Удар был для меня неожиданным. Я не почувствовала никакой боли. Несколько секунд спустя — так мне, по крайней мере, показалось — я очнулась. Моя голова покоилась на груди Николаса Брендона. Роза и Пен стояли на коленях возле нас и смотрели на все происходящее с опаской.
Николас провел рукой по моему лбу, глазам и губам. Я, пожалуй, согласилась бы потерпеть еще немного головную боль, чтобы продлить то удовольствие, которое доставляли мне его ласки.
— Пен, сбегай вместе с Розой в мою комнату и принеси графин с бренди и бокал, — приказал Николас строго. — И то и другое стоит в шкафу у двери.
Детишки выскочили из комнаты.
Я закрыла глаза и с удовольствием почувствовала, как Николас целует меня. Это был нежный, почти отеческий поцелуй в висок.
На мой взгляд, дети вернулись назад слишком быстро, но, вероятно, я просто ошиблась в отсчете времени, потому что Николас встретил Пена довольно нетерпеливо. Он налил мне, заботливо поддерживая при этом рукой мои плечи.
Дети выглядели все еще испуганными. Возможно, они опасались наказания за то, что ненароком заперли меня в камере.
— Дверь захлопнулась, — сказала я в их оправдание. — Но вы же не знали, что я не смогу выйти.
Пен торопливо кивнул, но в его движениях по-прежнему проявлялся испуг.
— Ну вот! Вам явно стало лучше! — радостно воскликнул Николас и через мою голову посмотрел на детей. — Ну, может быть, мне кто-нибудь расскажет, как же все это произошло?
Пен нервно облизал губы.
— Ливия, вероятно, упала, когда дверь открылась. Мы всего лишь играли. Когда она не вышла за нами, мы подумали, что это какой-нибудь фокус с ее стороны. Но через некоторое время мы прибежали обратно, а она лежала на полу без сознания.
— Это правда? И этот ушиб от падения? — Николас озабоченно взглянул на меня.
Я прищурила глаза.
— Да, наверное. О, моя голова!
Он исцеловал меня в лоб, и мне было неловко перед Пеном и Розой, которые наблюдали за нами, но его ласки так смягчали боль! К счастью, я не прочитала в глазах детей осуждения.
— Вы не заглядывали в разодранное сиденье стула? — спросила я Николаса, чтобы отвлечь внимание от своей персоны.
Он посмотрел непонимающе.
— Внутри, в соломенной набивке, — сокровища де" Саль, — произнесла я нетерпеливо.
Ни один из троих не пошевелился. По их взглядам было видно, что они принимают мои слова за бред. Рассердившись, я попыталась встать и подтянуть к себе стул. Николас приказал детям подать его мне. Пен сам внимательно изучил содержимое стула, но, кроме соломы и прокладки, ничего не нашел. Меня это взволновало гораздо больше, чем наследников; он подумали, что я фантазирую или брежу.
— Ну, хватит, Пен, — прекратил эту сцену е отец. — Мы все обсудим позже. — Он так любовно заботливо посмотрел на меня, что я при всем свое желании не стала его переубеждать. — Достаточно ли хорошо вы себя чувствуете, чтобы принять участие в обеде? — спросил он. — Или вам будет лучше, если я провожу вас в вашу комнату? Но я все же надеюсь, что вы пообедаете с нами. Без вас очень скучно.
— Дайте мне еще пару минут, и я приду в себя.
Они все втроем проводили меня в мою комнату. Роза предложила помочь мне переодеться.
— Я буду вашей горничной, — объяснила она, сияя.
Я с благодарностью приняла ее предложение.
В то время, как я переодевалась, а Роза одеколоном натирала мне виски, я решила восстановить события последнего часа. Куда же пропали драгоценности?
— Вы с Пеном действительно не знали, что я заперта в камере? — спросила я Розу.
Роза выглядела очень смущенной.
— Да, Ливия, действительно не знали. Мы желаем вам только хорошего. Поэтому вы не должны…
— Ну, хорошо.
Я внимательно изучала в зеркале над комодом ее лицо. Она в смущении кусала нижнюю губу.
— Ты не веришь, что я нашла драгоценности де Саль, не правда ли?
— Мы знаем, Ливия, что вы их нашли.
— И куда же они делись? — спросила я несколько растерянно. — И почему никто их не ищет? Или, — я быстро взглянула ей в глаза, — драгоценности оказались найденными прежде, чем я пришла в сознание?
Она ничего не ответила, но испуганное выражение ее лица уже было ответом.
— Кто нашел их? Ты? Или Пен?
— Нет, не мы. — Уголок ее рта дрогнул. С большим трудом ей удалось сдержать слезы. — Кто-то другой. Я не могу этого сказать.
Во время обеда Эмилия сидела на месте хозяйки. Она без умолку болтала и вспоминала снова и снова времена блестящих банкетов, которые когда-то проходили в «Голубых Болбтах». Я почти не слушала ее. Мысли Николаса, кажется, тоже были где-то далеко. Он дважды брал меня за руку и внимательно смотрел мне в глаза. Он снова спросил меня, как я себя чувствую.
— Я никогда не чувствовала себя лучше, чем сейчас, — солгала я.
После нескольких прекрасных блюд головная боль у меня чуточку утихла. А после обеда у меня сложилось впечатление, что мисс Эмилия не имеет никакого отношения к нападению на меня. Она выглядела спокойной и уверенной. Может быть, человеком, которого я видела в саду, был все-таки Жиро? Удивительно, но я подозревала всех, кроме одного, по логике — самого подозрительного: Николаса Брендона. И в разговоре со мной Роза замолчала, видимо, чтобы не подвести отца.
Эмилия посмотрела на меня и заметила:
— Мне говорили, что при падении вы получили огромный синяк… или набили шишку? Я и представить себе не могла, что вы такая неловкая. Я убеждена, что есть другое, более логичное объяснение вашей травмы. Или это опять какая-нибудь тайна?
— Очень мило с вашей стороны поинтересоваться состоянием моего здоровья, — произнесла я вежливо. — К сожалению, я не могу вам дать разумного объяснения.
Роза засмеялась, и отец строго взглянул на нее.
— Я могу лишь предположить, что кто-то напал на меня, зная, что я нашла ваши сокровища, — продолжала я. — Но в любом случае — драгоценности исчезли.
Ложка выпала у Эмилии из рук. От этого дребезжащего звука у меня снова заболела голова.
— Вы видели мои драгоценности?
— Пару штук из них.
Самым удивительным образом дети избегали моего взгляда, и это было особенно заметно, потому что Эмилия уставилась на меня широко раскрытыми глазами.
Когда молчание стало уж очень напряженным, Николас спросил меня, наморщив лоб:
— Вы кого-нибудь видели или слышали перед тем, как упали? Только правду, Ливия! Не бойтесь ничего.
Я с удивлением заметила, что Пен сильно покраснел и уставился в свою тарелку.
Несмотря на внутреннюю напряженность, я спокойно ответила:
— Нет, я не видела никого. И не слышала тоже никого. И я даже не знаю: то ли я ударилась о дверь, то ли дверь ударила меня по голове.
— А бриллианты? — настаивала Эмилия.
— Я обнаружила их в старинном стуле с шелковой обивкой, который стоит наверху, в одной из камер. Одна из драгоценностей, вероятно, вылетела из окна, когда я разбила его стулом, и кто-то, проходивший через сад, поднял ее. Кто-то… — я замолчала, не зная, уверить ли мне о накидке, а затем продолжила, — … кто-то в огромной накидке.
Все были удивлены, когда Роза засопела и, наконец, разревелась, а Пен дал ей подзатыльник.
Я встала между детьми, положила руку Розе на плечо и спросила:
— Пойдем в твою комнату?
— А что же случилось с человеком в накидке? — не терпелось узнать Эмилии. — Это мог быть только тот чудовищный старик. Он наверняка украл драгоценности, пока вы были без сознания. Все правильно, — он повернулась к Николасу, — они одного поля ягодки. Не забывай, Ник, что именно она нашла это существо. И нужно ли нам об этом знать что-нибудь еще? Подумай только о ее прошлой жизни и ее преступлениях; о Габриэлле…
— Замолчи! — закричал Николас прежде, чем я успела что-нибудь сказать. — Мисс Ливия ни в чем не виновата. Ты поняла? О, хотел бы я, чтобы со всеми мне было так же спокойно и надежно, как с ней.
Его яростная речь в мою защиту наэлектризовала детей, как, впрочем, и меня. Мы смотрели на удаляющуюся в гневе Эмилию. Она остановилась у двери в кухню.
— Я тебе это докажу, — заявила она уверенным тоном. — Этот старик еще заговорит, когда я возьму у Тиссо топор для разделки туш.
Этот выпад Эмилии вызвал у Николаса только злую улыбку. Так как мы с детьми удивленно смотрели на него, он пояснил:
— Я только что разговаривал со стариком Жиро. Если он и взял драгоценности, то во время моего допроса их у него не было. Хотя это ни о чем не говорит, — добавил он после паузы.
— Вы действительно думаете, что Жиро в чем-то замешан? — спросила я удивленно.
— Я уверен, что человек, ответственный за все происшествия в «Голубых Болотах», виновен и в смерти Габриэллы. И при всей моей фантазии я не могу себе представить, что могло быть между Жиро и Габриэллой.
Я думала так же.
— Сэр, я полагаю, нам нужно запереть на ночь все двери, а завтра утром продолжить разговор, — предложила я.
— Вероятно. Но в любом случае мне нужно проводить эту чертову бабу в подвал, иначе она проломит себе череп.
Дети направились к лестнице. Я последовала за ними, но Николас встал передо мной и прошептал на ухо, хотя я была уверена, что Пен все слышал:
— Я желаю увидеть вас еще раз перед сном.
— Если вам угодно, сэр…
— И не называйте меня постоянно сэром, черт побери. Вы будете называть меня сэром и после нашей свадьбы?
Я даже улыбнулась от такого оригинального признания в любви.
— Раз уж такое дело, сэр, я буду называть вас так, как захотите, — ответила я задорно.
Я не знаю, что понравилось ему больше: моя улыбка или мой ответ, но он поцеловал меня, хотя Пен и Роза с каменными лицами наблюдали за нами. Я не сопротивлялась, и меня совсем не удивило, когда он резко отпустил меня. Грубоватость была в его натуре.
— Идите, моя девочка. А я провожу эту идиотку по подвалу. Иначе она наверняка сломает себе шею.
Несмотря на все неприятности, я поспешила за детьми, счастливо улыбаясь. Они были непривычно молчаливы. Роза выглядела очень подавленной, хотя поток слез у нее уже иссяк.
— Ливия, можно нам с вами поговорить? — неожиданно спросила она меня, схватив за руку. — Мы должны. Мы не можем больше молчать. Пен утверждает, что мы еще можем, но я говорю: нет. Я не могу больше, не могу, дорогая Ливия!
Она бросилась в мои объятия и уткнулась лицом мне в грудь. Я обняла ее с материнской нежностью.
Пен, тоже находясь в сильном возбуждении, прокричал:
— Вот ты это и сделала, дура! Все предала!
— Идите оба в мою комнату! — сказала я строго, продолжая держать Розу за руку.
Может быть, я теперь узнаю их тайну? Как ни странно, я не была взволнованна так, как ожидала. Я просто не могла и подумать, что они желали зла своей матери и тем более что они виновники ее смерти. И за все происшествия в доме мне не хотелось делать их ответственными.
Я закрыла за нами дверь и разожгла в камине огонь, чтобы сделать атмосферу более уютной.
— Ну, давайте! Если вы хотите, я обещаю вам, что никто не узнает о нашем разговоре.
Их лица заметно просветлели.
— Мы… Речь пойдет о нашей матери, — объяснила Роза и съежилась, когда Пен перебил ее:
— Правильнее сказать — об отце.
Казалось, Роза не знает, что говорить дальше, а Пен сердито вздохнул, но его глаза просили о понимании. Я попыталась поддержать его улыбкой.
— Ливия, вы действительно хотите стать женой нашего отца? — спросил он напряженно.
Я покраснела и не ответила.
— Она будет, — сказала Роза убежденно.
— А почему вы не хотите, чтобы я стала женой вашего отца? Вы боитесь, что я отниму у него любовь к вам? И место в его сердце? Это просто невозможно…
— До матери нам нет никакого дела, — перебила Роза возбужденно. — Она говорила, что меня она совсем не хотела. Все дело в том, что мы вас любим. И мы не хотим, чтобы с вами случилось то же самое, что и с нашей матерью. Я думаю… Ей с нами не повезло. Мы это поняли. Но если с вами случится что-нибудь… Мы будем ненавидеть нашего отца, ведь правда, Пен? Да, будем его ненавидеть.
— Бог мой, о чем вы говорите?
Я была уверена, что неверно поняла слова девочки, и посмотрела на Пена, ища у него поддержки.
— Ваш отец не имеет ничего общего со смертью вашей матери. Он же был в это время в плавании, когда ее убили.
— Вы тоже знаете, что она была убита, — пробормотала Роза и вновь захныкала. — Но это было неумышленно. Она его так довела, что у него больше не было сил терпеть. Он ударил ее, и она упала с кресла-каталки. Он опрокинул на нее кресло и исчез.
Это просто кошмарный сон, убеждала я себя. И откуда и у них такая уверенность?
— Вы видели, — мой голос задрожал, — вы видели сами, как он ее убил? Почему он ее ударил? Почему? Говорите!
Пен начал говорить.
— Мать сказала, что с нее довольно терпеть эту жизнь на болоте. С ним и двумя проклямыми озорниками. И что между ними все кончено. Поэтому отец ее и ударил. А мы хотели навестить мать тайно, без ее ведома. Но мы не могли пройти к ней, потому что родители спорили. То есть спорила она. Он был в своей морской форме и выглядел так, словно в большой спешке доскакал из Плимута в Лондон.
— А ты уверен, что это был твой отец? Форма с накидкой — это всего лишь форма с накидкой.
Роза уверенно кивнула головой.
— На нем была большая шляпа. Он ее носит, сколько я себя помню. Она совсем немодная. Такие сейчас уже давно не носят.
Слова Габриэллы о ее детях шокировали меня, и мне был совершенно понятен гнев капитана. Но не могли ли дети ошибиться? Да и видели ли они его лицо, или?.. Ох уж эта накидка! И человек сегодня в саду, был в накидке. И почему только я должна обо всем этом думать? Лучше бы всю жизнь оставаться в неведении.
— Что же нам делать? — спросила жалобно Роза.
Разочарование в ее словах резануло меня по сердцу. Я обняла обоих детей и попыталась продемонстрировать им уверенность, которой у меня самой не было.
— Вы должны забыть о том, что вы видели в тот вечер. В этом нет полной ясности. Помните об этом, и рано или поздно мы узнаем правду, что человек в накидке был не ваш отец, а кто-то другой…
— Кто? — спросил Пен.
— Этого мы пока не знаем. Но узнаем со временем.
— А узнаем ли мы про это? — Пен полез в карман своей потертой жилетки из кожи. Сияющая вещица лежала на его ладони. Бриллиантовая сережка.
— Где ты ее нашел? — воскликнула я возбужденно.
— В комнате отца, когда я ходил за бренди для вас.
— Кто-то подбросил ее туда, чтобы обвинение пало на него, — проговорила я быстро, чтобы оправдать Николаса. — Ты нашел там и другие драгоценности? Где она лежала?
— У меня не было времени, чтобы осмотреться. А сережка лежала прямо напротив потайной двери в комнате отца. Может, он спрятал драгоценности в потайном ходе, а сережку уронил в спешке.
Я была просто ошарашена.
— Спрячь пока эту вещицу, Пен. Спрячь в надежном месте. Мне нужно время, чтобы подумать. Завтра утром я буду знать, что нам делать дальше.
В данный момент я понятия не имела, что предпринять. Я знала только, что должна разрушить обвинения детей против Николаса.
Пен взобрался на стул и забросил сережку на верхнюю полку шкафа. А затем посмотрел на меня неуверенно и вопросительно.
— Вот увидите: все прояснится, — заверила я детей, хотя сама совсем не была в этом уверена. — Вор хотел, чтобы мы подозревали твоего отца. Разве вам это не понятно?
Они кивнули головами в знак согласия. Роза прижалась ко мне, и я нежно поцеловала ее в лоб.
— Спокойной ночи, моя дорогая, — проговорила я. — И не грусти, пожалуйста. Мы наверняка скоро узнаем всю правду.
— Но мы же видели все своими глазами, — воскликнул Пен нетерпеливо. — Мы можем лищь узнать, почему он это сделал. Хотя, в принципе, мы знаем даже и это. Мы ни в чем не упрекаем отца. И никогда не упрекали. — Он робко взглянул на меня. — Мы хотим только, чтобы он не сделал вам ничего плохого. Обещаете нам, что вы не выйдете замуж за него, пока не убедитесь, что он не обидит вас?
Я с легкостью заверила их в этом, потому что он не обещал на мне жениться и не предлагал мне своей руки.
Они вроде бы успокоились и отправились в свои комнаты.
Через некоторое время я услышала, как в коридоре мисс Эмилия пожелала Николасу спокойной ночи. Потом раздался стук в мою дверь.
Я открыла и остановилась у двери. Передо мной стоял капитан Брендон. Просьбу пропустить его внутрь я решительно отклонила. Мы и так себя достаточно скомпрометировали. Тогда он поинтересовался, как я справляюсь с детьми,
— Дети ни в чем не виноваты, — объяснила я ему. — В этом вы можете быть совершенно уверены.
Он нахмурил лоб.
— Я хотел бы быть в этом так же уверен, как и вы. Вы ведете себя так, словно знаете что-то, чего не знаю я.
— Можно задать вам вопрос? — спросила я, глубоко вздохнув.
— Давайте!
— Были ли вы Англии, когда умерла ваша жена?
Он был заметно удивлен.
Я полагала, что он будет искать какие-нибудь оправдания, но он только сказал:
— Конечно же, нет. Это вас удивляет? — добавил он иронично. А затем: — Еще вопросы будут?
— Не видели ли вы в этом доме драгоценностей де Саль? — продолжала я холодно.
Он с минуту изучающе смотрел на меня, прежде чем холодно произнес:
— Нет. До сих пор нет. Но, очевидно, меня подозревают в их воровстве.
— Нет-нет! — возразила я порывисто. — Я только хотела услышать это от вас. И только!
— Теперь вы это услышали.
Еще ни разу он не разговаривал со мной таким ледяным тоном. И его вежливый поклон был для него нехарактерен.
— Спокойной ночи, — пожелал он мне. — Мне кажется, что я должен сейчас дать вам время, чтобы к завтраку вы подготовили новые вопросы.
Такая обидчивость была ему несвойственна. Я хотела прямо с утра привести к нему Пена и Розу. Отец и дети должны однажды высказаться сполна и устранить взаимное недоверие.
Я проснулась на рассвете. Какой-то шум разбудил меня: как будто хлопнула дверь прямо под моим окном.
Любопытство подняло меня с кровати. Может быть, это капитан вышел из дому в такую рань?
Я осторожно открыла ставни и остолбенела.
Это были Пен и Роза. Пен нес в руках маленький чемоданчик, а Роза прижимала какую-то куклу к своему коричневому пальто. Я распахнула окно и прокричала:
— Пен! Роза! Я должна с вами поговорить! Подождите меня, пожалуйства! Вы должны меня выслушать!
Роза приостановилась, но Пен прибавил шагу. Он бросил чемоданчик в лодку, качавшуюся возле берега, и вскочил в нее сам. К моему облегчению, я не заметила в лодке ни весел, ни паруса. Итак, ему придется вернуться назад.
Я накинула что-то на себя и устремилась вниз по лестнице.
С того момента, как я видела детей из окна, не прошло и пяти минут, но на том месте, где стояла лодка, я не увидела ни детей, ни чемоданчика. Неужели они нашли другую лодку, оснащенную всем необходимым? Или они где-то спрятались, выжидая подходящего момента для отплытия?
Я пробежала к кухне, чтобы сократить путь. За домиком прислуги я заметила пригнувшуюся фигуру. Наверняка это был старик Жиро. Он стоял спиной ко мне, и все его внимание было направлено на болотистую воду, в которой он шарил длинным шестом.
Только я хотела его окликнуть, как он неожиданно стремительно выпрямился и быстро принялся разминать затекшую спину энергичными движениями. За несколько секунд он разрушил образ старика.