– Вот и кончайте волноваться, – оборвала я грубо. – Я уже большая. Понятно?
И с треском впечатала трубку в аппарат.
– Блеск! – сказал шеф, наблюдавший за мной. – Укротительница тигров!
Я болезненно сморщилась.
– Слушайте, хватит!
– Все, все!
Шеф задрал обе руки.
– Больше никаких вопросов! Действительно, чего всполошились? Подумаешь, могли убить или изнасиловать! Ты уже большая, сама бы справилась... Правда?
Я бросила сумку на пол и уселась в кресло. Шеф с силой выдохнул воздух, поднялся с кресла и пошел к стенному шкафчику. Достал из него пузырек валерьянки, налил в стакан минеральную воду. Опрокинул в нее половину пузырька, выпил залпом, как водку.
Сморщился, проскрипел:
– За что мне все это?
Я молча стиснула руки. Мало мне предков, теперь еще и начальник решил записаться в воспитатели!
– Игорь Константинович, – начала я голосом, дрожащим от злобы.
– Что тебе, убогая?
Я чуть не огрызнулась, но вовремя спохватилась.
– Мне двадцать пять лет. Я – взрослая женщина. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.
– Ага, ага, – проскрипел шеф. Достал из шкафчика заржавевший пряник и попытался откусить кусочек. Потерпел фиаско и швырнул пряник в корзину для бумаг. Он упал на дно с громким железным стуком.
– У меня может быть своя личная жизнь? Как вы думаете?
– Может, – ответил шеф. – Живи своей личной жизнью, сколько влезет! Только предупреди, где ночуешь!
Несмотря на гнев, клокотавший во мне, я не сдержалась. Тихонько захихикала в кулак, исподлобья изучая начальство.
Шеф вернулся назад, в кресло, уселся и закрыл глаза. Так мы просидели несколько минут в полном молчании.
– Ладно, – сказал шеф, открывая глаза. – Действительно, чего я лезу не в свое дело? Давай рассказывай.
– Что рассказывать? – не поняла я.
– Конечно, не про личную жизнь, – подначил шеф ехидно. – Ты не забыла, что работаешь в нашей скромной конторе?
– Не забыла.
– А ты не забыла, что тебе кое-что поручили?
– Не забыла.
– Так что? Ты вчера делом занималась или жила личной жизнью?
Я беззвучно вздохнула. Теперь меня будут попрекать этим словосочетанием до скончания века. Шеф злопамятный, как слон.
– Делом занималась, – сказала я сухо.
– Валяй, излагай, – пригласил шеф.
Я коротко рассказала о похоронах Терехина и беседе с его матерью. Шеф слушал меня внимательно, не перебил ни разу.
– Выходит, его мать считает, что сына убили?
– И не просто убили, а убили из корыстных расчетов! – подчеркнула я.
– То есть она подозревает свою невестку?
– Да, – подтвердила я.
Шеф пожевал губами.
– Но как?... Никакого криминала врачи не обнаружили!
– А лицо покойного, перекошенное от ужаса? – напомнила я. – Между прочим, хоронили Терехина в закрытом гробу!
Шеф вздохнул.
– Мистика, – проворчал он себе под нос.
– Да? – спросила я невинно. – А то, что Терехин за несколько дней до смерти продал все свои компании? Это что? Тоже мистика?
Шеф подался вперед.
– Иди ты!
– Продал! – повторила я. – Мамаша сказала!
– А кому он их продал, она сказала?
– Сказала, – ответила я небрежно и замерла, поигрывая брелоком на ключах Дердекена.
Несколько долгих секунд в комнате стояла тишина. Потом шеф не выдержал и взмолился:
– Ну! Не томи! А то мы будем иметь вторую таинственную смерть от сердечного приступа!