Она захлопнула крышку чемодана; он открыл дверь и пропустил ее вперед.
— Ты все взяла? Не забыла ничего?
— Закрой дверь, — сказала она устало, — я не хочу больше смотреть на эту комнату. Ключ оставь в двери, он мне больше не нужен.
Они пошли вниз по кривым ступенькам. Он нес ее потрепанный чемодан, совсем легкий, в нем почти ничего не было — только разбитые мечты…
Подойдя к наружной двери, они на мгновенье остановились. Он протянул руку к двери, она опередила его на мгновенье. Его рука легла на ее руку. Секунду они не двигались. Потом посмотрели друг на друга и улыбнулись — искренне, просто, как дети. Он сказал:
— Ох, как я рад, что встретил тебя, Брикки!..
Она сказала:
— Я тоже рада, что встретила тебя, Куин.
Он опустил руку и дал ей открыть дверь — в конце концов ведь до этого момента дом был ее…
Улица была пуста, ничто не шевелилось, не встретилось даже кошки, обнюхивающей мусорный ящик.
Сюда они шли как чужие; каждый был занят своими мыслями. Теперь они шагали плечо к плечу. Он взял ее руку и прижал к себе, как бы защищая.
Приподнял шляпу жестом насмешливого прощания, вовсе не скрывшим его волнения:
— Прощай, Нью-Йорк!
Рукой она закрыла ему рот:
— Тс!.. Тише! Город еще может нас обмануть.
Он посмотрел на нее, чуть улыбаясь.
— А ведь ты говоришь наполовину всерьез.
— Гораздо серьезнее, чем ты думаешь, — сказала она.
На углу он остановился и поставил чемодан.
— Тебе лучше подождать меня на автобусной станции. Я пойду один. А на станции мы встретимся.
Она крепче сжала его руку — судорожно, будто боялась потерять.
— Нет, нет! Если мы разделимся, город опять займется своим грязным делом. Я начну думать: надо ли ему доверять? И ты будешь думать: а могу я довериться ей? И не успеешь оглянуться… Нет, нет, мы проделаем вместе каждый шаг пути.
— А что, если он вернулся домой? Ты только… Тебя заберут за соучастие.
— Ты все равно рискуешь, даже без меня. Мы пойдем на риск вместе. Погляди, нет ли где-нибудь такси; чем позже мы доберемся туда, тем опаснее…
— На твои деньги?
— Все равно, — ответила она.
Они увидели светящиеся бусинки, катящиеся к ним. Это было такси. Они одновременно подняли руки и бросились к машине, не ожидая, пока она подъедет ближе.
— Отвезите нас на 69-ю улицу, — сказал он. — Я скажу вам, где остановиться, Поезжайте через парк, так будет быстрее.
Они ринулись вперед, на север, затем через самый модный район 57-й улицы и выехали на 7-ю авеню.
— Почему ты сидишь в самом углу? — спросил он.
— Нью-Йорк наблюдает за нами. Каждый раз, когда мы проезжаем перекресток, мне кажется, что за углом, где-то в глубине, есть глаз: мы не видим его, но он следит… Город знает, что мы пытаемся ускользнуть от него, и попытается подставить нам ножку.
— Какая ты суеверная, — сказал он снисходительно.
— Когда у тебя есть враг и ты об этом знаешь, ты становишься не суеверным, а просто осторожным.
Позже она оглянулась и, прищурившись, посмотрела в заднее окно. Там, на западе, башни зданий вставали угрожающе — черные кактусы на фоне низких туч, освещенных отраженным желтым светом города,
— Посмотри, разве он не выглядит злым, жестоким? Разве он не выглядит как зверь, подкрадывающийся исподтишка?
Он усмехнулся, но в словах его не было прежней уверенности:
— Все города выглядят так ночью — темными, неясными, хитрыми и не очень дружелюбными… Я ощущаю то же, что и ты, только я никогда не думал о нем, как ты — словно о живом существе.
Они проехали через Сентрал-парк, в Восточный район.
Шофер повез их к 72-й улице, повернул, чтобы исправить ошибку, и проехал два квартала по 5-й авеню. Куин остановил машину у 69-й улицы, после того как они проехали лишний квартал, — чтобы шофер не мог определить, куда они направляются.
— Мы сойдем здесь, — сказал он резко.
Они расплатились и подождали, пока машина уедет. Потом пошли к следующему углу, к углу 70-й улицы, свернули и остановились.
Ей очень не нравилось, что приходилось разлучаться даже на короткое время. Но она и не пыталась уговорить его разрешить ей пойти с ним: знала, что он даже не станет ее слушать.
— Отсюда видно — вот, после второго фонаря, — сказал он тихо, оглядываясь, чтобы убедиться, что за ними никто не следит. — На всякий случай ближе этого фонаря не подходи. Стой здесь. Я сразу вернусь. Не бойся, слышишь? Успокойся.
Она боялась не так, как он думал. Он имел в виду: не бойся за себя. Но за себя она не боялась; она испытывала чувство, которого никогда прежде не знала: она боялась за другого — за него.
— Зря не рискуй; если увидишь свет, если поймешь, что он вернулся, — не входи в дом, просто брось деньги внутрь, пусть он их подберет утром. Не обязательно класть их в сейф. И будь осторожен. Может быть, он уже спит и света нет, а ты не будешь знать, что он дома.
Он уверенным жестом натянул шляпу пониже на лоб и двинулся по безмолвной улице.
Стеклянные входные двери блеснули. Он вошел.
Как только он вошел, она подняла свой чемодан и медленно пошла в том же направлении, хотя он предупредил ее, чтобы она осталась там, где стояла. Она хотела быть как можно ближе к нему. Она все время думала о нем. Можно сказать, что она молилась за него.
Она заметила, что бессознательно заложила один палец за другой, как делала в школе во время экзамена.