Ротмистр был человеком настоятельным, и, по всей видимости, твердо решил испить чашу наказания до дна. Причем, делать это в одиночестве он не собирался:
– Смею надеяться, еще нет постановлений, которые бы лишали доказательственной силы показания очевидцев? – узкая аристократическая кисть потомка пришлых слуг Петровых описала дугу и указала на Борменталя, – Вот, Георгий Владимирович знает меня достаточно долго…
– Знаю. И готов присягнуть, – дернул плечом Борменталь. Он – как и говорил Мазур, – оказался человеком порядочным, – Евгений Аверьянович, Мазур – нотариус. Я лечил его, некоторое врем назад. Гражданин Мазур обращался ко мне за консультацией в связи с атопическим нервным тиком… И не в каких других качествах, он мне знаком не был.
Упрямый ротмистр продолжал настаивать на установлении истины:
– Что же, раз позиция Георгия Владимировича такова – мне остается ее только уважать. По счастью, меня в лучшие дни знавал еще один достойный и вызывающий доверие человек. Гражданин Чагин. Он благословлял наш выпуск в пажеском корпусе, да и потом, в дни смуты, посетил одно из подразделений, в котором я состоял. Он, конечно же, сможет подтвердить и мой титул, и офицерский чин! Надеюсь, его показания вас убедят. Он служитель культа и врать ни перед Господом, ни перед людьми не будет.
– Гражданин Чагин – скончался! – Корнев сообщил эту удручающую информацию мало подходящим к ее смыслу победным голосом.
– Как скончался? Это не мыслимо… Я сам, лично сам! Своими глазами видел его всего несколько дней назад… В сопровождении сотрудников вашего ведомства… в автомобиле… Он умер от естественных причин? – как всегда заподозрил тайные преступления новой власти ротмистр.
– Ему шел восьмой десяток – в таком возрасте знает не долго от естественных причин скончаться. От сердечно недостаточности например, – пристыдил подозрительного собеседника Владимир Митрованович.
– Какая трагическая участь, сбывшееся пророчество, – грустно вздохнул Мазур, – Я это предощущал – у меня руки дрожали, когда я писал эту копию… ну вы помните… эту копию свидетельства о смерти Чагина – для ваших сотрудников…
У Прошкина глухо заболело под левыми ребрами, а перед глазами снова поплыли малокровные мушки, он тихонечко позавидовал безупречно владевшему собою Корневу, который продолжал говорить совершенно буднично и деловито:
– Помним, мы-то много чего помним… Ох, и душно же тут – вы бы открыли окно - Георгий Владимирович! – Борменталь удивленно посмотрел на давно открытые рамы, пока Корнев стряхнуть со лба мелкие капельки выступившего пота, и продолжал, – А вот вы, товарищ Мазур, номер автомобиля наших работников припомнить сможете? Не примите мой вопрос в качестве проверки вашей лояльности к власти или какой-то провокации, это исключительно к профессиональной компетентности имеет отношение…
Нотариус выглядел уязвленным:
– Я делаю свою работу добросовестно и тщательно. Всегда. Независимо от политической власти. Так что мне не зачем припоминать – я записал! Эта копия свидетельства, да на живого-то человека! – серьезное нарушения действующих инструкций – и произошло упомянутое нарушение вовсе не по моему самоуправству. Так что сами разбирайтесь со своими коллегами! – Мазур с удовлетворенной гримасой закаленного в противоборстве с гражданами бюрократа извлек из внутреннего кармана старенький, но все еще аристократичный бумажник, и, отыскав в нем аккуратно отрезанную восьмушку листка, назвал номер.
Перед внутренним взором Прошкина необыкновенно отчетливо всплыл сперва огрызок яблока, которым Саша запустил в номер автомобиля своих высоких московских гостей в качестве прощального жеста, а потом и сам переполненный нулями номер их сияющей чистотой, как ботинки бдительного нотариуса, машины. У Саши память была не чуть не хуже – он подошел к окну, и, совершенно игнорируя присутствие Борменталя, закурил. Мазур отрешенно развел руками:
– Я действительно устал от долгого кордебалета с вашим ведомством, мне хочется чтобы все, наконец, окончилось… Я искренне сожалею что мои кости не белеют под Перекопом… Или под Ургой – рядом с другими благородными русскими людьми…
– На небесах у Господа уже тесно от русских мучеников, а тут – на земных нивах орать некому! – излишне нравоучительно отметил Борменталь.
– Я, Георгий Владимирович не понимаю вашего язвительного тона! Просто не понимаю! – возмутился ротмистр.
– Чего именно вы не понимаете? Что после смерти Лавра Георгиевича национальные идеалы выродились в дешевый фарс? Стали ярмарочный балаганом в казацкой станице? Или же вы не можете постигнуть сути названия Русская Добровольческая Армия? Кто в ней, с вашего позволения, был русским? Тевтоны фон Лампе и ваш любезный конфидент фон Унгерн? Курляндец Бермондт с его Западной Армией? Ляхи Романовский да Богаевский? Малорос Родзянко? И эти люди начертали на своем знамени светлые лозунги русской славы! Национальной государственности! Так кто же собственно был русским в ВАШЕЙ белой армии господин де Лурье?
Де Лурье – если так действительно звали нотариуса – побледнел и, казалось, стал стройнее и выше, пока слушал доктора, и со всей серьезностью возразил:
– Георгий Михалыч… Семенов… Надеюсь, его славянских корней вы не осмелитесь оспаривать? Будь вы дворянином – я бы за такие речи с вами дуэлировал!
Борменталь продолжал все тем же горьковато – ироничным тоном:
– О – дуэли! Такое романтическое пристрастие! Александр Дмитриевич, я вам как большому ценителю старины, хочу поведать одну поучительную историю. Будучи начинающим медиком, я пользовал некоего корнета – который едва не погиб на дуэли. Представьте себе – он фехтовал на эспадронах со студентом – гуманитарием, то ли историком, то ли географом, а может быть даже востоковедом. Корнет, почитал своего соперника легкой жертвой, не предполагал, что тот владеет оружием столь мастерски.
– Можно полюбопытствовать – что явилось причиной такого серьезного раздора? Благосклонность Шамаханской царицы? Или точность координат острова Врангеля? – в тон Борменталю спросил Саша.
– Счастье совершить путешествие к тайнами мироздания – если мне не изменяет память, – по всей видимости, Борменталь был серьезно настроен развивать дуэльную тему и дальше. Но нотариус мужественно проигнорировал новое глумление над святынями со стороны нигилиста – доктора, зато неожиданно зло осадил Баева:
– Коль уж вы хотите принять участие в нашей дискуссии – принесите сперва пару кавалерийских сабель из вашей богатой семейной коллекции! Хотя я предпочел бы их вновь скрестить с вашим прославленным родителем… Благо покойник – комиссар, далеко не из пролетариев происходил! Куда уж нам – пришлым французикам, пусть даже под таким гордым девизом как «Покорители и стражи», с потомками думных бояр тягаться! Только едва ли ваш названный батюшка своей невообразимой гордыней и упрямством достойный пример для подражания вам, да и прочему юношеству, подавал!
Вот это новость. Прошкин, уже начавший приходить в себя после первого шока, снова чуть-чуть не съехал по дверному косяку на пол – на это раз от удивления. Товарищ Деев – заслуженный комдив РККА, легендарный борец за торжество коммунистического равенства всех людей – без чинов и званий – дворянин? В голове у Прошкина тихо щелкнула какая-то потайная пружинка, и свет нового знания озарил могильный камень с надписью «Кавалер Ордена». И то правда – что бы стать кавалером ТАКОГО Ордена нужно быть дворянином как минимум в третьем колене… Вот значит, какой бумаги не досчитался Саша в обнаруженной Прошкиным связке документов – дворянской грамоты отчима…
– С глубокой признательностью, – недобро улыбнулся Баев, первостатейной чистоты аристократическая кровь прилила к его бледным щекам, окрасив их нездоровым румянцем, – я давно не фехтовал! Тем более, Дмитрий Алексеевич в собственном смысле не был комиссаром – то есть политическим работником или агитатором. Он был командующим дивизии – то есть, выражаясь вашим языком – армейским офицером!
– Офицеры носят погоны и командуют войсками, а не сбродом! Офицеры служат Родине и Государю, а не собственным амбициям! Офицеры понимают, что такое иерархия и дисциплина! – торжественно продекламировал ротмистр.
– Офицеры, сознающие силу приказа, не летят со своим эскадроном ударным маршем много километров без всякой стратегической надобности, просто что бы свести давнишние личные счеты с другим вздорным юнцом! – снова присоединился к разговору Борменталь. Бровь ротмистра от такого комментария опять стала подергиваться – вряд ли упомянутое доктором недавнее лечение ему помогло…
– Борменталь – вы мещанин! Где уж вам понять, что такое честь дворянина и честь офицера! – при этих словах Прошкин вздохнул с облегчением – он всерьез начал опасаться, что хорошо осведомленный о юношеских проказах корнета де Лурье доктор еще один фон – барон, убежденный адепт князя Дракулы или тайный отпрыск герцога Альбы.
Корнев, который так и продолжал измерять шагами периметр комнаты, остановился у кровати – как раз между ротмистром и Баевым, оттащил Сашу от окна, отобрал у него сигареты и едва не силком засунул под одеяло:
– Вам, Александр Дмитриевич, не то что фехтовать или курить, а даже с кровати подниматься, по мнению врачей еще не время! Для пользы вашего же здоровья! – и продолжил, обращаясь уже к Борменталю, – правильно я говорю Георгий Владимирович?
Доктор кивнул, а Корнев продолжал:
– А каково ваше мнение, Георгий Владимирович о состоянии товарища Мазура – раз уж вы его лечили… Я имею в виду его патологический интерес к личности некоего де Лурье. Евгения Аверьянович на государственной службе состоит! Может ли он отвечать за свои действия? Следует ли воспринимать его как человека вменяемого и адекватного?
Нотариус из мертвенно бледного превратился в совершенно алого за считанные секунды, его кулаки сжались, а корпус непроизвольно развернулся в сторону Корнева. Теперь уже доктор, покрыв чело личиной миролюбия, и взяв в руки стакан с водой, двинулся к давнишнему пациенту:
– Евгений Аверьянович! Уж коли вы выбрали путь, так имейте мужество с него не сворачивать! Выпейте и успокойтесь! – он сунул стакан в руки Мазура с такой силой, что часть содержимого выплеснулась, и, продолжал, обращаясь к уже к Корневу, – Он адекватен, более чем вы можете предположить! Просто, как человек интеллигентный, Евгений Аверьянович длительное время испытывал внутренний конфликт из-за частных документов, НЕВОЛЬНО оказавшихся в его распоряжении, и принадлежавших, предположительно, ротмистру де Лурье. Причиной конфликта явилось его ложное понимание «благородства» в силу которого он до сих пор не передал эти документы представителям государства, с одной стороны и гипертрофированной ответственности в отношении к служебным обязанностям, которые исполняет товарищ Мазур, на должности государственного нотариуса, с другой. Смею вас уверить – как психиатр, что товарищ Мазур вполне здоров – он просто переутомился.
– Все мы тут – переутомились! – в подтверждение Корнев грузно уселся на хлипкий стульчик, испуганно скрипнувший от такого натиска, – Вы бы нам хоть капель принесли каких-нибудь от нервов!
Борменталь с готовностью вышел из палаты, а Владимир Митрофанович продолжал ровным, усталым голосом:
– Поскольку документы, которыми СЛУЧАЙНО располагает товарищ Мазур, несмотря на их частный характер, могут представлять научную или историческую ценность – наш долг Евгения Аверьяновича избавить от бремени связанного с их хранением, и дать ему возможность вернуться к полноценному исполнению служебных обязанностей. Товарищ Субботский – как представитель науки, съездите за документами вместе с товарищем Мазуром – привезете их сюда. Мне лично в руки сдадите – составим опись… Что бы Евгения Аверьяновича не беспокоить и не отвлекать от подготовки документов по дарственной на дом. Что там надо подписать в этой связи – пусть Александр Дмитриевич сразу подпишет, пока мы все здесь собрались.
Снова застучала пишущая машинка, скрипнула автоматическая ручка, и на свет появился документ именуемый «Доверенностью». Это, в общем-то, рядовое событие лично Прошкину оптимизма не внушало – потому что именно его – гражданина Прошкина Н.П., имеющего паспорт и проживающего по строго зафиксированному в нем адресу, документ уполномочивал повсеместно представлять интересы Баева А.Д. – тоже гражданина с паспортом и адресом прописки – в связи с переходом прав собственности на отдельно стоящее жилое сооружение, расположенное по адресу: город Н., улица Садового товарищества, дом 7, в том числе, направлять запросы, истребовать документы иного содержания… Прошкин пробежал текст, стараясь не вдумываться, зато расписывался медленно и старательно, почти физически ощущая как за непропечатавшимися уголками машинописных букв и причудливыми загогулинами Сашиной личиной подписи маячат таинственные и неотвратимые отравители, сухопарые интриганы и злобные наемники темных сил – мокро шлепнула печать и светлое будущее захлопнулось перед Николаем Павловичем как тюремные ворота после оглашения приговора. Его одолевали скверные предчувствия…
Субботский тут же с энтузиазмом истинного первопроходца, жаждущего поскорее отыскать легендарную Атлантиду, ухватил Мазура за перепачканную штемпельной краской кисть и потащил за двери…