- Продолжаю, Аркадий Иванович.
- Но... флакон с разбавителем мы видели и в квартире Деменского.
- Да, видели и в квартире Деменского... - задумчиво проговорил Бирюков и повернулся к Голубеву. - Слава, надо срочно отыскать Пряжкину. Если дома ее не окажется, побывай в вокзальной парикмахерской, у Зарванцева, по разным "Ветеркам" и кафе пройдись, где любители выпить общаются. Возникнут вопросы, звони Маковкиной - я у нее буду.
В пустующих коридорах прокуратуры царило затишье, которое обычно наступает в учреждениях после рабочего дня. Когда Бирюков вошел в кабинет Маковкиной, Наташа внимательно что-то читала. Оторвавшись от бумаг, она обрадовалась и сразу подала Антону протокол допроса Ренаты Петровны - две странички, исписанные по-ученически разборчивым почерком. Ничего нового из этого протокола Антон не почерпнул. Словно рассуждая сам с собою, заговорил:
- Складывается очень интересная ситуация. Неведомо из каких соображений все причастные к делу Холодовой самым беспардонным образом наводят розыск на свои следы. Степнадзе втягивает Пряжкину в умопомрачительную авантюру; машинописные тексты отпечатаны в домоуправлении, где работает Овчинников; разбавитель масляных красок, следы которого обнаружены на сумке Холодовой, по всей вероятности, принадлежит художнику Зарванцеву, а Сипенятин... Вася совсем рассудок потерял: без всякой на то необходимости принес домой сумку с места происшествия...
- Один Деменский вне подозрений? - спросила Маковкина.
- Тоже нет. Вспомните, как была обнаружена сумка Холодовой. В дежурную часть позвонил мужчина и сказал, что Вася Сипенятин скрывается у мамаши. Капитан Ильиных приехал к Марии Анисимовне и вместо Васи обнаружил сумку.
- А Деменский причем?..
- Когда в дежурной части раздался звонок в отношении Сипенятина, Юрий Павлович находился в кабине телефона-автомата и перед этим только что разговаривал с хирургом Широковым. К тому же у него на квартире, в коробке с масляными красками, я собственными глазами видел ополовиненный флакон разбавителя.
Маковкина задумалась.
- Не могу понять, зачем Широкова приглашали в кинотеатр?
- Это какой-то дилетантский трюк...
Наступило молчание. Маковкина невесело сказала:
- Завтра в три часа похороны Холодовой.
- Надо нам обязательно побывать на кладбище. - Бирюков вздохнул. Посмотрим, кто из причастных придет хоронить Саню. Кстати, Наталья Михайловна, завтра суббота. С утра по этим дням обычно собирается книжный рынок. Не хотите за компанию побывать там? Может, знакомых встретим.
- Хорошо.
Антон посмотрел на часы:
- А сейчас по случаю конца работы предлагаю вместе поужинать в каком-нибудь приличном кафе. Сегодня так закрутился, что пообедать не успел.
Маковкина чуть смутилась:
- Предложение принимается.
Из ближайших кафе выбрали "Снежинку", где обычно вечером можно было прилично перекусить. Сели подальше от входа за столик у декоративного камина, заказали у пожилой неразговорчивой официантки ужин и неожиданно враз посмотрели друг на друга. Улыбнулись. Маковкина спросила:
- Давно в уголовном розыске работаете?
- В областном управлении - третий год, до этого работал в районе.
- Там, наверное, работа попроще?
- Как сказать... Тоже приходилось тугие клубочки распутывать.
- Сами сюда захотели?
- Нет. Я стараюсь жить по заповеди Андрея Петровича Гринева из "Капитанской дочки". Помните, как он сыну наказывал: "Слушайся начальников, за их лаской не гоняйся, на службу не напрашивайся, от службы не отговаривайся..."
- "И помни пословицу: береги платье снову, а честь смолоду", - быстро добавила Маковкина.
- Точно, Наташа. Мудрая пословица. Согласны?
- Согласна. Жаль, что не все ее помнят. - Маковкина задумчиво повертела меню. - Мне во многом непонятно поведение Холодовой. Она, расплатившись со Степнадзе за недостачу в магазине, снова встречается с ним. Что это - злой рок или пресловутая трудность разрыва с прошлым?
Бирюков задумался:
- Оступиться, Наташенька, очень легко - вылечить подвернутую ногу трудно. Надо не оступаться в жизни... Истина, конечно, прописная, может быть, поэтому ее часто забывают.
- Не могу понять и Пряжкину. На что Люся рассчитывает, убежав из клиники?
- С Пряжкиной дело проще. Она жива, и мы узнаем Люсин замысел, как только Голубев ее отыщет.
Однако Слава Голубев в этот вечер Пряжкину не отыскал. Люся после клиники не появлялась ни дома, ни на работе в парикмахерской, ни у Алика Зарванцева. Впустую обойдя больше десятка "Ветерков", "Парусов", "Лакомок" и прочих общепитовских точек с лирическими названиями, где постоянно толклись хмурые алкоголики. Голубев еще раз наведался к Зарванцеву, но теперь и самого Алика дома не оказалось. От соседей Слава узнал, что Альберт Евгеньевич по случаю предстоящей субботы укатил на собственном "Запорожце" на рыбалку.
Глава XXIV
Бирюков встретился с Наташей Маковкиной в семь утра у Дома культуры железнодорожников, возле которого в сквере по субботним дням бойко функционировал книжный рынок.
Вскоре появился первый книголюб. Смахивающий на пожилого одесского докера мужчина в надвинутом на лоб берете, зажав под мышкой два книжных тома в ярко-красном переплете, неспешно прошествовал по аллейке вдоль сквера и, оглядевшись, сел на крайнюю скамейку. Минут через десять к нему примостился интеллигентного вида очкарик с распухшим брезентовым баулом. Затем вразвалку подошли два гривастых парня, перетянутых широкими ковбойскими поясами. У каждого из них было по раздутому портфелю. Судя по тому, как парни сразу поставили портфели на землю, можно было предположить, что ноша их увесистая. Начался общий перекур, сопровождающийся ленивым разговором завсегдатаев.
С видом заинтересованных покупателей Бирюков и Маковкина подошли к скамейке.
Похожий на докера книголюб, глядя выпуклыми глазами на одного из гривастых парней, басил:
- Ты за кирзовые сапоги Шукшина мне не говори. Василий Макарович в этих самых отечественных сапогах сделал такую литературу, шо целая тысяча щелкоперов в заграничных штиблетах сообща не сделает...
Парень бросил в кусты желтенький фильтр докуренной сигареты, снисходительно усмехнулся:
- Литература, отец, прежде всего изящная словесность.
- Шо ты, сынок, в словесности понимаешь?
- Я филолог.
Глаза "докера" сердито сверкнули:
- Барыга ты! У филолога язык не повернется четыре десятки за двухтомник просить.
Парень поднял с земли портфель, кивнул гривастому другу - пошли, дескать, и оба молча направились к другой скамейке. Глядя им вслед, "докер" насмешливо прибавил:
- Филологи, сукины дети... - И вскинул глаза на Антона. - Не знаешь, у кого на двухтомник Шукшина можно "Слово и дело" Пикуля выменять?