Бритоголовый худенький Широков торопливо провел Бирюкова в пустующую ординаторскую и усадил возле стола, на котором в стеклянной банке с водой стоял букет красных гладиолусов. Словно не зная, как начать разговор, он потер ладонью рубец старого шрама на подбородке, затем сунул руку в карман халата и достал листочек желтоватой бумаги с короткой строчкой текста, отпечатанного заглавными буквами на пишущей машинке.
"ПОПРАВЛЯЙСЯ И МОЛЧИ. С ПРИВЕТОМ ДРУЗЬЯ", - прочитал Антон.
- Вчера утром неизвестный мужчина пытался передать больной, поступившей в клинику по вашему ведомству, - сказал Широков и положил на стол двадцатипятирублевую купюру. - Вот "чаевые" нянечке оставил и цветы. - Показал на букет гладиолусов.
- Почему об этом так долго молчали, Алексей Алексеевич? - недовольно спросил Бирюков.
- Нянечка молчала. - Широков, выглянув в коридор, громко позвал: Рената Петровна!.. Извольте в ординаторскую пожаловать.
Через минуту Бирюков увидел очень высокую и похожую на грузинку молодую женщину с черной как смоль длинной косой.
- Расскажите, Рената Петровна, как деньги к вам попали, - строго сказал хирург.
- Я уже объясняла, Алексей Алексеевич, - обидчиво проговорила женщина.
- Вы не мне, сотруднику уголовного розыска объясните.
Женщина, демонстративно уставясь в окно, капризно повела плечами и заговорила. Изредка задавая уточняющие вопросы, Бирюков выяснил, что мужчина, приносивший записку, был среднего возраста, не так чтобы старый, но уже и не молодой. Лицо загорелое. Одет в голубую рубашку с завернутыми до локтей рукавами и светлые брюки. На голове - соломенная широкополая шляпа, как сомбреро. Цвет волос из-за шляпы нянечка не разглядела. Записку просил передать женщине сразу, как та придет в сознание. Ни имени, ни фамилии ее не назвал, сказал лишь: "Той, которая упала с третьего этажа и вчера вечером на "Скорой" в клинику поступила".
- Как он вам деньги предложил? - спросил нянечку Антон.
- Сказал, если больная поправится, выпейте с друзьями за ее здоровье. Я спросила: "Разве сами не можете этого сделать?" Мужчина улыбнулся: "Понимаете, в длительную командировку уезжаю и не смогу узнать, когда дело на улучшение пойдет".
- Почему сразу не рассказали об этом Алексею Алексеевичу?
- Думала, больная скоро поправится.
Антон показал несколько фотографий:
- Из этих никто не появлялся в клинике?
- Нет, - внимательно перебрав снимки, ответила нянечка.
- Разрешите?.. - протягивая к фотографиям руку, вдруг попросил Широков.
На фотоснимке Сипенятина взгляд его задержался, Антон отпустил нянечку.
- Что, Алексей Алексеевич, знакомая личность?
- Нет, - возвращая фотографии, сказал хирург. - Наивное какое-то лицо у парня.
- Зато дела этот парень творит не наивные, - пряча снимки в карман, Антон вздохнул. - Если кто-то будет интересоваться больной, сообщите, пожалуйста, нам.
- Непременно сообщу.
До многоэтажного дома, в котором жил Алик Зарванцев, от клиники было рукой подать. Отыскав нужную квартиру, Бирюков несколько раз надавил на кнопку электрического звонка. В квартире вроде бы тявкнула собачонка, но открывать дверь не торопились. Пришлось позвонить еще. Наконец в прихожей послышались глухие шаги, дважды щелкнул замок. В распахнувшейся двери показался мужчина в новеньком, как с иголочки, белом костюме. Густая, чуть не до плеч, грива волос и выбритое до синевы крупноносое лицо плохо сочетались с юношески подтянутой фигурой, поэтому определить возраст мужчины с первого взгляда было нелегко.
- Мне нужен Алик Зарванцев, - сказал Антон.
Мужчина чуточку помедлил, однако тут же нараспев проговорил:
- Пра-а-ашу...
Судя по глухой тишине, кроме мужчины и лопоухой таксы, в квартире никого не было.
- Простите, с кем имею честь?.. - белозубо улыбнулся мужчина.
- Бирюков. Из уголовного розыска.
- Документик можно посмотреть?
"Бдительный гражданин", - доставая удостоверение, подумал Антон.
Мужчина несколько раз взглянул на Антона, сличая его внешность с фотографией, и широким жестом показал на распахнутую дверь в комнату.
- Пра-а-ашу... - снова пропел он, пропуская Бирюкова впереди себя. Альберт Евгеньевич Зарванцев к вашим услугам. Можете называть Аликом.
Комната, куда Зарванцев провел Антона, привлекала внимание росписью стен. От пола до потолка на стенах резвились вызывающе грудастые русалки, в разных позах улыбались и плакали обнаженные красавицы, а мускулистые гладиаторы с фиговыми листками кололи кинжалами заморских чудищ. Пробелы между рисунками заполняли размашистые цветные автографы.
В отличие от крикливой стенной "живописи" мебельный гарнитур комнаты был более чем скромным. Широкий старинный диван, потертое кресло, стол с рахитичными кривыми ножками, щелястый платяной шкаф да пара расшатанных стульев, судя по всему, достались Зарванцеву в наследство или были куплены за бесценок в комиссионном магазине. Между шкафом и окном стоял небольшой телевизор, на полу фотоувеличитель, на подставке которого коробились несколько брошенных друг на друга фотографий, а половину окна прикрывал заляпанный масляными красками пустующий мольберт.
Предложив Бирюкову кресло, Зарванцев уселся на диван и, пошевеливая носками замшевых туфель, напряженно замер. Прикорнувшая было возле него собачонка вдруг вскинула морду и отрывисто затявкала. Антону показалось, что хлопнула входная дверь. В ту же секунду по лестнице глухо застучали удаляющиеся частые шаги.
- Минуточку... - Зарванцев почти выбежал из комнаты. Щелкнул в коридоре замком, быстро вернулся, сел на прежнее место и, словно извиняясь, сказал: - Дверь открытой оставили. Мальчишки в подъезде шалят.
Антон встретился с его настороженным взглядом:
- Альберт Евгеньевич, расскажите, как вы с Анатолием Овчинниковым и Саней Холодовой провели время в ресторане "Орбита".
- Нормально провели, без эксцессов. Разве что-то случилось?
- Да.
- Что именно?
Бирюков в рамках допустимого стал рассказывать о происшествии. Альберт Евгеньевич не сводил с него тревожно-настороженного взгляда. Выслушав до конца, дрогнувшим голосом спросил:
- Почему вы решили, что я в курсе дела?
- Мы выясняем обстоятельства...
- После ресторана я не видел Саню.
- Как с ней познакомились?
Зарванцев медленно заговорил. По его словам, знакомство состоялось так.