в а с найдут управу. Понятно?
Незнакомец, однако, нимало не смутился.
- Это вы-то на меня заявите в милицию? Это даже оригинально, - криво усмехнулся он. - Более, чем оригинально. - Хмыкнул и повернулся. Но, уходя, ещё раз бросил на Аркадия мимолетный взгляд, и от этого взгляда его просто передернуло. Такая лютая ненависть была в этом усталом больном взгляде, такая угроза, что Аркадий окончательно понял - неизвестно, каким образом, но этот человек знает все, возможно, кроме Аркадия и Маши один на всем белом свете знает абсолютно все, что произошло у реки на мосту девятнадцать лет назад.
Незнакомец тихо и спокойно удалился восвояси, а Аркадий побрел домой. Взглянув на него, не его понурый, подавленный вид, маша поняла, что произошел некий весьма неприятный разговор. Обед прошел тихо, молча. Катя удивленно глядела на сумрачные лица родителей и тоже помалкивала, чувствуя, что места для веселья за этим обеденным столом в этот день не было.
После обеда собрались и уехали в Москву. В городской квартире показалось так уютно, как никогда. Квартира в кирпичном доме на оживленном проспекте казалась чем-то незыблемым по сравнению с дачным домом, стоящим в лесу на пути всех ветров и напастей. Здесь - большой, бурлящий жизнью город, здесь - камень, кирпич, шум автомобилей, свет рекламы, здесь влиятельные друзья и ответственная работа, здесь конец двадцатого века, здесь не до силуэтов и лесных шорохов, не до экскурсов в зыбкое полузабытое. Здесь все просто и ясно. Он - ответственный работник, сравнительно молодой для своего положения человек, у него замечательная жена, замечательная дочь. У них прекрасная трехкомнатная квартира в престижном районе с дорогой мебелью и импортной техников, у них "Волга" в экспортном варианте, у них есть все, что нужно для счастья... Так что ему наплевать на все, что когда-то там было, да нет, не просто наплевать, даже очень хорошо, что так произошло. Бог покарал наглеца, который посягнул на их с Машей счастье...
... Аркадий встряхнул головой, выглянул в окно. Там, за окном, был сентябрьский выходной день. Двигались туда-сюда пешеходы, радовалась солнцу и теплу малышня, солнце играло на крышах домов и в окнах... Как же хорошо днем - все просто и ясно. Но наступит и ночь, она уже не за горами, черная, мрачная, тревожная, и снова все станет зыбко и неопределенно...
6.
Прошел месяц. Настроение у Аркадия Юрьевича было бодрое и спокойное, он отгулял отпуск и вышел на работу, забывались в текучке дней, неотложных дел, житейских забот лесные шорохи и тревоги, смутные силуэты и призрачные воспоминания.
... Однажды вечером он приехал с работы, загнал машину в гараж и вышел из темного гаража на вольный воздух. Прошелся медленным шагом до подъезда, выкурил сигаретку. Было уже темно. Вдруг около тусклого фонаря Аркадий увидел силуэт человека. Человек этот был небольшого роста, сутулившийся, довольно жалкий и невзрачный. Лица его не было видно, оно было повернуто в другую сторону. Человек этот прислонился к фонарю и переминался с ноги на ногу. Но вот, он увидел Аркадия, оживился, повернулся к свету... И вновь перед Аркадием предстало бледное лицо дачного незнакомца с его злыми осуждающими глазами. Какая гадость! Он здесь, он и сюда добрался, он знает, где живет Аркадий! ( Можно подумать, что это так трудно узнать...)
Аркадий приблизился к нему, но тот вдруг необыкновенно быстро ретировался, мелкими шажками засеменил прочь, в темноту. Видно, не желал пока объясняться со своей жертвой, с объектом своего странного преследования. Аркадий было сделал шаг в сторону незнакомца, словно желая догнать его, но тут почувствовал дикую боль в висках. Голова закружилась, и его шатнуло в сторону... Этот незнакомец был как зубная боль, как неуемный кошмар, неотвязная мысль. Он не остался там, в лесном поселке, он преследовал его и здесь, в оживленном и освещенном каменном городе, у подъезда, где жила семья Аркадия. Какого черта ему здесь было надо?! Нет, надо было его поймать, встряхнуть хорошенько и спросить, спросить этого мерзавца, кто он, что ему надо, и где он мог его видеть? Но незнакомец словно призрак исчез в темноте...
... А потом начался сплошной кошмар... Этот человек узнал и номер его телефона. Раздавались звонки. Маша и Аркадий брали трубку, но там никто не отвечал и лишь тягостно и зловеще дышал. Не было никакого сомнения, что это о н. Аркадий выходил из себя, кричал в трубку, матерился, но вызвать того на разговор никак не мог, тот продолжал упорно молчать. Дело явно принимало худой оборот. Аркадий смотрел на Машу и Катю такими глазами, какие бывают у затравленного зверя, те отвечали ему сочувственными взглядами, это раздражало его, и он смотрел ещё более затравленно, печально. В доме воцарилась атмосфера тоски и тревоги.
Но самым скверным было то, что Аркадий стал уже ко всему этому привыкать, у него не оставалось ни сил, ни желания бороться. Привыкал к силуэту у фонаря около подъезда, время от времени появляющемуся и исчезающему во тьму, к зловещему молчанию и дыханию в телефонную трубку, привыкал к этому состоянию разлада с самим собой. Вскоре он почувствовал, что ему становится трудно работать, что его мозг не воспринимает никакой информации, и сделать что-то продуктивное он уже не в состоянии. К тому же по роду его деятельности ему необходимо было постоянно встречаться с людьми, а беседовать с людьми с вымученной улыбкой на лице и мешками под глазами после бессонных ночей было невозможно. Надо было что-то делать, чтобы все это прекратить. Но что именно, Аркадий не знал. Он с ужасом чувствовал, что начинает потихоньку сходить с ума.
Однажды, заметив в очередной раз негодяя у подъезда, он изловчился и схватил того за шиворот. Из последних сил втащил его в подъезд и прижал к стене, благо незнакомец был мал и субтилен.
- Отвечай, паскуда, что тебе от меня надо? Какого черта ты за мной шпионишь? Кто ты такой? Я тебя убью, если не скажешь, гадина! Ты мне жить не даешь, работать не даешь, чего ты ко мне прилип как банный лист? кричал Аркадий. - Отвечай! Отвечай!
Он несколько раз стукнул неизвестного об стену, тряся его как грушу. При этом он чувствовал к своему собеседнику такое нестерпимое отвращение, что его чуть не вырвало. Старое пальто, серая кепочка, которая свалилась с головы на пол, рыжеватая щетина на лице, блеклые глаза, дурной запах изо рта - это тельце стукалось об стену так гулко, что ощущалась эта телесность, реальность, преодолеть которую было невозможно. Это не силуэт это живое отвратительное существо, вся суть которого направлена против него, Аркадия. И пока в этом гадком теле живет дух, этот дух будет его, Аркадия, мучить.
- Не убьешь! - прохрипел, наконец, неизвестный. - Теперь ты больше никого не убьешь. Самому тебе скоро крышка. Испекся ты, баловень судьбы.
- Тебе-то, тебе что я сделал?! - не понимал Аркадий, сразу как-то обмякнув от жестоких слов незнакомца и блеска его злобных глазенок, сверкавших лютой ненавистью.
- А все! Все ты и такие как ты мне сделали хорошего. Больно много от жизни иметь хотите. Тебе и карьера, тебе и квартира, тебе и "Волга", и дача, и заграница. А мне ничего, хрен с маслом. А чем, спрашивается, я хуже тебя? Тем, что у тебя отец профессор, а у меня простой шоферюга? Тем, что тебя воткнули в хороший институт, куда рабочего человека и близко не подпустят, а за меня некому было словечко замолвить? Тебе же на роду было написано в шелках и бархатах ходить, по заграницам разъезжать, а мне чернорабочим в грязи и холоде вкалывать, чтобы с голоду не сдохнуть. - Он выдохнул, и тут что-то новое, странное появилось в его блеклых глазах, чуть ли не мечтательное. - Мы ведь с твоей Машкой в детстве играли вместе, на великах к речке гоняли, я её от хулиганов защищал, хоть и младше на два года. - Голос его стал тише, вкрадчивей, словно у него стоял комок в горле. Аркадий даже рот раскрыл от удивления. - А она меня не узнает, - продолжал незнакомец. - Смотрит, как на грязь под ногами, нет, чтобы поздороваться. Я за чужие грехи пять лет отбарабанил в зоне, всю душу там из меня вытянули. Я слабый больной человек, ничего у меня нет, слава Богу, хоть мамашин домишка остался, жить есть где, а то бы и вовсе по вокзалам мотался, бомжевал. Но твое счастье, парень, что мы долго друг с другом не встречались, то я к хозяину, то ты в Париж или ещё куда подальше. Да и не время было тебе весточку послать. Теперь вот оно пришло. - Тут голос его стал ещё вкрадчивее и глазки злорадно заблестели. - Давненько мы с тобой не виделись, господин хороший. С того самого дня девятого октября семьдесят третьего года, когда мы встретились с тобой утром на дорожке, после того, как ты Олега Быстрова на тот свет отправил. Не помнишь, вижу, ты меня, как и Маша. Вы на таких, как я, словно на грязь под ногами глядите, ну так вот, я к твоим сапожкам фирменным теперь навечно прилип, не отодрать тебе, так и будешь ходить с грязью. Не помнишь ведь, как ты тогда утром шагал и дрожал весь по дорожке и паренька хилого встретил близ станции, в ватнике, в кепке. Не помнишь меня, гражданин хороший, а?
Из каких-то немыслимых тайников памяти мгновенно выплыло то роковое утро, когда он, Аркадий, в невменяемом состоянии, дрожа от холода и пылая от жара, топал к станции. И, действительно, первым, кого он встретил на своем пути. Был этот парень, хилый, золотушный, в ватнике, убогий какой-то, с затравленными глазами и открытым ртом. "Идиот", - мелькнула тогда у Аркадия подсознательная мысль. Паренек этот казался неким продолжением бессмыслицы и невнятицы утреннего кошмара. Аркадий и не воспринял его всерьез, настолько нелеп он был. И забыл его мигом, не успел она даже пройти мимо. И вот... он здесь, спустя много лет...
- Ты... ты же мня только около станции встретил. Откуда же ты мог что-то там видеть? - пролепетал Аркадий, даже не думая о том, что этими словами выдает себя.
- Ха, - усмехнулся неизвестный, обнажая желтые гнилые зубы. - Не надейся. Все, все я видел! Ты думал, никого не было, ты думал, что так уж повезло тебе, что ты человека среди бела дня угробил, и никто ничего не видел, а Господь Бог не выдаст такого человека как ты. Больно жирно тебе будет. Я тебя ещё на дорожке приметил. Я шустрый, шаги у меня как у кошки, бесшумно могу подойти. Все я видел, и как караулил ты Быстрова, и как его под мост отправил, в лучший мир. Но тут, сознаюсь, жутко стало мне, пацан я был тогда, шуранул от греха подальше в туман и пробежался маленько, а потом и сообразил, что в тумане этом лица-то твоего не разглядел, а надо было, пригодиться могло. Страшно мне было, но вернулся я, навстречу тебе пошел. Тут ты меня и увидел. И я тебя увидел. И запомнил. Запомнил, парень, на всю жизнь. И мою и твою.
- Ну а что же ты тогда не заявил на меня в милицию, и следователю ничего не рассказал, когда он там вас всех опрашивал? - Аркадий говорил каким-то не своим голосом, чувствуя, что душа уходит у него в пятки, а сам летит куда-то в бездну.
- Дурака нашел! - гаркнул незнакомец. - Откуда я мог знать, что ты и есть Машкин жених, дипломатик гребаный?! Может ты убийца какой, рецидивист, я приду, расскажу, а потом меня и прирежут за углом где-нибудь. Мне лет-то в ту пору только пятнадцать и было, что я соображал-то тогда? Сейчас бы я тебя быстро выкупил, пиджачок, фраерок, а тогда... Другое дело, если бы знал я, кто ты такой или видел бы, как ты от Машиной дачи отходил, тогда не видать бы тебе никогда ни Маши, ни "Волги", ни заграницы. Ох, и повезло тебе! Ты знаешь, как бы ты тогда жил-то? Знаешь? - Скверная улыбочка озарила его бледное лицо, освещенное тусклой лампочкой в подъезде. - Ты бы сгнил там заживо, или пришили бы тебя паханы, маменькиного сыночка. Тебе лет восемь бы впаяли, гадом буду! Умышленное убийство, статья сто третья УК РСФСР, слышал?! Тебе на сто пятую и рассчитывать было нечего, да и на сто четвертую вряд ли, ты же караулил, сидел полчаса в засаде, я бы своими показаниями устроил бы тебе сто третью. У м ы ш л е н н о е у б и й с т в о! - мечтательно протянул незнакомец, сладко улыбаясь своим гнилым ртом. Да, умышленное убийство, - с наслаждение повторил он полюбившееся ему. - Ты о жизни такой, как там и слыхом не слыхивал, сучонок сытый. Ты о чем думаешь? О чем планы строишь? О новой машине, о новой загранкомандировочке, о новой должности, да чтобы жене норку, а дочку в институт, да желательно в тот самый, который ты кончал, да? Международных отношений!!! Все, братан, все я про тебя знаю!!! - радовался незнакомец, наслаждаясь беспомощностью Аркадия, его вытянутым лицом и затравленно глядящим на него глазам. - А там бы ты мечтал о другом, чтобы там тебя не опетушили, например. А с тобой там бы быстро разобрались, фраерок, там за чужую спину не спрячешься. Я-то пять годочков там прокуковал от звонка до звонка, а жизнь хорошую только по телевизору и вижу. А я никого не убивал, между прочим, я за чужую растрату сел. Ну где же она, справедливость? Где она, ваша гребаная демократия?! Почему так должно быть? А?! Ответь мне, мил человек?
- Ну, во первых, - произнес Аркадий, отчего-то чувствуя некое облегчение, - меня в то утро там не было, ты это запомни, н е б ы л о, все это твои домыслы и фантазии. Я никакого отношения к этому делу не имею, а во вторых, что же я могу сделать, коли тебе в жизни так не повезло? Я, что ли, виноват в этом? Из-за меня ты сидел? Много в жизни несправедливого, согласен. И хапнул кто-то выше всех пределов, это точно. Но только не я. Я отца потерял рано, мы с матерью жили более, чем скромно, и в институт я своими силами поступил, и закончил тоже своими. Я всю жизнь работал, и если сейчас, к сорока что-то имею, так я это заслужил. Может быть, и везло мне иногда, но везет сильнейшему, сам знаешь. Так что, оставь-ка ты меня в покое, друг. Ничем я тебе помочь не могу. Абсолютно ничем.
Аркадию был по душе деловой конкретный разговор, без всяких силуэтов и шорохов. Никаких доказательств против него у незнакомца не было и быть не могло. Показания какого-то уголовника на него никем и в расчет бы не принялись. Да и времени-то сколько прошло, наверняка уже все сроки давности истекли...
- Я тебе зато помогу, - тихо произнес незнакомец. - Очень помогу, братан. Ты только повремени. Ты у меня съездишь в Монреаль, будет тебе "Мерседес-Бенц", и крем-брюле тоже будет, мил человек. Будь здоров, не кашляй! - Он одернул пальтецо, подобрал с пола кепочку, натянул на свою маленькую голову и побрел восвояси.
И снова Аркадию стало не по себе. Что таил этот человек? Ведь там, где работает Аркадий, не любят никаких изъянов в прошлом. А вдруг у того что-то припрятано? Свидетель какой-нибудь ещё или вещественное доказательство? Загадочное поведение незнакомца пугало его. Он чувствовал, что нечто странное кроется за всем этим, что дело не только в том, что незнакомец стал случайным свидетелем давнего инцидента. Тут что-то еще, безусловно, что-то еще... Но что? Аркадию пришло в голову, что тот может шантажировать его деньгами. А, может быть, предложить самому, чтобы разрубить этот гордиев узел? Нет, пока не надо, поглядим, что будет дальше...
- Ты жди, жди, голубь. Я те весточку дам, - пробормотал незнакомец, оглядываясь у самой двери. От выражения его лица, блеска тусклых глаз, загадочной улыбочки на тонких губах Аркадий испытал чувство ужаса. Хлопнула дверь. Широко раскрыв глаза, смертельно побледнев, глядел ему вслед Аркадий, не в состоянии двинуться с места.
Временно преследователь исчез, прекратились и телефонные звонки. Наступило затишье. Но затишье это только раздражало Аркадия. Он совершенно не мог работать, начиналось сильное нервное истощение. Он думал и гадал, что же такое мог приготовить ему незнакомец, что он мог сделать ему? Он даже не отдавал себе отчета в том, что он и так уже порядком ему навредил, выбив почву у него из-под ног.
Аркадий брал в поликлинике бюллетень за бюллетенем, а вскоре сам написал заявление, отказываясь от предстоящей загранкомандировки, ссылаясь на состояние здоровья и семейные обстоятельства. С подобными заявлениями их начальство сталкивалось крайне редко, и заявление было принято более, чем холодно. Дело пахло скандалом и служебным несоответствием. Аркадий почувствовал, что на работе все как-то переменились к нему. То сочувственные многозначительные взгляды, то холодные колкие реплики, но в целом всеобщее выражение недоумения. "Сволочи", - думал Аркадий. - "В этом кругу главное, чтобы все было шито-крыто, чтоб, не дай Бог, не было никаких проблем."
Как-то Катя пришла домой из школы, напуганная и удивленная. Она почувствовала, что за ней кто-то следит. Она шла из школы по узким переулкам, и все это время за ней следовали бежевые "Жигули". Поначалу она не придала этому никакого значения, ибо не могла представить себе, что такое может относиться к ней, но преследование было настолько очевидным, что не заметить его было невозможно. Медленно и назойливо двигался за ней автомобиль, а, когда она остановилась, так же внезапно остановилась и машина. Катя оглянулась. В машине сидело двое мужчин. Они мгновенно пригнулись, и лиц их не стало видно. Ей стало страшно. Она быстро побежала и нырнула в подворотню, где машина проехать не могла. Но самое интересное, что, когда она подходила к своему подъезду, она с ужасом заметила, подъезжающие с другой стороны бежевые "Жигули". Сидящий рядом с водителем был в темных очках, это единственное, что смогла заметить она.
Катя рассказала о происшедшем родителям. Слушая это, Аркадий почувствовал страшно отчаяние - круг замыкался, ведь если бы они преследовали именно Катю, как видную красивую девушку, они бы вылезли из машины и попытались что-то сделать с ней. А тут... Он чувствовал, что ветер дует снова с той стороны. Незнакомец, преследующий его, не один. У него есть сообщники. История эта стала выходить на новый виток. Что-то затевалось против них, против всей их семьи... Надо было что-то делать, что-то срочно делать...
Может быть, надо было обстоятельно переговорить с давешним незнакомцем, предложить ему денег. У Аркадия была довольно приличная сумма денег на сберкнижке, была и наличная валюта, он мог бы просто осчастливить незнакомца в обмен на покой. Но, с другой стороны, предложить ему денег, это значило признаться в своей вине, в том, что тот рассказал, было правдой, а это в свою очередь было опасно. Может быть, у того и доказательств-то никаких не было, один блеф, а тут было бы полное признание, тут уж вовек не отмыться. К тому же, как видно, все не так просто, раз у него есть сообщники. И проявить перед ними свою слабость, означало попасть в вечную зависимость от них.
С большой неохотой рассказал Аркадий Маше о своем разговоре с неизвестным. Но после случая с Катей рассказывать надо было все - дело принимало опасный оборот.
Маша почти сразу припомнила приятеля своего детства, жившего неподалеку от их дачного поселка. Звали его, вроде бы, Колей. Действительно, он защищал её от хулиганов и был когда-то влюблен в нее, но теперь он так переменился, что узнать его было просто невозможно. Маша решила сама переговорить с ним и все выяснить. Ей представлялось, что ради нее, ради их старой дружбы и его чувства к ней, незнакомец, то есть Коля, прекратит преследовать Аркадия. Но того пока на горизонте не было.
... Аркадий же стал чувствовать себя все хуже и хуже и, наконец, подал заявление об уходе с работы по состоянию здоровья. Это уже мало кого удивило. Сослуживцы видели, что Аркадий Юрьевич вроде бы как свихнулся. Никто, разумеется, предположить не мог, отчего это произошло, да в целом никого из них это не интересовало. Этих людей вообще ничего не интересовало, кроме собственного благополучия и карьеры. Пока был Корнилов в нормальном состоянии, можно было с ним вполне культурно общаться, приглашать в гости, приходить к нему, но как только он заболел и сильно изменился, так и черт с ним, его, как говорится, проблемы. "Крыша поехала" , - пожимали плечами сослуживцы со снисходительной улыбкой. У него же, не у них... Кто-то был даже весьма благодарен Аркадию за то, что вместо него едет за границу, кто-то за то, что попадает на прекрасное вакантное место в отделе. Маша тоже понимала, что работать Аркадий больше не может и не препятствовала его решению. Катя с удивлением смотрела на родителей, между ней и ними установилось прочное тягостное непонимание. Впрочем, у Кати в ту пору были и свои, свойственные её юному возрасту проблемы, и она не особенно вникала в дела родителей до той поры, пока эти проблемы не сплелись в единый причудливый клубок и не стали решаться по какому-то дьявольскому сценарию, который никто из них троих ни в каком страшном сне не мог себе предположить.
Пока же Катя была совершенно спокойна. Слежка за ней больше не возобновлялась, и Маша убедила себя в том, что за Катей просто следили как за красивой девушкой. Катя же ничего не понимала в причинах странного поведения родителей в последнее время, их нервозности, болезни отца и, наконец, его уходу с такой хорошей престижной работы. Аркадий и Маша сумели-таки держать её под стеклянным колпаком, и, видимо, в той ситуации, это было единственно правильным решением.
Аркадий же был абсолютно уверен, что слежка эта имеет к происшедшему два десятилетия назад самое прямое отношение. Он ждал от жизни только худшего. Аркадий стал похаживать по различным врачебным кабинетам, там ему ставились разнообразные диагнозы, назначались разнообразные препараты, но ему ничего не помогало, депрессия увеличивалась и увеличивалась. Просто, он желал угодить Маше, делая вид, что раз ходит по врачам, значит, на что-то надеется и старается преодолеть кризис.
Однажды утром Аркадий выглянул из окна и внизу увидел незнакомца Колю, но не одного, а в компании двух мужчин довольно крепкого телосложения. Один был в спортивной куртке синего цвета и в темных очках, сверху хорошо была видна его лысина, другой - в модном длинном сером плаще, с густыми, с проседью, волосами. Коля показывал пальцем в сторону их подъезда и оживленно жестикулировал, его собеседники понимающе кивали головами, спокойно покуривая. А неподалеку стоял бежевый "Жигуленок" шестой модели с забрызганным грязью номером. Маши и Кати в это время дома не было. Аркадий, не отрываясь, смотрел с восьмого этажа вниз, и такое вдруг у него появилось дикое желание броситься вниз на мостовую и разом закончить все это безрадостное и тревожное существование, что лишь брезгливость к крови, к переломанным костям, к собственному искалеченному отвратительному трупу, который будет через минуту лежать на асфальте, удержала его от этого прыжка. Но как же хотелось все закончить, швырнуть свой труп под ноги этим мерзавцам, как кусок мяса голодным псам. Ведь тогда проблемы решены, все убивал он, Маша и Катя не при чем, не было бы его, не было бы и проблемы.
Он продолжал пристально смотреть на стоящих внизу мужчин. Он не мог разглядеть лиц спутников незнакомца Коли, слишком уж высоко было, и он видел только их затылки, но вдруг ему почему-то показалось, что он где-то видел того лысоватого в темно-синей спортивной куртке и темных очках. Почему ему так показалось? Ведь лица его совершенно не было видно.
Затем Коля зашагал в сторону, а двое сели в машину, причем, тот, который в плаще, за руль, а лысоватый - рядом. Машина уехала, а минут через двадцать - тридцать вошла Маша.
- Я видела е г о, - тихо произнесла она. - Говорила с ним.
- Он был один? - монотонным обреченным голосом спросил Аркадий.
- Да.
- Я недавно видел его с какими-то двумя. На бежевых "Жигулях".
- Нет, он был один. Я встретила его за углом. Он спешил куда-то.
- Ну и что?
- Растрогался, между прочим, от нашей встречи, - усмехнулась Маша. Сказал, что никогда не забывал, как катался со мной на велосипеде и защищал меня от мальчишек. По-моему, он до сих пор в меня влюблен.
- Ну и каков же результат вашего разговора?