вас. Это принесет вам мудрость и процветание.
— А благодать? — спросил один из трех юношей в одежде писаря.
— За ней идите в церковь, — не задумываясь, ответил ученый. — Церковь научит вас, как обрести благодать. А теперь я смиренно обращаюсь к вам: если вы желаете узнать обо всем этом, то когда мой друг и помощник Луп пойдет по кругу, дайте ему, сколько можете, чтобы мы купили себе хлеба и помогли бедным.
— Догадываюсь, о каких бедных идет речь, — сказал соседу состоятельный господин, стоящий в конце.
— Бедным хозяевам таверн и продажным женщинам? — осведомился его собеседник.
— Я уже встречал подобных типов. Они скоро уйдут. У этих двоих нюх на служителей закона. — Господин кивнул в сторону двух всадников, галопом приближавшихся к лугу.
Шагая в лучах заходящего солнца по дороге, ведущей в Жирону, оба господина слышали насмешливые крики толпы и пронзительный голос мастера Гиллема.
— Мы вернемся завтра, — кричал он. — Вы поступаете опрометчиво, пытаясь заставить меня замолчать, ведь я могу принести здоровье и благоденствие всем жителям города.
Оба довольных господина усмехнулись и разошлись.
Стражники равнодушно наблюдали за происходящим.
— Мы не собираемся затыкать вам рот, мастер Гиллем, — произнес один из них. — Мы хотим, чтобы вы получили разрешение на свое выступление.
— Но мы же находимся на достаточном расстоянии от городских ворот, — возразил оратор.
— И тем не менее вам нужно письменное разрешение.
— Чтобы вы могли сорвать жирный куш, — пробормотал Луп, для надежности засовывая мешок с деньгами под рубаху. Он взглянул на мастера Гиллема, кивнул трем неуклюжим юнцам лет шестнадцати-семнадцати и обратился к остальной толпе. — Вы слышали, что сказали господа, — крикнул он. — Возвращайтесь в свои дома.
Когда толпа начала редеть, лишенная представителями власти даже этого скупого вечернего развлечения, мастер Гиллем повернулся к трем юношам.
— Добрый вечер, господа, — спокойно произнес он. — Сожалею, что наше собрание прервалось. Эти добропорядочные люди, управляющие городом, страдают, скажем так, некоторой узостью мышления.
— Они не из города, — заметил один из юношей.
Мастер Гиллем не обратил внимания на замечание.
— Вы хотите обрести мудрость?
— Да, — ответил молодой человек, наверное, самый смелый из них. На нем тоже была черная блуза ученого. — Но мы не уверены, что вы тот, кто сможет научить нас столь высоким предметам.
— Согласен, — ответил Гиллем с деланым смирением. — Вполне возможно, господа, что ваши знания уже превзошли мои способности. Вы разбираетесь в волшебных травах, которыми устлан путь к знанию?
— Нам об этом ничего не известно. Верно, Лоренс? — сказал самый юный из них.
— Молчи, Марк, — отозвался Лоренс. — Предоставь это мне. Мы бедные студенты, — продолжил он, — мы не можем много заплатить. Одна монета в ваш мешок от нас троих, чтобы выслушать пару слов о важности знания, — это одно дело, но сколько вы попросите за то, чтобы поделиться с нами самим знанием?
— По десять монет с каждого, — вступил в разговор Луп. — И лишь потому, что хозяин заметил, какая заинтересованность и ум написаны на ваших лицах. Обычно мы берем больше. У нас большие затраты, знаете ли. Нужны редкие травы и мази, а чтобы ритуал удался, надо зажечь благовонный ладан. От десяти монет мы ничего не выиграем, но хозяин добрый и щедрый человек, желающий наградить мудростью всякого, кому она принесет пользу.
— И если мы решим принять ваше столь великодушное предложение, — сухо сказал Лоренс, — то когда мы встретимся? Мы занятые люди и не вольны распоряжаться своим временем.
Мастер Гиллем в растерянности взглянул на слугу.
— Вы поймете, добрые господа, что мы злоупотребляем великодушием других ради наших частных встреч…
— Но если вы сможете увидеться с нами во втором часу ночи, когда весь город спит, — перебил Луп, — у нас будет и время, и место, где разместить вас.
— Где нам вас искать? Или же вы живете в поле?