– Ах, да...
Наталья Александровна снова покопалась в холодильнике и вынула бутылку вина. Показала мне и сказала:
– Легкое, полусухое. Правда, за помин души полагается водку пить...
Она махнула рукой.
– А! Ладно! Назад все равно не вернешь!
Я хотела спросить, можно ли вымыть руки, но хозяйка сразу уселась за стол и пригласила:
– Что же вы?
Пришлось приступить к трапезе грязными руками. Я подцепила вилкой немного столичного салата и поковырялась в нем. Салат смотрелся аппетитно, но мне кусок в горло не лез. Не из гигиенических соображений. Просто не могу есть на поминках.
– Ты, правда, будешь некролог писать? – спросила вдруг Терехина, переходя на «ты».
Я чуть не подавилась зеленым горошком и закашлялась, прижав к губам бумажную салфетку.
– Ну-у-у... Как вам сказать...
– Прямо, – посоветовала Наталья Александровна. – Я же не дура и не слепая. Видела его лицо...
Она налила себя полную стопку водки и опрокинула ее в рот одним движением. Я отпила немного вина.
Наталья Александровна поморщилась, поставила стопку на стол и понюхала кусочек черного хлеба. Ее действия выглядели как-то странно, по-мужски.
– Вы думаете, что его убили? – спросила я осторожно.
Терехина посмотрела на меня.
– А ты как думаешь? – спросила она насмешливо.
– Пока не знаю.
– Но хочешь узнать?
Я промолчала. Чем дальше я зарывалась в эту историю, тем отчетливей понимала, что вляпываюсь в крупные неприятности. Но повернуть назад уже не могла. Из самолюбия.
– Хочешь, – ответила за меня Терехина. – Поэтому и приехала.
Она откинулась на спинку стула. Я внимательно рассматривала ее лицо. Наверное, в молодости она была красивой женщиной. Она и сейчас была хороша. Вернее, была быхороша, если бы не жесткий взгляд запавших серых глаз. Когда она смотрела на собеседника, возникало неприятное ощущение, что в тебя целятся из пистолета.
– Что ты хочешь знать? – спросила Терехина. – Давай говори! Если смогу, я отвечу!
Я повозила руками по столу.
– Наталья Александровна, я еще сама не знаю. Бреду, как в потемках. Может, вы расскажете мне, что считаете нужным? А я сориентируюсь по ходу.
Терехина утвердительно кивнула.
– Ну что ж, – сказала она нараспев.
И негромко повторила:
– Ну что ж...
Подумала и начала:
– В город я приехала в пятнадцать лет. Поступила в книжный техникум. Закончила его, устроилась на работу. Киоскером. Снимала угол у хозяйки... Знаешь, раньше было такое слово – «коечница»?
– Нет, – ответила я тихо. – Никогда не слышала.
Она вздохнула.
– И слава богу, что не слышала. Жизнь, конечно, – не приведи господь. Промучилась год, уже стала подумывать, не вернуться ли назад, в деревню, как вдруг...
Она помедлила.
– Встретила одного парня.
Она засмеялась и пожала плечами.
– Ну, дальше можно не рассказывать. История старая, как мир. Ты мексиканские сериалы смотришь?
– Иногда, – ответила я осторожно. Вдруг они ей нравятся.
– Тогда сама все поняла. Погуляли с мальчиком полгода, а потом он меня бросил.
– Почему?
– Потому, что я ему не пара, – ответила Терехина нравоучительно. – Мальчик из интеллигентной семьи, папа преподаватель университета, мама врач... Какая там может быть деревенская простушка?
Она встала со стула, подошла к окну и открыла форточку.
– Толик родился недоношенный, – продолжала она спокойно, без слез. – Роды были тяжелые, уж не знаю почему. Знаешь...
Терехина обернулась ко мне и присела на подоконник.
– Я сначала думала оставить ребенка в роддоме. Ну, отказаться от него, – пояснила она, хотя и так было ясно. – А потом как увидела...
Она задохнулась, стиснула руки на груди.
– Маленький, сморщенный, несчастный комочек. И живой! Понимаешь, живой! Бросить его было бы такой... такой...
Терехина мучительно поискала слово.