- Так думаете?
- Конечно!
- На основании чего?
- Когда из оперного пришла, кто-то ключ вставлял в замочную скважину, хотел в квартиру попасть. Кроме Реваза, некому. Не зря он какую-то телеграмму о болезни брата сочинил...
- В оперу одни ходили? - внезапно спросил Антон.
- Естественно. - Нина из жакетного кармашка достала корешок театрального билета. - Вот даже сохранила...
- Зачем?
- Чтобы Ревазу доказать, билет-то один...
- Наивное доказательство...
- За кого меня принимаете?
- В тринадцатом ряду на двадцатом месте сидели... - рассматривая на корешке цифры, проговорил Бирюков.
Нина насторожилась:
- Что в этом особенного?
- Ничего. - Антон положил корешок билета перед собой. - Нина Владимировна, а ведь вы виноваты перед мужем.
Загнутые кверху ресницы Нины тревожно дрогнули:
- Старик уже побывал у вас? Кому вы поверили? Он же...
- Какие дела вы решали с Овчинниковым до трех часов ночи, вернувшись домой из оперного театра? - перебил Антон.
На красивом, чуть уставшем лице Нины не появилось ни малейшего намека на испуг или смущение. Она недоуменно пожала плечами и заговорила как ни в чем не бывало:
- Анатолий Овчинников напросился проводить меня после спектакля. Когда на такси подъехали к дому, ему, видите ли, нестерпимо пить захотелось. По простодушию впустила в квартиру и до трех часов не могла выпроводить. Такой нахал - подумать страшно!
Бирюков решил "копнуть" глубже:
- Овчинников говорит иное...
- Естественно. Разве Толян сознается, что не на ту нарвался? Никогда! - Нина брезгливо поморщилась. - Можно подумать, Овчинников - мой любовник... Смешно...
- Зачем же в провожатые его выбрали?
- Сказала же, сам напросился. Да и боязно было одной в полночь из театра возвращаться.
Антон встретился с Ниной взглядом:
- Расскажите правду: почему Овчинников ушел от вас так поздно?
Нина опустила глаза:
- Глупо, конечно, получилось, но, честное слово между мною и Анатолием ничего... такого не было.
- Меня "такое" и не интересует, - сказал Бирюков. - Мне другое важно знать: в тот вечер Степнадзе был в Новосибирске или нет?
- Конечно, был!
С каждым ответом Бирюков все больше склонялся к тому, что Нина без зазрения совести компрометирует мужа, однако не мог понять: для чего это делается? Прикидывая различные версии, Антон поинтересовался мнением Нины о каждом из причастных к происшествию. О Сипенятине и Люсе Пряжкиной она "понятия не имела", Овчинникова назвала "трепачем, нахалом", Алика Зарванцева определила как "ни рыба ни мясо", а когда очередь дошла до Деменского, игриво улыбнулась:
- Юра - лопух. Не может с вертихвосткой разобраться.
- С кем?
- С Санькой Холодовой. Есть такая фифочка в Челябинске, бывшая любовница Реваза.
- Бывшая?.. - насторожился Антон.
- Естественно. - Нина бросила на Антона высокомерный взгляд. - Можно подумать, что Реваз стал бы заниматься такими делами при мне...
- До вас, выходит, занимался?
- Не на общественных же началах Холодова ему посылки с книгами много лет слала.
- Реваз Давидович - книголюб?
Нина усмехнулась:
- Старик ничего не читает.
- Зачем в таком случае ему книги?
- Знакомым отсылает, связи налаживает. Он без связей шагу шагнуть не может.
Ушла Нина от Бирюкова так демонстративно, как обычно уходят от следователя чрезмерно гордые люди, оскорбленные незаслуженным подозрением.
Глава XXII
Допрос Степнадзе и непредвиденная беседа с его супругой отняли у Антона в общей сложности больше трех часов. Яркое августовское солнце на голубом небе поднялось уже к зениту. Среди тополей под окнами уголовного розыска, задиристо чирикая, наслаждались жизнью воробьи-первогодки. Глядя на неугомонно порхающие серые комочки, Бирюков задумался. Сложное и противоречивое ощущение осталось у него от беседы с супругой Реваза Давидовича. Казалось, на протяжении всего разговора в Нине боролись два чувства: кровная обида на мужа за нанесенные побои и тревожное опасение потерять его, а вместе с ним и обеспеченную жизнь.
Из всех причастных лиц, пожалуй, один Альберт Евгеньевич Зарванцев мог в какой-то мере высветить туманные отношения Нины с Ревазом Давидовичем и хотя бы попытаться объяснить Нинину противоречивость. Сняв телефонную трубку, Антон набрал квартирный номер Зарванцева - телефон оказался занятым. Не откладывая в долгий ящик, Бирюков тут же отправился по знакомому адресу.
После первого звонка за дверью послышалось тявканье собачонки. Вскоре раздались шаги, и Зарванцев открыл дверь. На этот раз одет он был в поношенный длинный халат, перетянутый в талии широким поясом с замызганными кистями. Увидев Бирюкова, Альберт Евгеньевич нисколько не удивился, словно встреча была заранее обусловлена.
- Пра-а-ашу... - нараспев проговорил он.