- Тебя, Батон, разве забудешь! - рассмеялся Злобин.
- Это намек на мои успехи в войне с бандитизмом? - Петя сыграл возмущение. - Вот уж от кого не ожидал!
Твердохлебов не оговорился, он именно воевал, умело, бескомпромиссно и беспощадно, как и полагается на войне. Не всем в высоких кабинетах это было по нраву. Злобин был уверен: на месте Батона он действовал бы так же. Их подведомственный контингент по сути - звери, что уважают только силу, стоит дать слабинку - вцепятся в горло. Таких только страхом неминуемого и беспощадного наказания можно держать в узде.
В августе Злобин помог Твердохлебову вылезти из очередной неприятности. При задержании СОБР сгоряча покромсал очередями дагестанца Мухашева и всю его организованно-преступную группу. Мухашев и его группа в количестве пяти человек организованно направилась на суд Аллаха, а Пете предстояло предстать перед земным судом за необоснованное применение оружия. Злобин сделал все возможно и невозможное, чтобы вывести Батона из-под удара. Кто же знал, к чему этот благородный жест приведет!
Кроме пяти дагестанцев, в этом наспех закрытом деле еще числились трупы. Некто Гусев, прибывший с секретной миссией по линии ГРУ, суд-медэксперт по прозвищу Черномор, милый старикан с добрым и больным сердцем, и опер особого отдела военного округа. Но по последнему дело рывком забрала себе военная прокуратура и через пару дней так же резко приштампова-ла резолюцию самоубийство.
Злобин был уверен, стоит покопать в дюнах и лесочках, непременно обнаружились бы новые трупы. Но копать ему не дали. Приказали паковать чемоданы*.
* Об этих событиях см. в романе Олега Маркеева "Оружие возмездия-2".
- Ладно, не поминай лихом, Петя. Злобин пожал крепкую, с набитыми костяшками кисть Твердохлебова.
- Эх-ма, жаль. - Петя поскреб жесткий ежик волос на голове. - Но с другой стороны, может, это и к лучшему. Вдруг там, в столице, что-то действительно с головы на ноги встало, если таких, как ты, к себе призывают.
- Раскатал губу! - через силу улыбнулся Злобин. - Да и никогда один в поле воином не был.
- Э, не скажи. Один, если он мужик настоящий, многих стоит.
Твердохлебов махнул рукой и отступил назад, к шеренге своих бойцов. И то ли из-за серого камуфляжа, то ли потому, что все были как на подбор крепкие, хваткие, надежные, слился с ними, стал неотличим. Командир и его отряд. Первый среди равных.
Они смотрели на Злобина, и в глазах читался немой вопрос: "Мы знаем, каким ты уезжаешь, а каким вернешься-, кем станешь или во что превратишься там, где все шустрят, подличают и предают?" Этого не знал никто. Но им, каждый День грудью идущим на стволы и финки, очевидно, очень важен был ответ. Злобин, пятясь, чтобы не отворачиваться от устремленных на него испытующих взглядов этих людей в серо-пятнистой форме, шагнул в вагон.
Поезд будто только этого и ждал, дрогнул и плавно поплыл вдоль перрона.
В пустом купе Злобина ждал еще один сюрприз. Прощальный жест от местного криминального сообщества был более изыскан, чем твердохле-бовский. Но с червоточинкой, с подковыркой.
На диване лежал огромный букет матово-белых хризантем. Свежие цветы, с лепестками в водяных искорках, наполнили купе тонким печальным ароматом, забив вагонные запахи.
В букете торчала визитка. Злобин достал ее.
Фирменный золотой вензель адвокатской конторы "Эрнест и партнеры". Ниже красивым шрифтом - "Эрнест Янович Крамер, адвокат".
В партнерах у конторы Крамера ходили все значительные персоны из местного криминального и делового сообщества. Расследуя последнее дело, Злобин так наступил на хвост Эрнесту Яновичу, что не сомневался, Крамер с удовольствием возложил бы этот букет на его могилу. И еще речь бы задвинул в лучших традициях своего кумира столичного адвоката.
Злобин, хмыкнув, перевернул визитку. На обороте округлым вычурным почерком дорогой ручкой бьшо выведено: Все что могу. К сожалению.
И витиеватая подпись, в которой легко прочиталась фамилия адвоката.
Как всегда с Эрнестом Яновичем, с первого раза невозможно бьшо догадаться, что он имеет в виду. На поверхности - не придраться. А копнешь глубже - хочется вытереть руки.
Если иметь в виду не букет, а повод к подарку, то получалось: Крамер намекает, что за Злобина ходатайствовали "партнеры" адвоката. Что ж, такое вполне могло быть. Вытолкнуть в столицу строптивого и неуемного - один из надежных способов избавиться от него. И на этот первый, по надежности, способ, если задуматься, намек имелся. Но трусливый, так лает из-за забора мелкая шавка, Крамер и его "партнеры" отдавали себе отчет: смерти Злобина, даже от несчастного случая, Батон никому не простит. Сорвется с цепи и всех шавок перегрызет без разбору.
Но и примазывался Крамер зря. Злобин знал, кому и за что он обязан новым поворотом в судьбе.
Он разорвал визитку на мелкие клочки, сунул их в щель на окне. Белые лепестки бумаги тут же подхватил и унес прочь ветер. Брезгливо вытер пальцы, словно на них мог остаться сальный налет от дорогой мелованной бумаги.
А цветов стало жаль. Злобин взял букет и, покачиваясь от стенки к стенке, пошел к проводнице.
- Это вам.
На усталом лице девушки в форменной тужурке сначала появилось озадаченное и недоверчивое выражение.
- Это вам. Лучшему работнику МПС от не самого плохого работника прокуратуры.
Злобин так заразительно улыбался, что девушка поверила. Она потупила глазки, на щеках вспыхнул румянец. Злобину даже стало немножко неловко за этот обман.
"Наверное, давно никто цветов не дарил", - подумал он, невольно скользнув взглядом по заветренным пальцам проводницы, когда она принимала букет.
- Чаю хотите? - дрогнувшим голосом спросила проводница.
- Нет, спасибо. Спать, до самой Москвы - спать!
Злобин еще раз улыбнулся на прощанье и пошел к себе в купе. Захлопнул дверь, поставил на стопор и бессильно рухнул на диван.
* * *
Он проснулся от мягкого, но настойчивого толчка в плечо. Сразу же вынырнул из сна. Сжался, готовясь принять удар. Знал, что в купе должен быть один: дверь сам запирал на стопор.
Резко вскинул тело. Сел. Ошарашенно осмотрелся. Никого. Только полосы от дальних фонарей ползут по стене купе.
Сердце тяжко ухало в груди. Злобин свесил ноги, сел, обхватив голову руками.
"Нервы, нервы, старик, - успокаивал он себя. - Как говорят врачи, дисмобилизационный синдром. После такой свистопляски это нормально. Стоит расслабиться, как все прет наружу. Ты соберись, а то и до инфаркта недалеко".
Он взял со стола бутылку минералки, стал жадно глотать прямо из горлышка.
Потом захотелось глотнуть свежего воздуха, купе показалось тесной камерой-одиночкой. Отчаянно, до иголок в ногах захотелось выйти за дверь. В гулкий, прокуренный и холодный тамбур.
Злобин потянулся, отщелкнул стопор. Дверь-сама беззвучно поехала вбок. Он невольно отпрянул, бросил взгляд на столик, где среди фруктов лежал нож.
- Доброй ночи, - произнес знакомый голос.
Высокий седовласый мужчина шагнул через порог, сел напротив Злобина. Дверь тут же бесшумно затворилась. Очевидно, в коридоре остался еще один, страхующий.
Свет дальних фонарей врывался в темное купе и скользил по остроносому лицу мужчины. В неярком этом свете глаза мужчины казались неживыми и неподвижными, как у птицы.
Он всегда входил в жизнь Злобина вот так - без стука и приглашения. Но каким бы неожиданным ни был его приход, в его присутствии Злобина окатывала волна покоя и умиротворения. Вот и сейчас спазм, клешней сжавший сердце, ослабил свою хватку, и Злобин расслабленно откинулся к стене.
- Вы, надеюсь, еще не забыли, как меня зовут? - задал вопрос мужчина.
- Навигатор, - тихо ответил Злобин.
Поезд шел в глухом поле, вдали от огней. Купе погрузилось в темноту, лишь из-под двери пробивалась узкая полоска света.