- Да и Бог-то с ним.
- Ага. А мы тебя, мил человек, еще аж вон там срисовали. Знали, что к нам подойдешь. Знали, что пробивать нас станешь. Только я все думал - выставить тебя, не выставить. Какой-то ты непонятный: по ухваткам вроде легавый, а по разговору, как выяснилось, вроде и ничего. Бог тебя разберет, добрый человек. Только врать мне не надо.
- Может, и так.
- Ну вот смотри... Ты мне тут пургу гонишь, что друган твой и еще там кто-то тачками поцеловались и что тебе, мол, только по этому поводу свидетели и нужны, а то с товарища твоего, бедного, на ровном месте бабки снимут.
- А что я тебе говорить был должен?
- Ну да. Конечно. А здесь же ночью от ментов не протолкнуться было. Здесь же мокруха. А тут вдруг ты нарисовался. Туда пошел, обратно. Волыну засветил еще. А потом к нам - топ, топ, топ. Ну давай, думаю я сам про себя, давай, спрашивай. Только надо бы, чтоб ты нас подогрел сначала, а уж потом мы и разберемся что к чему.
- Ну и как?
- Что "как"?
- Разобрался?
- Да как сказать... Ты не от братвы, это по всему видать. И не мент. А что волына у тебя... так это мало ли. Много народу сейчас со стволами ходит. Только его таскать с собой мало. Его еще и вынуть надо. А вот это уже не всякий может. Глядишь, и ты не вынешь. Короче, можно, конечно, с тобой побазарить, только...
- Что "только"?
- Погоди, - мужик еще раз окинул Петра взглядом, - не загоняй картину. О! Вот и Витяй. А чего это ты купил? - укоризненно взглянул он на своего приятеля, несущего в руках бутылку дорогой водки.
- Что было, то и взял. Ты бы больше здесь... - тот неприязненно покосился на Петра.
- Так оно и к лучшему, - пожал плечами Волков.
- Тебя не спросили. - Витяй сел на ящик, открыл бутылку и, отхлебнув из горлышка, передал товарищу. Тот, в свою очередь, сделал несколько глотков и сморщился, передернув плечами.
- Ну так и... что тут было-то? - Волков закурил сигарету.
- Где? - сдавленным от горлового спазма голосом спросил мужик с седой щетиной на щеках.
- Слушай, а шел бы ты... - вяло сказал, глядя в сторону, Витяй. Повестку давай присылай. И чтобы я расписался в получении. Понял? А не можешь вали.
- Да, - покачал головой небритый. - Не глянулся ты Витяю. Не получится у нас с тобой разговора. А за грев - благодарствуй, мил человек.
И он осклабился, обнажив щербатые желтые зубы.
- Ребята... - Волков отбросил сигарету, широко, но как-то нехорошо улыбнулся и развел руки в стороны. - Мы, работники интеллигентного труда, не понимаем такого к себе отношения. Мы - артисты, а значит, нервы никуда. Это понятно?
Седой еще раз приложился к бутылке, взглянул на Петра и сказал даже как-то с сочувствием:
- Пшел вон, а?
Он еще не закончил своего "а?", когда Витяй, ну просто будто бы выброшенный какой-то невидимой катапультой, взметнулся в воздух и с воем выстрелил всем своим телом, с выставленной вперед ногой, целясь Волкову в голову.
Возможно, это было просто везением, а быть может, сработал тот самый звериный инстинкт, но Волков успел-таки, чуть присев, уклониться на долю миллиметра, так что ботинок, грозящий снести башку, лишь слегка оцарапал его щеку, пролетев дальше, куда-то за спину. Петр мягким, отработанным движением левой руки убрал блок нападающего и встретил летящее ему навстречу, искаженное безумной гримасой лицо раскрытой правой ладонью. В какую-то долю мгновения он ощутил ею подбородок и провел руку чуть вперед.
Витяй упал ему под ноги, как тряпичная кукла.
- Ты ж... это ж... ах ты...- привстал седой. - Что ж ты, сука, творишь...
- А чего? Нормальный башкирский подсед и прямой тепель-тапель. Ты поплачь над его челом. Настоящий мужчина не боится плакать.
- Ну, теперь все... - Мужчина встал с ящика, и вдруг оказалось, что он достаточно высок ростом, крепок сложением и вовсе уж и не такого преклонного возраста. Неожиданно сверкнув, в его руке выщелкнулось лезвие большого ножа. Я ж щас тебя, падла, положу...
- Это ты правильно рассудил, - Волков мягко, по-кошачьи отступал назад. Это ты правильно понял всю сущность мою. Западло мне ствол обнажать...
- А!.. - седой сделал короткий умелый выпад.
- ...перед говном...
- А!.. А!.. - противник Петра ловко взмахнул ножом крест накрест и слегка зацепил его левую щеку, из которой проступила кровь.
- ...перед всяким,- Волков, не опуская глаз и все так же мягко отступая, провел большим пальцем левой руки по царапине на щеке и, слизнув с него кровь, оскалился:
- Смерти моей хочешь? Я правильно понимаю?
- Да ты ж... - Седой непростительно далеко выставил вперед длинную руку с ножом.
Мгновенно, неуловимым движением, Петр чуть отвел ее в сторону, одновременно мет-нувшись вперед, и нанес страшный удар правой снизу, в подбородок. Пожилой рухнул на землю.
- Так вот что я всем вам скажу... - Волков отшвырнул ногой нож, глубоко вздохнул, успокаивая дыхание, и посмотрел на лежащее перед ним тело. - В очередь, сукины дети. Если по этому делу, то в очередь.
Он достал сигарету и закурил. Потом сделал несколько шагов, наклонился, поднял нож, рассмотрел его и, сложив, убрал в карман куртки. Затем вернулся к лежащему мужику с заросшим клочковатой седой щетиной лицом, присел на корточки и, склонившись над ним, похлопал его по щекам.
- Ой, Господи, надо же, человеку плохо! - закудахтала проходившая мимо пожилая женщина. - Это ваш товарищ?
- Да как вам сказать, - распрямился Петр. - Я его и знаю-то только... здрасте, там, да до свидания. Ну... тут, по двору. Но с виду весьма приличный человек. Очень любит рассказывать, как замечательно жил в Златоусте до войны.
- Так, может, я "скорую"? - женщина как-то странно посмотрела на Волкова. - Может, у него сердце?
- Думаете? - Волков покачал головой. - Нет. Вряд ли. Может, вот разве с головой что... Вы не волнуйтесь, я сам позабочусь.
- А... вон там еще один. Лежит.
- Я в курсе. Вы ступайте. Я-то же ведь здесь.
- Да, действительно. Так я пойду? - робко спросила женщина.
- Конечно. Ступайте.
- Ага. Хорошо. - Женщина торопливыми шагами вернулась на тротуар и исчезла, не оборачиваясь.
Петр опять склонился над телом, стал растирать ему уши, хлопать по щекам. Реакции - ноль. Расстегнул пуговицы на толстом вязаном джемпере, затем расстегнул рубашку и увидел на груди двойной профиль - Ленин и Сталин, а немного выше, чуть ли не от плеча и до плеча, синела фраза: "Все на выбора!"