- Долго рассказывать, - ответил Ленька. - В общем... в Штирлица. И, знаешь, Седой, похоже, на этот раз мы вляпались ещё серьезней, чем в предыдущие разы.
Седой нахмурился.
- Пой подробности! - сказал он, шаря в кармане своего темного пиджака. Он искал сигареты, и при этом наполовину вытянул почти полностью поместившуюся в боковом кармане книжку. Ленька успел разглядеть название: "По следам человека со шрамом". Седой вытащил сигарету - он курил крепчайшие кубинские сигареты без фильтра, которыми Москва в те годы была завалена - и, как всегда, облизнул её, прежде, чем закурить: кубинцы делали папиросную бумагу из сахарного тростника, и бумага была сладкой.
Ленька стал рассказывать, стараясь излагать все как можно короче и яснее. Видно, у него получилось, потому что Седой, заслушавшись с первых слов, не сразу раскурил сигарету, и лишь потом, спохватившись, что так и мнет её в руке, вставил её в зубы и чиркнул спичкой. То ли от всполоха спички, резко поделившего скулы Седого на область света и область теней, то ли ещё отчего, но лицо Седого, показалось в этот момент напряженным и помрачневшим.
- ...И вот, - закончил Ленька, - мы решили обратиться к тебе за советом, что делать, потому что, сам понимаешь, нельзя девчонку в беде бросать.
- Нельзя, - согласился Седой. И вздохнул. - Да что ж, только вот, за способность у вас такая, влипать невесть куда? То на ульяновскую шпану напоретесь, то в валютчиков влетите... Но это, ты прав, похлеще прежнего будет. Ладно, пошли.
- Ты пойдешь туда?.. - Ленька поверить не мог от радости.
- Пойду, конечно! - буркнул Седой. - Вы эти классные "опели" видели, а я что, рыжий? Да и на квартиру этого Штирлица интересно посмотреть. Хотя, конечно... Ладно, веди.
Ленька повел его. Седой некоторое время молчал, потом заметил.
- Ну, Димка, конечно, наврал вам.
- Наврал? - удивился Ленька.
- Не про все, конечно. Но про этот разговор - точно. Если б продавец и говорил со знакомым разведчиком, что вот, мол, с вас Штирлица списали, то не в тех бы словах был такой разговор и не в таком месте. Это Димка придумал, чтобы вас побольше накрутить. Да это пустяки... Вот все другое... Ничего, справимся.
И он опять примолк, потом, в задумчивости, стал напевать вполголоса:
Спокойней, товарищ, спокойней,
Тебе ещё не выбирать,
Еще не затеяны войны,
В которых тебе умирать...
- Кстати, - сказал он. - Человек, который эту песню написал, Юрий Визбор, он в "Семнадцати мгновениях весны" Бормана играет, - Седой вытащил из кармана книжку и показал Леньке фотографию, помещенную ближе к верхнему правому углу обложки.
- Это Визбор? - не понял Ленька.
- Нет, это Борман. Это документальная книжка, но поубойней любого детектива будет. Про то, как пытались установить, действительно Борман погиб при взятии Берлина или сумел бежать, оставив труп похожего на него человека в своей машине. Труп-то весь обгорел, а Борман был самым хитрым из всех нацистов и к тому же неофициальным казначеем нацисткой партии. Если он сбежал, то в его распоряжении оказались не миллионы даже, а миллиарды... В библиотеке всего Юлиана Семенова растащили, а тут эта книжка попалась. Ну, интересно мне стало, как все было на самом деле. Ведь главный-то поединок Штирлиц ведет с Борманом, а даже не с Мюллером, просто этот поединок тише проходит... А Визбора взяли из-за внешнего сходства. Видишь, как бывает? Лицом похожи, а по сути разные. Визбор написал и "Солнышко лесное", и "Московский трамвай", и "Вставайте, граф", и ещё столько отличных песен, что закачаешься.
Он опять примолк на какое-то время, потом стал напевать уже из Высоцкого:
...Но тот, кто раньше с нею был,
Он про меня не позабыл,
И как-то в осень,
и как-то в осень
Иду с дружком - гляжу, стоят,
Они стояли молча в ряд,
Они стояли молча в ряд,
Их было восемь.
Со мною нож,
решил я: что ж,
Меня так просто не возьмешь,
Держитесь, гады,
держитесь, гады...
- А вообще, - сказал он, вдруг резко оборвав пение, - я пока что вижу две зацепки. Эти "опели"-двойники и Аргентина. Хотя, может быть, Дрезденская галерея тут тоже к месту.
- То есть? - спросил Ленька. - Ты до чего-то догадался?
Седой мотнул головой и выкинул окурок.
- Пока ни до чего. Просто, говорю, весело будет, если эта книжка про Бормана мне в самую жилу попалась, в самое вовремя... Куда теперь?
- Вот сюда, - Ленька ввел его во двор, и Седой некоторое время простоял перед "опелями" как зачарованный, любуясь ими без стеснения. Он даже потрогал дверцы, похлопал по капоту и багажнику. Потом он кивнул Леньке:
- Пошли, - а по пути к подъезду обронил. - Вот будет здорово, если её отец уже вернулся. То-то идиотами все мы будем выглядеть, включая меня.
Они поднялись, позвонили в дверь. Им долго не открывали. Потом послышался приглушенный голос:
- Кто там?
- Да мы это, мы, - отозвался Ленька. - Я и Седой.
Дверь отворилась, Седой вошел, и Даша уставилась на него во все глаза. Видно, за время Ленькиного отсутствия Юрки и Димка успели нарассказать ей про Седого всякие чудеса.
Трудно сказать, разочаровал её Седой после этих восторженных описаний или нет. Был он невысокого роста, хоть и ладно сложен, лицо ничем особенным не выделялось, хотя и было открытым и привлекательным. Чтобы "проникнуться" Седым, надо было видеть его в движении, в общении: в каждом его слове, в каждом жесте, в каждом повороте головы или тела ощущалась аура почти завораживающей мужской силы. По-настоящему мужской, то есть - доброй.
- Привет, - сказал Седой. - Меня зовут Андрей Волгин, но все меня Седым кличут, можешь и ты так называть. А что вы так долго не открывали? Какие-нибудь незваные гости до вас ломились или вы обсуждали, какие ужасы могут приключиться и дофантазировались до того, что сами себя запугали до смерти?
- Мы... - Даша замялась. Похоже, Седой попал в самую точку. - Мы решили проявлять осторожность.
- Молодцы, - кивнул Седой с таким видом, что невозможно было понять, иронизирует он или говорит всерьез: этакий хмурый кивок "рабочего человека", который кивает детям, не слушая их, лишь бы вопросы задавать перестали. - А на ружья поглядеть можно?
- Конечно! - сказала Даша. - Проходи.