- А как идет подготовка во всем остальном? - поинтересовался я.
- Ву внизу охраняет входную дверь. Как только наш гость появится, он проводит его наверх. Микаэл в подвале размещает заряды, взрыв которых прикроет наш отход. Синтия и Руперт занимаются тем, что устанавливают лифты и запирают двери в здании в том порядке, который вам нужен. И, наконец, Люсьен монтирует освещение в галерее.
- Превосходно.
Галерея была той сценой, на которой должна была состояться последняя схватка, и я хотел, чтобы сражение выглядело по возможности кинематографично. Люсьен, к сожалению, не имел специального образования осветителя, но зато обладал врожденным чутьем в этом искусстве, а огромный опыт по взлому охранных систем сделал парня замечательным специалистом-электронщиком. Как хорошо, когда у тебя такие помощники. Настоящих людей можно найти только в тюрьме. Надо полагать, что я не единственный, кто занимается там вербовкой рабочей силы.
Я поблагодарил Ральфа за отличную работу и попросил привести ко мне Бенджамина. Прежде чем наступит конец, я хотел провести несколько минут с сыном своей жены.
Поджидая Ральфа с Бенджамином, я любовался сценами насилия на мониторах и слушал, как тикают часы. Еще одна перестрелка. Новый мятеж. Очередной взрыв бомбы. Что же, пусть посмотрят, что такое война, к которой они все готовились. Мы так долго пребывали в мире, что совсем забыли, как война выглядит.
Наконец появился Ральф с Бенджамином. Я кивком дал понять своему помощнику, чтобы тот вышел за дверь, оставив меня наедине с мальчиком. Я посмотрел на одежду Бенджамина. Она сидела на нем скверно, а по стилю больше всего подходила ребенку года на три моложе сына моей покойной супруги. Скорее всего экипировкой мальчика занималась его приемная мать. Я давно заметил, что такой стиль одежды для своих сыновей предпочитают женщины, не желающие признать тот факт, что их отпрыск вырос настолько, что уже может знать кое-что о сексе.
Это полностью отвечало тому, что я слышал о его приемной матушке. Мне страшно не хотелось, чтобы парня отдали в такое ортодоксально религиозное семейство, но это было необходимо. Если бы он рос адептом Культа Виккан, унитарианцем или методистом, Захарий смог бы без особых усилий демонизировать парня. Бенджамин просто оказался бы одним из тех, против кого выступал с проповедями Его преподобие сенатор Стоунуолл. Нет, для того чтобы мой план сработал полностью, ни у кого не должно возникнуть даже тени сомнения в том, что сенатор убивает невинного агнца.
Пока я оценивал Бенджамина, тот осматривал помещение. Когда он увидел тела в прозрачных колоннах, глаза его округлились от ужаса.
- Успокойся, - сказал я ему с улыбкой. - У меня нет намерений бросить тебя к ним. Особенно учитывая те деньги, которые я потратил на то, чтобы доставить тебя сюда.
Он не отрывал взгляда от прозрачных сосудов и, главным образом, от тела светловолосой девчушки, которой я сам любовался совсем недавно. По крайней мере, у мальчишки есть вкус, унаследованный им, наверняка, от матери.
- Должен с прискорбием заметить, - продолжал я, - что ты проявил чудовищную невежливость, сбежав из дома как раз в ту единственную неделю, когда ты мне был нужен больше всего. Ты выбрал очень плохое время, малыш. И, надо добавить, крайне для себя опасное. Если бы Стоунуолл сумел найти тебя раньше, чем я, события могли бы пойти по иному...более неприятному пути. Однако, по счастью, у меня имеются кое-какие связи в не видимом обывателям подпольном мире. Связи эти возникли и окрепли благодаря вполне бескорыстным усилиям Тюремно-исправительной системы штата Джорджия. Или, скажем, как побочный продукт деятельности этой уважаемой системы. Тем не менее, мне пришлось изрядно потратиться на то, чтобы половина преступного мира Атланты отправилась на твои поиски.
Бенджамин молчал. Его взгляд постоянно бегал от плавающих в формальдегиде тел к мониторам и обратно. У парня был довольно обалделый вид, но я не мог его за это осуждать, понимая, какие трудные деньки ему выдались. Как бы чувствовали себя вы, если бы на вас вдруг свалилось известие, что вы - усыновленное баптисткой семьей незаконнорожденное дитя сенатора Захарии Стоунуолла и убиенной художницы? Да, бедняге пришлось усвоить слишком много новой для него информации. Но самое страшное ему пока не ведомо. Полная история его зачатия и рождения похожа на греческую трагедию. Софокл показывал бы её в амфитеатре в сопровождении большого хора, мне же пришлось ограничиться музеем и полудюжиной наемных бандитов. Будем надеяться, что история одобрит результаты моей постановки.
Бенджамин теперь смотрел на мониторы, на которых впечатляющие жестокие сцены мятежа сменялись крупными планами истекающих кровью людей.
- В этом феномене нет ничего нового, - сказал я. - В 1190 году в британском городе Йорке кто-то распустил слух о том, что евреи воруют христианских младенцев, для того чтобы приносить их в жертву. В этих россказнях, как ты понимаешь, истины было ни на йоту, но поскольку они повторялись непрерывно, то многие христиане в них поверили. Их охватил ужас, и они за один день и за одну ночь истребили все еврейское население города. Позже...
Я собирался рассказать ему о судьбе рыцарей-тамплиеров, о печальной участи еретиков-катаров во Франции и о злоключениях сторонников более поздних религиозных течений. Но от этой идеи я отказался, обратив внимание на то, что Бенджамин пялится в мониторы и, судя по его отрешенному виду, совсем не слышит моих слов. Увы, мне еще раз пришлось увериться в справедливости утверждения о том, что в наше время даже самые захватывающие лекции по истории (когда их читают подросткам) не в силах конкурировать с телевидением.
Некоторое время я вместе с ним смотрел новости. Ведущий зачитывал какое-то заявление, а фоном ему служила замедленная съемка разлетающейся от удара пули головы молодого человека.
- Твоя мама предчувствовала наступления этого, - сказал я.
Да, уже пятнадцать лет тому назад Алисия видела семена, которым предстояло разрастись в гражданскую войну. Величайшее достижение и величайшее проклятие информационной эры состоит в том, что вы всегда можете найти нечто такое, что полностью соответствует вашим вкусам и вашим взглядам. Вам показывают мир таким, каким вы хотите его видеть. И вы начинаете верить, что этот мир и есть подлинная реальность. Программы новостей демонизируют ваших врагов и прославляют ваши ценности. Все ваши друзья готовы подтвердить, что вы правы в своих убеждениях. И разве не этого всегда хотели люди? Да, конечно, есть горстка сомневающихся, готовых рискнуть и отправиться на поиск неизведанного. Но подавляющая часть населения земного шара, увы, лишь жаждет услышать подтверждения своей правоты.
Однако подобная ситуация порождает неразрешимую для людей проблему. Если каждый считает свои взгляды единственно правильными, то он просто не может вступать в диалог с теми, кто не разделяет его убеждений. "Если цивилизация не объединена общим искусством, - любила повторять Алисия - в ней не существует общего языка".
Бенджамин посмотрел на меня, упоминание о его матери на некоторое время отвлекло парня от телевизоров.
- Ты не хотел бы познакомиться со своей мамой? - спросил я.
Мальчишка напрягся и в его глазах появилось паническое выражение.
- Нет, нет, среди них её нет, - поспешил успокоить его я, показав на стеклянные баки с формальдегидом. - Но она, тем не менее, в этом здании. Пойдем, я тебя ей представлю.
Я протянул ему руку, но он её не принял, что меня, надо сказать, вовсе не удивило. Я повернулся и вышел из зала, Бенджамин последовал за мной, а шествие замыкал Ральф на тот случай, если мальчишка попытается сбежать. Мы поднялись на лифте на третий этаж и прошли в галерею, в которой предстояло завершиться этой драме.
Люсьен как раз завершил установку света. Парень отлично поработал. Большая часть галереи осталась в темноте, лишь на каждую из картин падал яркий луч света. Кроме того, в самом центре помещения на полу было очерчено большое световое пятно. Прекрасная сцена для убийства. Люсьен, увидев меня, кивнул и вышел, чтобы закончить все приготовления.
- Вот она, - сказал я Бенджамину, раскинув руки в стороны.
Он довольно робко осмотрел помещение. Но затем любопытство победило страх, и сын Алисии двинулся вдоль стен галереи, изучая творения своей матушки. Я шел за ним, приотстав на несколько шагов, а Ральф остановился в дверях, на тот случай, если возникнут осложнения.
- Большинство выставленных работ входят в так называемую "Портретную серию", - пояснил я. - Два последних года своей жизни она путешествовала по стране, беседуя с людьми, чтобы лучше их понять. После этого она пыталась перенести свое понимание на холст. Бенджамин задерживался у каждой картины. Это - Элиа Шабаз - председатель Исламской лиги. А это - Джек Крокленд лидер арийцев в штате Вайоминг. Дадьше раввин Шварц - глава хасидов и Епископ Гонзалес - мятежный вождь Епископата Флориды. Твоя мама верила, что сможет помочь людям лучше понять друг друга, - продолжал я давать пояснения. - Она считала, что искусство способно преобразить мир. Я знаю, что сейчас это звучит наивно, но было время, когда мы оба верили в святую силу искусства.
Я не сказал ему, что верю в это и сейчас. Но теперь я понимал, насколько трудно привлечь внимание людей и пробить брешь в стенах, воздвигнутых между различными субкультурами. В конечном итоге оказалось, что лишь страх способен объединять людей. Если вы хотите привлечь внимание общества - напугайте его.
Бенджамин остановился у портрета Джеффри Сен-Джорджа - конгрессмена гомосексуалиста. Как и на всех портретах Алисии здесь вы видели совсем не то, что ожидали увидеть. Она написала его не во главе демонстрантов, не на трибуне Конгресса и не в полемике со Стоунуоллом. Нет, Алисия изобразила его ужинающим в обществе своего любовника. Двое мужчин, склонившись над ресторанным столиком друг к другу и взявшись за руки, о чем-то говорили. Но...но в то же время в их глазах было нечто такое, что навевало грусть. В них не пылал огонь любви. Напротив, создавалось впечатление, что они что-то скрывали друг от друга. Что именно? Сомнения? Тревогу?
- Я помню, как твоя мама писала эту картину. "Я стремилась поймать момент, когда они оба вдруг осознали, что всё кончено", говорила она. И это ей, как мне кажется, удалось. Я видел, как люди, глядя на эту картину, начинали плакать.
Бенджамин изучал картину, а я в свою очередь изучал его лицо, пытаясь отыскать в нём черты Алисии. У него были её глаза и почти такая же линия подбородка. Я надеялся (понимаю, насколько это наивно), что в глубине души он носит частичку её таланта. Мне хотелось верить в то, что дар Алисии не оставил вместе с ней наш мир.
Я повернулся лицом к картине, и мы некоторое время молча постояли у полотна. Мы смотрели на работу моей жены и его матери. На мгновение мне даже показалось, что между нами возникла какая-то особая связь. В этот момент зазвонил телефон.
- Да? - сказал я.
- Говорит Ву. Наш гость прибыл.
Глава шестидесятая: Пятница тринадцатого.
Полночь.
Художник.
- Спасибо, Ву.
Итак начинается заключительная часть кровавого концерта.
- Отведи нашего гостя в комнату отдыха, обыщи и раздень. После этого дай ему заготовленный нами комплект одежды. Сделай так, чтобы он не мог спрятать на себе оружие. Но обеспечь, чтобы с ним был какой-нибудь документ, удостоверяющий личность. Зачем осложнять жизнь полицейским, когда те станут идентифицировать тело?
- Обеспечу, - сказал Ву и положил трубку.
Я повернулся лицом к Бенджамину. Как жаль, что мы смогли провести так мало времени вместе.
- Твой папа пришел, - пояснил я ему.
Бенджамин посмотрел на меня, и в его глазах больше не было страха. Что это было - отвага или тупость - я понять не мог.
- Вы и вправду хотите его убить? - спросил он.
Я едва не расхохотался. Если бы всё обстояло так просто, я давно прикончил бы Стоунолла, и дело с концом. Однако расплата по старинным долгам требовала не только крови. Каким образом можно отплатить человеку, убившему вашу жену, укравшему вашу свободу и уничтожившему плоды всей вашей жизни? И всё это было сделано одним ударом! Свои лучшие работы я создавал, оставаясь рядом с Алисией, а когда она умерла, душа покинула и все мои творения.
Более того. Я должен отплатить ему не только за свои страдания. Он украл Алисию как у меня, так и у человечества. Он уничтожил те картины, которые она еще не написала, те шедевры, которые могли бы объединить людей. Каким судом следовало бы судить тех, кто отнял бы у людей творения Леонардо Да Винчи или Микеланджело? Какого наказания требовали подобные преступления?