– Пусти! – визжал Джокер. – Пусти меня! Я сам все сделаю!
Я замерла на месте.
Иван поднял на меня отчаянный взгляд и прикрикнул:
– Уходи! Ну!
Я рванула на себя дверь, выскочила в пустую приемную. Пронеслась по пустому коридору, скатилась по лестнице и метнулась на улицу. Мелкий колючий дождь немедленно высек меня по лицу. Я остановилась, тяжело дыша. Меня трясло от холода, страха и облегчения.
Так закончилось мое последнее свидание с капитаном Дердекеном.
Неделя тянулась невыносимо долго.
Сутки разделились для меня на день и ночь и окрасились в черно-белый цвет.
Днем я безоговорочно верила в слово капитана Дердекена, а ночью не могла понять, как можно быть такой дурой.
Днем я была уверена, что наша встреча с Лешкой стала на день ближе, ночью подсчитывала параллели и меридианы, предоставленные к услугам капитана Дердекена. Их было так много, что мною овладевало уныние, и я до самого утра ворочалась на постели.
В общем, это была трудная неделя, но я дождалась ее конца.
И когда в понедельник утром кто-то позвонил в дверь, я совершенно не удивилась. И даже не обрадовалась. Только разжалась цепкая лапа, всю неделю державшая мое сердце в жестких тисках.
Я открыла дверь. Лешка стоял на пороге, мокрый, небритый и счастливый.
– Привет, – сказала я.
– Привет, – ответил Лешка. – Как дела?
– Все путем, – ответила я. – А у тебя?
– У меня теперь тоже, – ответил Лешка.
Я прижалась щекой к створке открытой двери и осмотрела его так, словно видела впервые. Нет, неправильно...
Осмотрела так, словно у меня вдруг открылись глаза.
– Что ж мы на пороге разговариваем? – спросила я.
– Не знаю, – ответил Лешка и обхватил мокрые плечи обеими руками. Его зубы выбивали громкую радостную дробь. – Можно войти?
Я посторонилась и сказала:
– Входи.
Лешка вошел, и я закрыла дверь. На этот раз с нужной стороны.
Иван сдержал свое слово и явился в милицию. Это был самый громкий процесс, когда-либо проходивший в нашем тихом городе.
На суде я не была. Я не хотела видеть Ивана в клетке.
Впрочем, наш журнал следил за ходом суда. Димка Копылов присутствовал на каждом заседании и говорил, что такого блестящего шоу не видел даже по телевизору.
Иван сумел превратить суд в веселый фарс, причем, как ему это удалось – известно одному богу. Несколько судебных заседаний прошли под угрозой удаления из зала подсудимого за недопустимые замечания в адрес суда и свидетелей. Однако судья Ивана так и не удалил. Заседать без него было бы слишком скучно.
На пятом слушанье Иван внезапно потерял всякий интерес к происходящему в зале. Он ушел в себя, в собственные мысли, и не реагировал даже на вопросы, заданные лично ему.
Судья пару раз сделал ему внушение. Адвокат Ивана, страшно волнующийся молодой человек, извинился за своего подопечного. Но все было напрасно. Иван потерял интерес к этому действию пьесы и начал обдумывать следующее.
Он немного оживился только на восьмом, «закрытом» заседании. Из Москвы прибыл внушительный научный десант во главе с известным и маститым академиком. Ему поручили разобраться в устройстве аппарата, генерировавшего инфразвук внутри органных труб.
Разобраться в этом было сложно. Чья-то преступная рука разгромила студию «Осенней звезды» и даже подожгла ее.
Я догадывалась, кто это сделал, но спросить не могла. Маленький Джокер исчез из города сразу после ареста своего хозяина.
Академик со свитой проработали на руинах почти месяц. За это время успел выпасть и растаять первый снег. На городских улицах запахло елками, мандаринами и ожиданием Нового года.
Через месяц слушанье дела возобновилось. Несмотря на огромный интерес, прессу и публику в зал не допустили:
решили, что открытый технический доклад слишком сильно походил бы на самоучитель типа «Сделай сам»!
Мой милицейский осведомитель рассказал, что на этом заседании Иван, до этого долго пребывавший в апатии, внезапно оживился. Он даже попросил ручку и бумагу, чтобы законспектировать речь академика. Ему отказали, но Иван не обиделся и технический отчет комиссии выслушал с большим интересом.
После чего громко рассмеялся и выкрикнул:
– А вот и не угадали!
Говорят, академик смутился, как студент на экзамене. Впоследствии он просил Ивана о свидании, но Иван не пожелал с ним встречаться.
И не удивительно.
Посетителей у самого знаменитого преступника города было хоть отбавляй.
Все экзальтированные городские дамы писали Ивану проникновенные письма. Говорят, что Иван, не вскрывая, отдавал их охране – посмеяться. И тюремная охрана веселилась так, как никогда «до» и никогда «после».
Вообще, пребывание Ивана в тюрьме начало обрастать различными легендами и преданиями. Дердекен стал фигурой эпической, фигурой модной, таинственной, возбуждающей самые разные толки и слухи.
Сам он был к этому глубоко равнодушен, и газеты, в которых ему отводились самые лучшие места, выбрасывал, не читая.
Так же, как письма поклонниц.
Мой милицейский осведомитель рассказывал, что Иван просил передать в камеру учебники по физике для высших учебных заведений. Нужно ли говорить, что в этой просьбе ему было отказано!
Правда, наше демократичное правосудие предложило ему заменить специализированную литературу художественной. Любой, на выбор.
Иван подумал и попросил «Мертвые души». Охрана сообщала, что книгу он прочитал от начала до конца, и не один раз.