— Да, как-то, ты удивила…
— А чем?
— Согласилась так…
— Согласие, что — это повод для удивления?
— Нет… Но, Люда, предмет, я надеюсь, понятен?
— Понятен. Мы без секундантов?
— А разве в пари секунданты бывают?
— Не знаю. Пусть так: между нами. Но, дадим уголовному розыску шанс, — полгода.
— Разумно… — вздохнул, согласился Сева, — я буду терпеть…
«Неразумно! — в сердцах, про себя возразила Люда, — Пари, где от нас ничего не зависит! Но только «Предмета», — если пари не выйдет, ты от меня никогда не получишь! А шанс получить, между прочим, был, если ты мужчина, который видит во мне желанную... Не добиваешься ты, не зовешь за собой — склоняешь меня к результату. Проиграю, — твоя, бери меня, Сева! А если не проиграю?»
«Шанс! — вдохновился Сева, — О, королева моя!». Время раздумий не знает: вечер встретится с ночью, и он, Сева Гриневич, положит руки на плечи Людмилы и ощутит их, — ну как сказать лучше? — покорность…
«А может сейчас положить их?» — посмотрел он на Людмилу. Она, без признаков удовлетворенности, или волнения, стояла рядом, легонько потупив голову, и не поднимая глаз. Даже в задумчивости молчаливой, была она привлекательной: просто чертовски! — добавил бы он. И подошел к ней:
— Люда, — хотел он ладонями прикоснуться к ее плечам. Она уклонилась: едва уловимо. Настолько едва, что может быть, даже и показалось… «Она что, мужчин вообще боится?» — мелькнуло в мозгу.
— Люд, — опустил он руки, — все правильно… — приободрил он, — Ну, ты ж понимаешь? Пора…
— Что пора, Сева?
— Ну, тебе ж двадцать три…
— Так.
— А через три — будет поздно! Пора? — развел руки и улыбнулся Сева.
— Разве это определяется возрастом?
— Чем же?
— Я думаю, сердцем, — тихо, серьезно ответила Люда.
— Ну, Люд, да все будет прекрасно! Ты что? Увидишь! О*кэй? Ну, пока, любимая!
— Сев, извини…
— Ну, что ты?
Людмила, оставшись одна, прошлась из угла в угол; к двери; от двери к балкону. Понаблюдала течение жизни внизу, за окном. Полистала книгу. Мысли текли в направлении том же, что обозначил Сева, — примерно в том же. Как можно такое раскрыть? Представить примерно, и то, как-то не получалось. Поколебавшись, Людмила взяла телефонную трубку.
— Але! Скажите, могу я услышать майора Евдокимова?
— Майора? — переспросили там.
— Ну, наверное... Это Владимир Иванович.
— Он подполковник. А кто его просит?
— Людмила Станкевич.
— Станкевич? Ага. Даю подполковника Вам, Людмила!
— Евдокимов, я слушаю Вас!
Честно сказать, удивилась она: время — серьезно позднее, тот на работе...
— Слушаю Вас!
— Я Станкевич. Вы помните, я сообщала об этом фрагменте…
— Помню. Я чем-то могу быть полезным?
— Скажите, а Вы разобрались, что с ним случилось?
— Личность установили. Пока это все…
— Скажите, когда будет все, я смогу узнать?
— Вы, — помедлив, сказал подполковник, — пожалуй. Имеете право… — он улыбнулся: не видела, угадала она.
Теперь его голос казался усталым: — Вы что-то добавить хотели?
— О, нет, — растерялась Люда, — пока еще нет…
— Как-нибудь позже, потом позвоните. Договорились?
— Спасибо. Конечно, потом…
«Или — уже ни к чему. Сева прав?...», — думала, трубку кладя, Людмила.
Поглядев на еще не остывшую трубку, начальник розыска Евдокимов подумал: «Дай бог, что она сохранилась — святая наивность женской души. Она видит мир не таким, как он есть, — она его хочет видеть таким, каким он должен быть».
«Без нее, — улыбнулся он, представляя весь мир через призму проблем, — души просто бы повысыхали, как бывшие степи, в которых теперь пустыня!».
Стоматолог Гриневич Сева, забыл, что у девушек женская логика. Непредсказуемая. Он получил, хоть какой-то, но шанс, и мог затаить дыхание. А у нее, как осадок, легло в глубине ощущение, что он покупает ее.
***