В результате Иван пошел вместе с ней. В штабе все было, как всегда. Ирина с Иваном пришли в разгар обсуждения маршрутов летних походов и проверки сохранности снаряжения. Подобные "важные дела" всегда играли роль делового стержня, на который наматывалось увеселительное мероприятие. Одно дело приходишь в гости для того, чтобы пить, есть и развлекаться. Как еще вечер сложится — неизвестно, и весьма часто подобные нарочитые вечеринки не удаются. Другое дело, если люди собрались обсудить важные дела, можно даже сказать поработать, а попутно — выпить и закусить. Успех обеспечен: будет и весело, и приятно, и задушевно.
В штабе постоянно ковались новые технологии общения. Приходи кто угодно — тебе будет хорошо, потому что мы все добрые, улыбчивые, внимательные, мы все сделаем, чтобы тебя понять и простить. За что? Неважно. Мы такие люди, что всех заранее за все прощаем. Твои проблемы — это наши проблемы. Причем чем больше этих проблем, тем лучше, потому что это поле для приложения доброты и участливости штабистов, а также тема для дискуссий и споров.
В тот вечер хозяева и гости обсуждали важнейший вопрос — "не подкупить ли еще одну четырехместную палатку", а также играли в бутылочкy, в спичку и пели песни под гитару.
Марина оказалась хорошенькой, но не так чтобы «ох». Слишком высокая, как сказала потом Ирина, "выше человеческого роста", слишком обычная. На Ирину она смотрела испуганно, на Ивана старалась не смотреть вовсе. Он, наоборот, изображал полную расслабленность, много говорил, шутил, пел, но был как на иголках, Ирина-то чувствовала.
Потом играли в спичку — идиотская такая игра, при которой горящая спичка передается из рук в руки, и тот, у кого она погаснет, должен ответить "только честно!" — на вопросы всей компании. Ирине повезло — с третьего раза спичка погасла у Марины. Когда пришла Иринина очередь задавать вопрос, она спросила так:
— Хотелось бы знать, кто избранник такой очаровательной девушки?
— У меня нет никого, — ответила Марина. Чуть позже спичка погасла у Ирины. Марина попыталась уклониться от расспросов соперницы. Но не тут-то было.
— А вы ничего не хотите у меня спросить? — Ирина смотрела на Марину ласково, по-матерински.
— Я? Да, конечно. Сейчас… А вы… Нет. Вот, какое ваше самое любимое блюдо? Вот самое-самое…
— Я так и думала, что вы спросите именно об ЭТОМ — Ирину одновременно разбирали и смех, и злость.
Смешно было еще и потому, что именно в этот вечер у Ирины появился страстный поклонник по имени Гена. В пионерском прошлом Гена Попов был трудным подростком из неблагополучной семьи и "вышел в люди" только благодаря Люсе, Кате, Свете, Вове, Коле и другим членам пионерского штаба, которые Гену своевременно перевоспитали и снабдили тем домашним теплом, которого ему не хватало по месту жительства.
Гена был потрясен, как он выразился, обаянием и красотой Ирины и ходил за ней хвостом весь вечер, кидал на нее восторженные взгляды и тяжко вздыхал.
Надо отдать должное Ивану — он не обратил на Генины чувства никакого внимания, и когда по дороге домой Ирина поинтересовалась, не ревнует ли ее муж, Иван вяло пожал плечами:
— Гена? Приставал? Ну надо же.
Ирине было неуютно. Сам по себе вечер не произвел гнетущего впечатления, и сама по себе Марина была не так уж опасна, но Ирину доконала финальная сцена. Прощаясь, Иван целовал женщинам руки. Когда он взял руку Марины, Ирине показалось, что он сейчас потеряет сознание. Иван побелел, и у него задрожали губы.
"Ну нет, это уже просто ни в какие ворота, — с yжасом подумала Ирина, уж лучше б я их в постели застала".
Самое главное и самое трудное было не подать виду. Еще трудней было демонстрировать нежность и ласковость, мурлыкать и сюсюкать.
Она улыбалась, говорила: "Ванечка, солнышко", а самой хотелось выть и этому солнышку — сковородкой по морде.
"Это — потом, — утешала она себя, — ты у меня еще получишь за свои дрожащие губы".
В одно прекрасное утро, проводив мужа, по-прежнему сияющего от переполнявших его чувств, Ирина отправилась по магазинам. И-на лавочке около их подъезда обнаружила бывшего трудного подростка Гену.
— Я вас все ждал на наших встречах, все ждал. Вы придете к нам в штаб еще когда-нибудь? Нет, я знаю, у вас дети и много хлопот с ними…
Гена был определенно трогателен.
— Встречаться с вами можно только в штабе, вы это хотите сказать? уточнила Ирина.
Гена, еще не веря в собственное счастье, немедленно пригласил ее к себе в гости.
По дороге он купил бутылку сухого вина и несколько апельсинов. Квартирка была страшненькая, но не грязная, а то бы Ирина не смогла. Гена суетился, как только мог, красиво расставлял посуду на столе, зажег свечи, потом сидел у ног Ирины и смотрел влюбленно. "А почему бы и нет? — подумала Ирина, выпив третий бокал вина. — Почему нет-то?"
Старший оперуполномоченный Коновалов решил обратить пристальное внимание на сложные межличностные отношения, сложившиеся под крышей дома творчества, именуемого в просторечии пионерским штабом. Версия о том, что оба убийства явились результатом сектантских разборок внутри этого замечательного коллектива, не очень нравилась капитану своей иллюзорностью, но отметать ее было бы неэкономно, поскольку другие версии были еще хуже.
Разрабатывать штаб Василий начал с кожно-венерологического диспансера Западного округа Москвы. В практике оперупрлномоченного, правда, не было случаев, чтобы убивали за заражение триппером, но Василий был искренно убежден, что подобный мотив для убийства вполне обоснован.
— Ты бы убил, если бы тебя пристроили на лечение в КВД? — спросил Василий у Леонида.
— Убить — не убил бы, но руки бы чесались, — ответил тот. — И типун тебе на язык.
— По-моему, при таких заболеваниях не руки чешутся, а что-то другое, возразил Василий.
— Да? — Леонид недоверчиво прищурился. — А что другое — не знаешь?
— Вот как раз еду выяснять. Вернусь — расскажу.
— Хорошо. На телефонные звонки я буду отвечать, что ты в кожно-венерологическом диспансере, — пообещал Леонид.
Василий недобро улыбнулся:
— В особенности, Леня, не забудь докладывать об этом лицам с женскими голосами. — Лечащим доктором женской части пионерского штаба оказался Шнейерсон Лев Маркович. Похоже, визит капитана из МУРа доставил ему бездну удовольствия.
— Давно пора, — говорил он, потирая живот, — давно пора МУРу подключиться к благородной деятельности кожно-венерологических диспансеров. Мы ведь тоже своего рода розыскники — бегаем за болезнью, ищем концы, стремимся искоренить ее в зародыше. И без милиции нам приходится туго.
Василий в ответ пообещал сделать все возможное для искоренения опасных болезней силами правопорядка. Благодарный Шнейерсон, в свою очередь, охотно извлек истории болезни членов пионерского штаба и изъявил готовность ответить на любые вопросы.
— Да, лечил, как же, около года назад. Вот они все, голубчики. Что могу сказать? С такими пациентами работать одно удовольствие. Видите ли в чем дело болезнь, с которой мы теперь будем бороться совместно с вами, имеет тенденцию расползаться в разные стороны. Самое трудное — быстро восстановить цепочку и найти всех носителей. Но попробуй убедить в этом больного! Кто-то скрывает свои связи, кто-то не знает ни телефона, ни адреса, ни имен тех, кого заразил. В результате число заболевших растет в геометрической прогрессии. С вашими пионерами все было не так. Они честно, без утайки, назвали всех, и, я вас заверяю, дальше болезнь уже не пошла.
— Ну, слава богу, — облегченно вздохнул Василий. — Прямо камень с души!
— Удивительные люди! — продолжал Шнейерсон. — Высокие, высокие отношения. Вас интересует, кто кого заразил? Сейчас нарисую. Сначала Оленька Мальцева, кстати, прелестная девушка, прелестная. Если бы не годы, я бы сам…
— И вас не пугает ее… диагноз? — спросил Василий.
— Голубчик мой! О чем вы говорите? Я ручаюсь за качество нашей работы. Если мы беремся лечить, то вылечиваем до конца, уж будьте уверены.
— Понимаю. Итак, она была первой.
— Да. Она заразила некоего Гарцева. Он — двоих: Грушину и Морозову. Она, Морозова, Попова, а он — .Кусяшкину…
— Кого?
— Кусяшкину. Ирина Кусяшкина, 62-го года рождения, трое детей, проживает…
— Знаю. С ума сойти! — Василий даже в ладоши хлопнул.
— Не нападайте на девушку, она, похоже, случайная жертва.
— А остальные — закономерные? Или — не жертвы?