– Неужели Дымов? Трудно поверить.
– Пока не знаем. Впрочем, он должен внести кое-какую ясность.
– Да? Выходит…
– Пока мы не в праве о нем думать плохо. Колокольчиков, не сводивший взгляда с двери, легко толкнул Погодина коленом, заметив взъерошенную голову, просунувшуюся в кабинет.
– Можно? – звонко спросил подросток и, не дожидаясь разрешения, бойко шагнул через порог, остановился, поздоровался, искоса взглянув на незнакомцев, сидящих у широкого окна. Рябое скуластое лицо, настороженные, с короткими ресницами маленькие глаза не выражали ни стеснения, ни страха.
– Садись, Дымов, – директор указал на стул у стены. Подросток послушно сел, положив ладони на колени. Погодин занял место у приставного столика, думая, с чего начать разговор с Санькой. Потом вдруг спросил:
– Саша, ты знаешь Федора Константиновича Сорокина?
– Знаю,
– Он и ваш директор Агафон Романович уверяют, что ты парень честный и лгать не умеешь. Этому можно верить?
– Ну, – глухо выдавил Дымов.
– Тогда скажи-ка нам, Саша, где взял бусы, которые подарил Маше Овсянниковой?
– Выменял.
– У кого.
– У Светляка.
– Это кличка, что ли?
– Ну.
– Как его фамилия, имя?
– Лапочкин Толька.
– Взамен что ему отдал?
– Таблетки папкины.
– Какие – название?
– Me… ме…
– Метилтестостерон?
– Ну.
– С бусами, пожалуй, все ясно. А часы? Ты и часы Маше подарил?
– Ну.
– Их тоже выменял?
– Нет.
– Где взял?
– У Креста.
– Его фамилия, имя?
– Крестов Семен.
– Даром взял?
– Нет. Он два червонца вырядил. Я пока не рассчитался, нет денег.
– Где он их взял?
– Спер.
– Рассказывал?
– Нет.
– А говоришь…
– Догадываюсь. Не отдал бы задарма.
– Из них кто-нибудь судим?
– Крестов.
– Лапочкин?
– Нет.
– Они здесь?
– Нету. Вчера уехали.
– Куда?
– Не знаю. Может, домой.
Беседа длилась еще минут пятнадцать. Довольный разговором, Погодин все же не торопился радоваться. Он с досадой думал о том, что к преступлению причастны несовершеннолетние. В этом он и раньше не сомневался. Но теперь, когда финиш близок, ему до злости захотелось найти ответ на вопрос: почему подростки совершили преступление? Агафон Романович сидел за большим столом неспокойно: нервничал, тяжело откидывался на спинку расшатанного стула, упираясь ладонями о ребристую кромку стола, задумчиво поглаживал мягкий подбородок. Колокольчиков беззаботно покачивал левой ногой, закинутой на колено, весело поглядывал на Саньку, который сидел напротив и при каждом ответе то согласно кивал, то отрицательно крутил головой.