– Это, Владимир Митрофанович, самый форменный допрос напоминает, а никакую не дружескую беседу! Так вот время допроса людям хотя бы воды попить разрешают или сигарету выкурить! – возмущался Субботский. Уже несколько часов он общался с Корневым и Прошкиным, сидя в мрачноватой гостиной фон Штерна, и отвечал на удручающе однообразные вопросы о содержании недавнего разговора с Александром Дмитриевичем. По десять раз тыкал пальцем в одни и те же фотографии из бархатного альбома, перечислял фамилии и научные заслуги лиц на них изображенных, рассказывал, где и при каких обстоятельствах встречался с этими лицами, и конечно ж, многократно и на разные лады повторял легенду о золотом медальоне. Деликатно выпуская эпизод своего раннего знакомства с Баевым, Субботский всякий раз подчеркивал, что во время давешнего вечернего разговора Александр Дмитриевич решительно отрицал все возможные гипотезы о сокровищах или неких физико-геологических аномалиях, связанные с легендой о путешественнике, медальоне и тем более разработанной при помощи такого метафизического инструмента карте. По этой причине Субботский напрочь отвергал возможность того, что упомянутые медальон или карта могли хранится у Баева.
В конце концов, совершенно выведенный из себя этим разговором Корнев, упорно придерживавшийся версии, по которой Баева пытались убить и обокрали именно для того, что бы завладеть легендарным медальоном, раздраженно поинтересовался – где Субботский, будь он на месте покойного фон Штерна, спрятал бы столь ценную карту или не менее достопримечательный медальон?
Мучить Субботского ни Прошкин, ни Корнев, конечно, не собирались – они и сами страдали не меньше – о том, что в доме фон Штерна, после попытки поджога, поврежден водопровод их никто не уведомлял. И сигареты у обоих закончились как всегда не к стати…Но Субботского эти факты совершенно не примеряли с создавшимся положением и он продолжал возмущаться:
– А теперь вы еще и хотите, что бы я мысли покойного Александра Августовича прочитал! Как? Как я – скромный кандидат наук – могу делать хоть какие-то предположения о том, где спрятал бы ценный предмет академик! Энциклопедически образованный человек! Всемирно признанный авторитет! Это просто абсурд!
– Ну что ты Алексей, то, что ты академиком будешь это же только времени вопрос, – примирительно начал Прошкин – он по привычке разделял генеральную логическую линию руководства в лице Корнева. Похоже, эта льстивая фраза запала в ранимую научную душу и Субботский, на минуту задумавшись, принялся рыться в своем потертом портфельчике и, наконец, извлек и продемонстрировал довольно странный предмет. Даже два. Предметы очень напоминали вязальные спицы, изогнутые под прямым углом.
Оптимистично поблескивая прямоугольными стеклышками очков, Субботский пояснил:
– Сейчас попробуем применить для поисков одну научную методу. Ее эффективность даже академик Вернадский подтвердил и использовал как способ для выявления патогенных зон в жилых помещениях! В основе простой и не противоречащий понятиям современной физики принцип – переноса энергетического потенциала. Если о некотором материальном объекте много и эмоционально говорят, спорят или даже просто интенсивно думают, часть эмоциональных значимостей, возникающих при этом, передается непосредственно такому объекту, в форме энергии. Поэтому предмет можно обнаружить именно благодаря своеобразному энергетическому сгустку, сформировавшемуся вокруг него при помощи вот такого приспособления – рамки. Она выступает в качестве антенны, улавливающей колебания энергии, отличные от нормальных – в идеале конечно, – Субботский взялся за кончики спиц так, что уголки развернулись, образовав прямоугольник, которому не хватало одной стороны, а сторона противоположная отсутствующей, оказалась составленной из двух соприкасающихся кончиков спиц.
– При контакте с энергетическим сгустком, соприкасающиеся концы начнут покачиваться или даже вращаться, – дав такие пояснения Субботский медленно начал обходить дом по периметру, не сводя глаз с «рамки». Корнев и Прошкин вяло потащились следом. Прошкину, как большому энтузиасту подобного рода научных достижений, на самом деле было интересно, а вот Корнев был настроен куда пессимистичней, даже неприметно повертел пальцем у виска, указав глазами на Субботского, и полушепотом прибавил:
– Ученные те же блаженные… Что с них возьмешь? Надо нам было к общему разговору еще и товарища Борменталя пригасить. Он, какой никакой, да все-таки психиатр, ему наверно тоже было бы интересно посмотреть на это действо… ну, как профильному специалисту…
В этот момент спицы тревожно покачнулись и тихо звякнули – Субботский остановился – прямо напротив массивного книжного шкафа в кабинете покойного профессора, и, не выпуская спиц, попросил открыть шкаф.
Прошкин распахнул дверцы – металлические палочки закружились, набирая темп, по мере того, как Субботский перемещал их вдоль книжных полок, словно в шкафу был спрятан магнит, и вдруг резко остановились. Прошкин даже заглянул в шкаф, что бы выяснить причину этого феномена и тут же отпрянул – его взгляд уперся в толстый черный корешок с тесненной золотом надписью «Масоны»…
Хотя Субботский удовлетворенно кивнул, но вытащил из шкафа совершенно другую книгу – толстенный труд из области географии в добротном кожаном переплете, бережно смахнул с него пыль, и принялся переворачивать страницы. В то же время Прошкин, превозмогая внутреннюю нервную дрожь, что бы не терять времени, осторожно выволок черный томик с предупреждающей надписью и стал просматривать его.
– Изба – читальня, – недовольно пробурчал Корнев себе под нос, и тоже стал рыться в недрах шкафа. После осмотра настроение его несколько улучшилось – он извлек оттуда резную сигарную коробку, в которой обнаружил пару вполне годных к употреблению сигар, и весело поругивая капиталистов, придумавших это зелье, что бы травить трудовой народ, закурил.
Сильно погрузится в мир критического реализма созданный пером А.Ф. Писемского в сочинении «Масоны» Прошкин не успел – Субботский радостно вскрикнул и указал на страницу своей толстой книжки. На ней, прямо поверх отпечатанной типографским способом карты, сопровождавшей текст, было сделано множество пометок чернилами и грифельным карандашом. Надпись над картой уведомляла – изображено тут не что иное, как Яккобагские горы. Прошкин и Корнев переглянулись – название ничего им не говорило, но промолчали…
Оказалось, что радость Субботского от разглядывания подробной карты этого горного образования объяснима тем, что Якобагские горы – именно та часть Гисарского хребта, где находится слабохолмистое плоскогорье Хантахта, а значит и то самое Другое ущелье, едва добравшись до которого бесславно сгинула возглавляемая Ковальчиком экспедиция! Другими словами – некто дополнил старую и неточную карту местности новыми данными и даже самим экспедиционным маршрутом. Теперь ответственные работники вздохнули с некоторым облегчением и попытались изобразить на лицах если не восторг, то хотя бы удовлетворение.
Субботский, руководствуясь уже исключительно собственными научными знаниями, собрал по шкафам и комнатам еще с десяток разнообразных атласов, несколько мудреных навигационных приборов, морской компас и сообщил, что ему потребуется какое-то время, логарифмическая линейка, просто линейка, циркуль и фотографический аппарат для того, что бы поработать над уточнением карты и распознаванием комментариев, сделанных на ней. Он даже не против работать в помещении Управления – если там ему создадут хоть какие-то удобства в виде чаю и сигарет!
В самом дальнем конце длинного стола в кабинете Корнева, пыхтя сигаретой, корпел над картами и инструментами Алексей Субботский. Прошкин, мечтал дочитать черную книжку с угрожающим названием, из любопытства он прихватил толстый томик с собой, но вынужден был отложить чтение до лучших времен и хрустеть яблоком, что бы составить компанию Корневу, который тут же бодро поглощал полуостывший обед. Прием пищи благотворно сказался на мыслительных способностях Владимира Митрофановича. Он, прихлебывая чай, придвинул к себе листок, вооружился карандашом и погрузился в дедукцию, время от времени информируя присутствующих о своих умозаключениях.
Логика событий, по версии Корнева, была следующей: Феофан был прекрасно осведомлен о научных достижениях фон Штерна. И даже знал или догадывался, что некие силы усиленно разыскивают карту и медальон. Прямо хитрый стрик Прошикину о своих опасениях не сказал – за что и поплатился! Но намекнул – де, было у меня видение… Услыхав от Прошкина о пророческом видении, посетившем отца Феофана, Баев ринулся в дом фон Штерна. Сделать это он мог по двум причинам. Тут Корнев разделил листок бумаги на две части и принялся записывать. Первое – сделал он это что бы спрятать нечто ценное – он боялся и дальше носить это с собой, так же как и хранить в своей квартире. В таком случае Александр Дмитриевич поступил весьма дальновидно – потому что сам он вскоре пал жертвой покушения, а многие его личные вещи были похищены.
Исходя из того, что особняк все – таки пытались поджечь, Корнев делал следующий вполне обоснованный вывод – предмет поисков злоумышленниками обнаружен не был, и они попытались попросту уничтожить цель поисков, устроив пожар в доме.
Тут Корнев подвел на листке жирную черту и перешел к заполнению второй колонки. Но могло быть и совершенно иначе. Баев, услышав об угрозе своей драгоценной жизни, помчался в дом своего покойного родственника на поиски некоего амулета, предмета или просто информации – словом, некоей ценности, единолично обладая которой он мог не беспокоится больше за свою жизнь. Не обнаружив этой самой ценности Баев сам поджигает дом, что бы ценность не попала в чужие руки. Таким образом, этот хитрый Змей сможет запросто уверять злоумышленников, что располагает этой самой ценностью…
– Получается, он и отравится мог сам, с целью кого-то, в заблуждение ввести, – вякнул из своего угла Субботский. Алексей забросил расчеты и внимательно слушал Корнева, – Он ведь не знал, что Борменталь на дежурстве в больнице до самого утра останется. Считал, что тот с минуты на минуту вернется, и желудок ему промывать начнет по всем правилам!
Корнев довольно хмыкнул:
– Ну, это ты, Алексей Михалыч, хватил… Его ж шприцем укололи! К тому же наш Александр Дмитриевич к внешнему виду своему слишком бережно относится. Если бы он сам имитировать отравление удумал, то ни по чем не стал бы в казенное барахло переодеваться! – Прошкин снова согласился с мудрым начальником, а Алексей обиженно склонился над атласом.
– Я вот о чем, товарищи, подумал. Александр Дмитриевич ведь человек умный, хитрый и в отличие от нас знал, что он ищет. И те, кто извести его стремится, тоже видать не дураки, и тоже знают, ЧТО и КАК искать надо раз из квартиры Баева только его форменную одежду забрали. Но – как не крути, так и так выходит что ни тот, ни другие ценности пока не нашли. А знаешь почему?
Прошкин честно сказал, что не знает, а Субботский снова оторвался от вычислений и с надеждой воззрился на Корнева.
– Потому, дорогие товарищи, что не было этой ценности в особняке у фон Штерна. Должна была быть – но н-е-б-ы-л-о! – торжественно произнес Корнев, – И быть ее там не могло по одной простой и прозаической причине – мы ее оттуда забрали в числе предметов, изъятых при первичном осмотре. Она уже в Управлении! Мы ее прямо сейчас запросто найдем – без всяких дурацких рамок!
Субботский снова обиженно насупился, Прошкин с облегчением вздохнул, а Корнев продолжал:
– Ты, Николай, опись об изъятии имущества составлял – что там у нас числилось?
– Да всего два пункта – посуда для химических опытов, старинная – 13 предметов, и глобусы старинные – тоже 13 штук.
– И где все это добро?
– На склад сдали по акту – что бы кабинеты не захламлять…
– Дмитрий Прохорович? – тут же позвонил на склад Корнев, – Бери Вяткина, или еще кого и тащите ко мне в кабинет глобусы и все, что Вам Прошкин по акту сдавал… Да, прямо сейчас, ничего что пыльные!
Вооружившись терпением и осторожностью, все трое принялись простукивать, тереть, нажимать в разных местах, трясти, переворачивать и пытаться разобрать крепкие старинные глобусы. И уже через полтора часа гений царского ученого – индивидуалиста был побежден коллективными усилиями трех убежденных материалистов! Заскрипел и открылся словно шкатулка сперва один глобус – в его пыльном чреве мирно хранилось множество географических карт и несколько растрепанных записных книжек. А в следующем к торжеству Субботского обнаружился легендарный медальон – удивительно изящно плетеная из золотой проволоки несколько сплющенная сфера, подвешенная к толстой золотой же цепочке! Но самым удивительным открытием стало то, что под разрисованной деревянной скорлупкой одного из глобусов скрывалась еще одна – на этот раз увеличенная до полноценной сферы модель медальона, проволочки составлявшие ее опутывали уже настоящую карту мира… Теперь работы у Субботского было невпроворот – Корнев облегченно вздохнул, разрешил ему остаться в кабинете что бы не таскать многочисленные инструменты с тяжеленными глобусами и атласами туда – сюда. Описание находок Алексей должен был изложить в форме отчета. К двери, учитывая большую ценность всего, что за ней находилось, были приставлены два вооруженных сотрудника управления. А сам Корнев, взяв Прошкина под локоток, пошел вдохнуть свежего воздуха. И, едва ни оказались за забором своего ведомства, спросил:
– Как ты, Прошкин, думаешь – можно ли считать служебную командировку от нашего Н. до Туркменской ССР дальним странствием?
– Можно, наверное… – прозвучало как-то не уверенно. Прошкин действительно сомневался – ведь в Туркмении не было упомянутого в пророчествах Феофана моря, путь за которое рекомендовался Баеву, как лучшее средство для достижения продолжительной жизни.
– Наверное? Ты, точно Николай, переутомился, – вздохнул тоже устало Корнев, – Никаких «наверное»! Сегодня же по отчету Субботского рапорт настрочу, что бы экспедицию в это ущелье, будь оно трижды неладное, снарядили. И Баева в нее включили! Хватит ему в Н. отсиживаться! У меня уже никакого здоровья нет на эту всю историю! Да и работать ведь некогда – война на пороге – а мы как всегда! Вместо того, что бы готовится серьезно, работу мобилизационную проводить – в казаки-разбойники играем – клады ищем! И завтра же подам – лично Станиславу Трофимовичу.
– Станислав Трофимович к нам приезжает? – едва скрывая ужас, тихо спросил Прошкин. До войны еще не скоро, а вот к визиту республиканского начальства Управление точно что не готово. Да и чем заканчиваются внезапные визиты Станислава Трофимовича для ревизуемых лиц тоже не секрет…
– Да нет, – успокаивающе махнул рукой Корнев Меня как раз на завтра телефонограммой на расширенный партхозактив вызвали. Так что ты – Прошкин, уж соберись. За старшего остаешься. И не поленись – сходи, проверь, как там ребята наши Змея этого в больнице стерегут. Что бы он поскорее живым и здоровым отсюда убрался! Да, ну и за ним самим присмотри – что бы он, как оклемается, телеграмм не слал, писем не писал и по телефонам не раззванивал… Я же по инстанциям доложил, что у него острая форма болезни Боткина! Все о его же благополучии беспокоюсь…