- Нет. Увы... - хлопец был молодой и глупый, а у Владимира Александровича все же кое-какой опыт поведения в подобных ситуациях имелся.
Впрочем, после Москвы, после того октября девяносто третьего ему в роли парламентера выступать не пришлось.
- Нет чтоб моей маме меня дураком родить!
- Пойдешь? - обрадовался Головин.
- А как ты думаешь?
- Мы быстренько, мы, если что, подстрахуем...
Прежде чем высунуть из-за укрытия руку с клочком какой-то белой, подобранной по пути, тряпки, Владимир Александрович обернулся к коллегам:
- Считайте меня... А ещё лучше - не считайте!
Самое трудное оказалось - не схлопотать сходу пулю и завязать диалог. Но через несколько минут подрагивающий от холода и нервного возбуждения майор уже выслушивал первые ультиматумы преступника.
Постепенно минуты сложились в часы ожидания: первый, второй... И пришла усталость, и казалось иногда, что кто-то другой, не майор Виноградов, сидит на продуваемой ладожским ветром палубе - и говорит, говорит, говорит. А потом было шоу напротив спасательной шлюпки, молниеносный захват, звук упавшего вниз пистолета.
Поздравления, суета...И первый стакан холодной, безвкусной водки - за вечное здоровье далекого головинского дедушки.
На охоту, впрочем, Владимир Александрович на следующий день так и не уехал. Простудился...
"Полная ясность может существовать лишь на опре
деленном уровне.... И каждый должен знать, на
что он может претендовать. Я претендовал на яс
ность на своем уровне, это мое право и я исчер
пал его. А там, где кончаются права, там начи
наются обязанности..."
А. и Б. СТРУГАЦКИЕ
"Улитка на склоне"
Г Л А В А В Т О Р А Я
Б Л И Ж Н Е Е З А Р У Б Е Ж Ь Е
Человек за рулем наконец отыскал свободное место, припарковался и выключил двигатель:
- Извините, но дальше придется пешком.
- Дождь, - отметил сидящий рядом молодой мужчина. Прежде чем выйти, он повернулся к расположившемуся сзади пассажиру:
- Все в порядке?
- Здесь недалеко, - водитель также с некоторым смущением посмотрел назад и добавил:
- У меня есть зонтик!
Ответа пришлось подождать - тот, к кому они обращались, славился тем, что никогда и нигде не принимал поспешных решений.
Сухонький, чисто выбритый старичек в дорогом костюме... Наконец, он утвердительно кивнул поредевшим седым хохолком на макушке:
- Ну, разве что... Ничего, прогуляемся.
Первым вышел пассажир с переднего сиденья. Профессионально оценил обстановку и, тихо щелкнув предохранителем, убрал руку из-под полы просторного пиджака:
- Прошу вас!
Водитель уже был тут как тут - обежав нескончаемо длинный, похожий на черную субмарину представительский "мерседес", он потянул на себя дверцу и раскрыл над головой старика обещанный зонтик:
- Прошу.
Так они и пошли: впереди - молодой, плечистый здоровяк, а за ним, в двух шагах, охраняемое лицо и сопровождающий.
- Там, дальше - пешеходная зона... Сами понимаете - Старый город, исторический центр! Никак нельзя...
Водитель продолжал зачем-то оправдываться, но старик его почти не слушал.
- Вот, посмотрите - Рыцарские ворота. Существует легенда, что...
- Я знаю. Спасибо.
Это было сказано таким тоном, что человек с зонтиком осекся на половине фразы - и дальше они двигались в полном молчании.
Старик действительно знал эту крохотную, игрушечную республику на юго-востоке Балтики - знал, и испытывал к ней давнюю почти инстинктивную неприязнь степного кочевника к оседлым, благополучным и сытым жителям городов.
Повсеместная, доведенная до абсурда аккуратность и чистота... Невесомые, больше похожие на декорации для детских сказок, силуэты бесчисленных башен и башенок. Кованые флюгера, мансарды под розовой черепицей... Пахнущий рыбой и водорослями ветер с моря. Вежливые, ничего не значащие улыбки. Но больше всего старик ненавидел местный акцент протяжный, неторопливый, придававший самым привычным русским словам и фразам некий оттенок западной, европейской респектабельности.
Первый раз он попал сюда в сорок шестом, когда спутника ещё и на свете-то не было. В республике полным ходом шло "восстановление" советской власти: большинство продуктов уже распределялось по карточкам, леса с боями прочесывались армией и спецподразделениями НКВД, а в промышленных центрах одна за другой раскрывались подрывные буржуазно-националистические и "фашистские" организации.
Каждую ночь волны выбрасывали на берег очередные трупы неудачливых беглецов, пытавшихся чуть ли не вплавь добраться до нейтральной Швеции...
К тому же, очень сложно было вести полноценную агентурную работу. Особенно в столице: город крохотный, все у всех на виду, а конспиративные квартиры "засвечены" ещё со времен деникинской контрразведки.
Старик вздохнул... Однако, справились!
В середине семидесятых он приехал сюда снова - уже не по службе, а так, в отпуск, отдохнуть с женой и дочерью в пансионате "большого" ЦК.
Республику было трудно узнать. Казалось, сделано все, чтобы водворить местных жителей в единую семью советских народов - одинаковые газеты и голоса по радио, те же портреты на площядях, те же очереди за дефицитом. В уютных некогда кафе и ресторанчиках постепенно приучались хамить посетителям, да и улицы уже были вовсе не так чисты и опрятны. Но...