- Нет, товарищ Бирюков.
Антон почувствовал, как от длительного напряжения у него назойливо начинает ломить в висках. Тупая боль создавала тягостное чувство неудовлетворенности. Казалось, что в разговоре упущено что-то очень важное. С упорной настойчивостью Антон мысленно искал это "упущение", а Зарванцев между тем, словно умышленно отвлекая его, принялся рассуждать:
- Представьте себе, товарищ Бирюков, поначалу в случившемся с Саней Холодовой я подозревал Анатолия Овчинникова или Юру Деменского. Словом, кого-то из них. Но, когда сегодня Нина рассказала по телефону о своих злоключениях с Ревазом, мне стало прямо-таки не по себе. Больше чем уверен: несчастье не обошлось без участия моего дяди...
- Что? - почти машинально спросил Антон.
Зарванцев угодливо закивал головой:
- Да, товарищ Бирюков, да. Реваз Давидович неудержим в стремлении поволочиться за хорошенькими молоденькими женщинами и, если только он остался с Саней наедине в Юриной квартире... - Альберт Евгеньевич болезненно поморщился. - Будет величайшим позором, если мой преподобный дядюшка попадет на скамью подсудимых за покушение на изнасилование.
- Даже так?..
- Разве к случаю с Холодовой подходит другая статья Уголовного кодекса?
- Может подойти сто седьмая - доведение до самоубийства.
На лице Зарванцева появилось недоумение. Скорее даже Альберт Евгеньевич как будто расстроился оттого, что существует какая-то другая версия, кроме той, в которую верит он сам.
Глава XXIII
Судмедэксперт Виталий Карпенко, зажав в кулак рыжую бороду, от нечего делать сосредоточенно решал кроссворд. Он мельком глянул на вошедшего Бирюкова и без всякого вступления сказал:
- Японский остров из четырех букв.
- Кюсю, - ответил Антон.
- На самом деле есть такой?
- Должен быть. Дай что-нибудь от головной боли.
- Ещи три слова... По горизонтали. Дорога, путь сообщения вдоль фронта... Из шести букв...
- Рокада... Давай, эскулап, лекарство, а то весь кроссворд за тебя разгадаю.
Запив водою сразу две таблетки цитрамона, Антон направился в свой кабинет. Из приоткрытой двери научно-технического отдела слышался оживленный голос Славы Голубева. Бирюков зашел в отдел. Голубев темпераментно рассказывал что-то сидящему за столом эксперту-криминалисту Дымокурову. Прервав рассказ на полуслове, он живо повернулся к Антону и скороговоркой выпалил:
- Люся Пряжкина убежала.
Бирюков, чувствуя, как в висках заломило еще сильнее, сел рядом с Дымокуровым.
- Конкретнее рассказать можешь?
- Могу. Вернувшись с Главпочтамта, я только вошел в твой кабинет звонок из дежурной части: "Где Бирюков? В клинике опять ЧП - Пряжкина исчезла". Само собой понятно, немедленно мчусь туда. Приезжаю следователь Наташа Маковкина уже допрашивает нянечку Ренату Петровну... Вот, по словам этой нянечки, дело было так. - Голубев чуть передохнул. Люся находилась в одноместной палате и была переодета в больничную одежду. Утром сегодня неожиданно потребовала свою кофточку и джинсы: мол, надо проверить, не украдены ли у нее деньги. Рената Петровна стала успокаивать, но Люся ни с того ни с сего шум подняла, разбила стакан и осколком стекла вроде бы хотела перерезать на руке вену. Пришлось нянечке принести одежду. Десять рублей были на месте, в кармане джинсов. Пряжкина успокоилась, однако в обед отказалась от пищи и заявила, что будет голодать до тех пор, пока ее не выпустят из клиники. Нянечка на свой риск уговорила Люсю сделать успокаивающий укол, после которого Люся притихла и стала жаловаться Ренате Петровне, что ее втянули в страшную авантюру. Мол, знакомый проводник адлерского поезда, подпоив коньяком, дал три билета в кинотеатр "Аврора". Один из них приказал положить в почтовый ящик хирурга Широкова, а два отдать Овчинникову. После этого увез Люсю на свою дачу в Шелковичиху, опять угощал коньяком, а вечером привез к кинотеатру и попросил проследить, придет ли хирург в кино. Когда Люся рассказала проводнику, что Широков у кинотеатра продал билет какой-то цыганке, проводник страшно испугался. Дал Люсе десять рублей, чтобы она никому ни слова не говорила, довез на своей "Волге" до остановки "Мотодром" и, сказав, что ему срочно надо ехать в аэропорт Толмачево, высадил... Голубев недолго помолчал. - Исповедовавшись таким образом перед нянечкой, Пряжкина вроде бы заснула. Рената Петровна отлучилась из палаты, а когда через полчаса заглянула туда, ни Люсиной одежды, ни самой Люси в палате уже не было.
- Все? - хмуро спросил Бирюков.
- Нет, не все. Рената Петровна говорит, будто Пряжкина так описала внешность проводника, что он как две капли воды похож на того мужчину, который пытался передать записку Холодовой.
- Любопытно... - Антон потер ладонью ноющие виски и спросил Славу: Подлинник телеграммы Ревазу Давидовичу в Ростов отыскал?
- Так точно. Знаешь, откуда отправлена? С почтового отделения на железнодорожном вокзале Новосибирск-Главный.
- Чей почерк?
В разговор вмешался Дымокуров:
- Почерк все тот же - на машинке домоуправления отпечатана.
Бирюков забарабанил пальцами по столу. Голубев живо достал из кармана листок бумаги:
- Вот потрясающие факты!
На листке было выписано около десятка дат. Против одной из них стояла цифра 300, против трех - 400, против остальных - 500. Здесь же были помечены города. Дважды упоминались Ростов-на-Дону и Адлер, по разу Азов, Таганрог, Батайск, Шахты и Сухуми.
Оказывается, стал объяснять Голубев, в прошлые сутки Ревазу Давидовичу Степнадзе поступило на Главпочтамт два телеграфных перевода по 500 рублей каждый. Один из Сухуми, другой из Ростова. Деньги по этим переводам еще не получены. Насколько позволило время, Слава проверил реестры выданных на "до востребования" переводов за предыдущие две недели и обнаружил, что в день отправления из Новосибирска в поездку Реваз Давидович получил на Главпочтамте по шести переводам ровно две с половиной тысячи рублей.
- Вот только что пришедший и пока еще неполученный перевод из Сухуми!.. - Голубев ткнул пальцем в листок. - Это наверняка от мамочки той очкастенькой девчушки-отличницы, которой оставалось сдать русский в пединституте, где работает родственник Реваза Давидовича.
- Из Сухуми ведь нам сообщили, что в пединституте никаких родственников Степнадзе нет, - сказал Антон.
- Так этот родственник и сознается, если у него совесть нечиста! Голубев встретился с Антоном взглядом. - Интересно, почему Реваз Давидович не торопится получить деньги? Переводы, по-моему, не случайно пришли телеграфом...
- Ему сейчас не до денег. - Бирюков набрал номер дежурного. - Где Степнадзе?
- Вместе с женой на даче в Шелковичихе.
- С женой?..
- Да.
- Как они между собой?
- Похоже, мирно, но что говорят - мы ж не знаем.
Бирюков медленно положил трубку и повернулся к Дымокурову:
- Аркадий Иванович, помните, на сумке Холодовой следы растворителя масляной краски... Действительно ли отпечатки пальцев растворителем ликвидировали?
- Я уже высказывал такое предположение, - ответил Дымокуров и поинтересовался: - Почему акцентируете внимание на этом вопросе?
- Кажется, в деле замешан Альберт Евгеньевич Зарванцев.
- Логично ли? Пользуясь растворителем, художник, как говорится, с руками и ногами выдает себя. Ему проще было применить, скажем, одеколон.
- Зарванцев - дилетант в преступных делах.