Злобин, морщась, вдыхал казенный дух прокуратуры, с тяжелым сердцем осознавая, что дышит он воздухом родных пенатов, что здесь он - дома. Пыль, табачный дым и хлорка. Все вокруг было так знакомо, что даже не верилось, что дело происходит в Москве. Совсем как в рязановском фильме "С легким паром". Полное дежавю на почве типовых интерьеров. Щербатый трескучий паркет. Облупившаяся краска на рамах. Окурки в Щелях подоконников. Стены в рост человека
были выкрашены в столь любимый всеми завхозами мутно-зеленый колор, выше и на потолке - разводы известки.
И прокурорские ребята, снующие из кабинета в кабинет, выглядели точно так же, как те, что остались в городской прокуратуре Калининграда. Всклоченные, взвинченные, на последнем издыхании бодрые, как тараканы после дихлофосной атаки. О посетителях, покорно сидящих на убогих стульчиках вдоль стеночки, и говорить нечего. Горе и страх стирают все различия.
Злобин сверился с табличкой на двери и постучал.
Григорий Валерианович Груздь, зам прокурора по следствию, в полном созвучии с фамилией-именем-отчеством был мужчиной грузным, вальяжным и неповоротливым. Тело его целиком и без остатка занимало все служебное кресло. Лицо мясистое, цвета заветрившегося теста, в котором проковыряли дырки ноздрей и вставили две свежезамороженные клюковки вместо глаз.
Ими он обшарил Злобина с головы до ног и указал на кресло у приставного столика. Трубка телефона все еще была прижата плечом к уху, руки Григория Валериановича были заняты чашкой с дымящимся кофе и сигаретой.
- Да, я все понял. Записал. Возьму на контроль. - Он сунул в рот сигарету, освободившейся рукой швырнул трубку на рычаги. - Пошел ты... - процедил он едва слышно. - Так, слушаю
вас.
- Злобин Андрей Ильич. Генеральная прокуратура. - На стол легло раскрытое удостоверение.
- А, Злобин! - расплылся в улыбке Груздь. - Мне уже на ваш счет звонили. Цель визита, сказали, проясните сами.
Злобин убрал удостоверение в карман.
- Григорий Валерианович, может, сразу перейдем на "ты" и к делу?
Злобин, помедлив, выжидая реакцию собеседника, протянул руку. Груздь подъехал вместе с креслом к столу, пожал ему руку.
- Чай, кофе? Андрей Ильич, не стесняйся, время обеденное.
- Нет, спасибо. Когда я служил замом по следствию в Калининграде, я всех молодых силой из кабинетов на обед гонял. - Злобин решил для начала сдать немного информации о себе.
Груздь информацию принял и оценил. Получалось, что оба они одного поля ягоды, должности примерно равны, только Злобину немного подфартило и сквозняком кадровых перемен занесло в Москву. Григорий Валерианович был далеко не молод, из возраста иллюзий давно вышел и, естественно, догадывался, что просто так такие назначения не проходят, своим ходом в первопрестольную заявился только Михаиле Ломоносов.
- И я гоняю, - степенно кивнул он. - Иначе давно бы загнулись на сухомятке. И так текучка кадров хуже некуда. Не успел к мальчонке присмотреться, в деле его проверить, глядишь - уже дела сдает. В фирму коммерческую или в адвокаты уходят, там и еда сытнее, и обеды регулярно. Я их не виню, но и не держу никого.
- Валентин Шаповалов не собирался уходить?- спросил Злобин.
- А-а-а, - протянул Груздь, - вон оно что... Странно, что УСБ этим делом занялось.
- Ну мне-то все равно, с чего начинать.
Груздь согласно кивнул. Как и рассчитывал Злобин, версия, что на деле пропавшего следователя УСБ всего лишь проверят новенького, показалась ему вполне приемлемой.
- Хочешь услышать, каким он парнем был, Андрей Ильич?
- Конечно. Но сначала прими меры, Григорий Валерианович. По моим данным, милиция до сих пор не возбудила дело. А трое суток прошло.
Груздь тяжело засопел, из-под воротничка по лицу растеклась багровая краска. Он отъехал вместе с креслом к углу стола, на котором стояли в ряд телефоны. Снял трубку.
- Груздь говорит. Пака мне, срочно! Хоть из-под земли достань!! - Он отстранил трубку и обратился к Злобину, снизив обороты: - Знаешь же, какие отношения сейчас с ментами. "Разборки в Бронксе", а не отношения. Нажму на Пака, но, один черт, больше одного опера он не выделит.
- Хотя бы розыскные карточки по всем отделениям и вокзалам развезет, и на том спасибо,
подсказал Злобин.
- Резонно, - солидно согласился Груздь и сразу же зарычал в трубку: - А-а, Леша, опять
мышей не ловишь!.. Как кто? Конь в пальто! Груздь тебя от дел отрывает. И тебе здравствуйте.
Глупый вопрос: ты дело по Шаповалову возбудил?.. Что значит, мама не заявляла?! Я, блин,
этому пацану и мама, и папа! - Он отдышался и продолжил умиротворенным голосом: - Пак,
дружище, опыт мне подсказывает, что твой опер с делом через пятнадцать минут будет у меня на
проспекте Мира. Я прав?.. Ну то-то и оно. Пока!
Он бросил трубку. Поскреб голову.
- Черт, замотался совсем. Хорошо, что у мозга две половины. Одной думаю, куда Валька запропастился, другой - кому его дела распихать. Вот так и живем, Андрей Ильич.
- Первую проблему я с тебя сниму. С этой минуты розыск Шаповалова курирую я. Не дело это, чтобы прокурорские без вести пропадали. Так мне начальство заявило, и я с ним согласен.
Груздь нахмурил густые кустистые брови, отчего его глаза в узких щелках век, и без того маленькие, стали едва видны.
- Розыск! Какой, на хрен, сейчас розыск! - проворчал он. - Вот в царской России, я читал, практически ни одного бесхозного трупа не было. На каждый неопознанный трупешник лично выезжал урядник, ставил на охрану городового, а следом прибывал судмедэксперт. Описывали бедолагу по Ломброзо* и карточку с нарочным прямо в Петербург отсылали. А там, в канцелярии розыскного отдела, барышни сводили данные описания трупа с розыскными карточками. Будь он хоть житель Владикавказа, пропавший три года назад и погибший где-нибудь в Бурятии, опознают и дело о пропаже с места жительства закроют. По качеству розыска пропавших без вести Россия держалась на первом месте. Заметь, без всяких компьютеров.
* Чезаре Ломброзо (1835-1909) - итальянский психиатр и криминалист, создатель наиболее полной системы криминалистического описания человека, используемой в настоящее время. На основе анализа антропологических данных выдвинул теорию существования особого типа человека, предрасположенного к совершению преступлений в силу определенных биологических признаков.
Злобин изобразил на лице полное понимание и сочувствие. Сам же решил, что Груздь попросту уводит его от основной темы.
- Ты хотел в двух словах охарактеризовать Шаповалова, - напомнил он.
Груздь допил кофе, затянулся сигаретой, медленно расплющил ее в пепельнице и лишь после
этого произнес:
- А больше двух слов и не получится.
- Как же так, человек у тебя три года прослужил! - удивился Злобин.
- Я сам в должности всего год. Из городской на усиление перебросили,парировал Груздь. - Что о нем сказать? Нормальный следователь. Середнячок, звезд с неба не хватал, но и дела не заваливал. Главное, по срокам к нему претензий не было. Сейчас, сам знаешь, что в изоляторах творится. Душегубки, а не камеры. Мрут подследственные, как мухи. Просто эпидемия острой сердечной недостаточности какая-то. Ну я и гоняю следаков за сроки. Месяц - и в суд, месяц - и в суд. Пусть он после приговора за ГУИН* числится, чем неосужденным помрет. Согласись, глупо закрывать дело ввиду смерти подозреваемого. Вот я и гоняю за сроки. Только волю дай, тогда вообще ни одно дело не расследуется до конца. Кофе хочешь?
- Нет, спасибо. Ты уже прикинул, что с ним могло произойти?
- В моргах нет, это точно. - Груздь налил себе кофе. Поморщившись, сделал глоток. - Остальное - фантазии.
* Главное управление исполнения наказания.