– Господи, какой ужас! – сказала я тихо. – Выгоняли в океан без пищи, без воды... Господи!
Я невольно перекрестилась.
– Да, милая барышня, – поддакнул Джокер с некоторым злорадством. – Без пищи и воды... Между прочим, смерть от жажды – самая страшная из всех смертей. Особенно, когда вокруг море соленой воды... Вы, люди, ненавидите даже себе подобных.
Я повернула голову и взглянула на собеседника.
– Почему вы говорите в третьем лице? – спросила я резко. – Вы тоже человек!
– Только наполовину! – ответил Джокер.
– Почему? – не поняла я.
Карлик с шутовской серьезностью развел руками.
– Не дорос!
Подумал и ядовито добавил:
– А впрочем, спасибо за комплимент.
– Все, хватит! – велел Иван. Джокер ухмыльнулся и поднял с палубных досок свою кружку.
– Майка, – позвал Иван.
Я подняла на него глаза.
– Это было очень давно. Не грусти.
Я не ответила.
– Джо!
– Слушаю, ваше величество, – откликнулся Джокер.
– Развесели даму, – велел Иван.
Карлик с готовностью подскочил на ноги.
– Вы любите стихи? – спросил он меня.
Я растерялась.
– Стихи? Да, конечно...
Карлик приосанился и объявил:
– Экспромт!
Выставил перед собой короткую ручку, заговорил с преувеличенным пафосом, помогая себе жестикуляцией:
– Ах, Майя, вы прекрасней рая!
Опустил руку и озабоченно спросил:
– Ну, как?
– Гениально! – ответила я кисло.
– Иван, продолжай, – велел карлик. – Я обыграл имя нашей гостьи, ты обыграй ее прозвище. Слабо?
Иван поднялся на ноги, подошел ко мне и подал руку. Поднял меня с палубных досок, не выпуская моей руки, договорил:
Наклонил голову и почтительно поцеловал мою ладонь. У меня сладко замерло сердце.
– Гениально! – ядовито восхитился Джокер. – Ты должен был заняться творчеством вплотную! Не бросать же талант на ветер! Майя, наш общий друг, его величество Дердекен в юности баловался рифмоплетством.
– Сгинь, – велел Иван. Джокер снова ухмыльнулся, подхватил свою кружку и скрылся внизу.
Я проводила взглядом маленькую неуклюжую фигурку и спросила:
– А ты не слишком груб?
– Не слишком, – ответил Иван. – Джокер ненавидит, когда с ним сюсюкают. Он усматривает в этом элемент жалости.
– Понятно.
Мы помолчали еще немного.
– Ты действительно писал стихи? – спросила я тихо.
Иван прикусил губу, разглядывая меня в упор. У меня снова замерло сердце. Сейчас он меня поцелует.
Но поцелуя не последовало. Иван неожиданно хмыкнул и сказал:
– Писал.
– Прочитай! – попросила я. Несмотря на холодный вечерний воздух, щеки мои пылали.
Иван обхватил ладонями затылок, запрокинул голову прямо в черное небо. Немного подумал и тихо произнес:
– Моя холодная осенняя звезда...
Он замолчал.
– Ну? – поторопила я. – А дальше?