- Ага...- сказал он сам себе, увидев на мостовой у поребрика кучку осколков темно-рыжего цвета. Наклонился, шевельнув носком ботинка осколки. - Ну да, так и есть, то же самое. Подфарник.
Распрямился, еще раз осмотрелся вокруг и, увидев неподалеку, возле аккуратно выкрашенного большого металлического контейнера, стоящего на другой стороне улицы, двух мужчин, которые сидели на ящиках возле обшарпанного брандмауэра, неторопливо направился в их сторону.
- Привет, - сказал он, подойдя к ним.
- Здорово, - ответил пожилой мужик с заросшим седой клочковатой щетиной лицом.
Тот, что сидел рядом, был много моложе, и его опухшая, до странности детская физиономия, была отчаянно расцарапана. Он промолчал.,
- Мужики, у меня тут вот какое дело... - Петр потер пальцем переносицу. Другу моему машину тюкнули, вон там. А... теперь вроде ничего и не докажешь, свидетелей нет. Он парковался, все по правилам, а тот вдруг дернулся, ну и... А теперь тот в менты телегу накатал, у него там вроде схвачено. А чего платить-то, если тот неправ? Так? А у него вдруг вроде и свидетели нашлись. Хоть это все туфта.
- Ну? - негромким хриплым голосом спросил пожилой.
- Так это...- замялся Петр.
- Вот слушай меня. - Мужик достал "беломорину", неторопливо размял ее сильными пальцами, закурил, глубоко затянувшись, закашлялся, а затем продолжил:
- Дома мне курить не дают, понимаешь? Иди, мол, на лестницу, там и дыми. А что мне на лестнице делать, а?
- Ну-у... - неопределенно протянул Петр.
- Вот я и говорю. Я-во двор. А как во двор выйду, обязательно нажрусь. Логично?
- Вполне.
- Ну вот. Меня ж все тут знают. Я ж тут еще пацаном, в блокаду... Понятно?
- Да.
- Ни хрена тебе не понятно, - он окинул оценивающим взглядом Петра, который был одет просто, но явно дорого. - Пока мы тут, у макулатуры, блошек своих наскребем, пока гонца зашлем, это ведь все - время... Ну, а пока сидишь, смотришь в разные стороны. Все ж как на ладони.
- Так я и говорю...
- Нет, ты уж извиняй, начальник, это я тебе говорю. Вот то, что ты здесь гонишь, - она и есть туфта голимая.
- Да? - якобы несколько сконфуженно обронил Волков, вынимая пачку "Винстона".
- Да, - кивнул мужик.
- Сколько? - спросил Петр.
- Да пошел ты...
- Отец, мне очень надо.
- Ментом от тебя несет. Хоть ты и переодетый. Только желваками-то не играй, не надо я пуганый. Вертухаи, и те меня опасались. А уж были... тебе не чета.
- Да неправильно ты все понимаешь, - отвечаю.
- Ага... Ты под машину свою на карачки вставал, а я у тебя волыну под мышкой не видал, да? Давай, короче, добрый человек, иди своей дорогой. Мы тебе ничего плохого не сделали, - он обернулся ко второму, с расцарапанным лицом: Верно?
Тот опять промолчал, отстраненно глядя в пространство.
Петр вынул из пачки сигарету. Закурил, динькнув крышкой "Зиппы". Задумчиво глядя в сторону, сделал несколько затяжек, бросил недокуренную сигарету на землю, раздавил ее носком ботинка и повернулся к мужику.
- Хорошо, - сказал он. - Есть своя правда в твоих словах. Только теперь послушай, что я тебе скажу. Уж чем там от меня несет, я не знаю, свое говно не пахнет, уж извини, но мразь всякую я как давил, так давить и буду, это ты правильно подметил. Это раз. Второе - ты, кто б ты там ни был по замазкам, мне не враг. Пока. Это два, - Волков старался сдержать дыхание и говорить спокойно. - Я тебе тоже не друг, это мы понимать можем, тут спору между нами нет, это ясно. Но ведь хоть что-то... - понимаешь? Хоть что-то же ведь должно же быть, чтобы... Ну грохнули тут мужика, может, он и говном был, не нам ведь с тобой судить, верно? Это ведь потом, там, нас всех рассудят... Ну не здесь ведь, верно? Ты крещеный?
- Господа не трожь. Всуе.
- Хорошо, согласен. Я уйду. Все менты - козлы, и пусть душегубы по свету ходят, и пусть творят, что хотят. Так? Да пошел ты сам... знаешь куда? - Лицо Петра рефлекторно дернулось, он резко повернулся и пошел прочь.
- Уважаемый! - донеслось из-за спины. Петр остановился.
- Ты только лицом-то не пляши, не надо. Не таких видали. Тут вот чего...
- Ну? - обернулся Волков.
- Я тебе чего, орать должен? Ты, уж ладно, иди-ка сюда. Чего скажу...
Волков постоял, а потом вернулся к сидящим на ящиках.
- Батянь, хватит уже базарить, а? - вполголоса, все так же отрешенно глядя в пространство, сказал тот, что сидел на скамейке чуть левее. - Сил моих больше нету. Или ты его выставляешь, или... смотри сам. Скока же можно уже, а? На нервах-то играть...
- Ладно, ты это... - сказал мужик, чуть отстранившись от приятеля с лицом порочного ребенка.
- Ну? - посмотрел на мужика Петр.
- Так ты мент?
- Нет. Не мент.
- Забожись...
- Бля буду.
- Так, а чо ж ты молчишь... Я ж тебе говорю, дома мне курить не дают. Иди, мол, куда хочешь. А я, как во двор выйду - нажрусь. Вот и вчера...
- Так я же и спрашиваю - сколько?
- Ну... Витяй, как считаешь? Витяй цыкнул слюной сквозь щелочку в передних зубах.
- На, держи, - Волков протянул ему сторублевую купюру. - Только учти, не все йогурты одинаково полезны.
- Ага... - тот очень медленно поднялся, взял из рук Петра деньги, вскинул на него взгляд неожиданно живых глаз и вдруг, чуть присев, сделал сальто назад. - Не ссы, командир, - подмигнул он Петру. - У науки много разных гитик. И все их мы умеем.
Расслабленной, чуть шаркающей походкой он направился к магазину.