— Да. Я в этом и не сомневался. Каждый скажет, что вы прекрасная мать. — Милиционер явно издевался. — Скажите, пожалуйста, где вы были вчера вечером, а также 12 сентября, в день убийства Гарцева, и 14 сентября, в день убийства Грушиной?
— Дома. — Ирина хотела ответить твердо и даже грубо, но голос задрожал.
— Разумеется — одна?
Ирина не успела ответить. Мама, которая появилась на кухне именно в этот момент, ответила за нее:
— Вместе со мной.
Милиционер понятливо кивнул и ласково так поинтересовался:
— Не заходил ли кто-нибудь из соседей, почтальон, сантехник или еще кто? Постарайтесь вспомнить.
— Вы не верите моей маме? — возмутилась Ирина.
— Свидетельство близких не имеет юридической силы, — развел руками милиционер.
— Конечно, для вас было бы лучше, если бы я сидела дома в окружении большого количества чужих людей.
Милиционер кивнул:
— И для вас тоже.
— На что вы намекаете?!
— На то, что только у вас был мотив убить всех троих. Но мотив — это только мотив, и если будет алиби…
Ирина опять взорвалась:
— А вы докажите, что это я! Презумпция невиновности, кажется, еще не отменена, или я ошибаюсь?
— Не ошибаетесь.
Милиционер опять расцвел в улыбке и пообещал:
— Будем доказывать, а как же. Нельзя ли позвать вашу дочь?
— Сами зовите, она со мной не разговаривает.
— Почему, интересно?
— Не потому, что я якобы убила Ивана. А потому… вот сами у нее и спросите.
— Лизонька, детка, — крикнула в глубь квартиры мать Ирины, — с тобой хотят поговорить из милиции.
Лиза появилась сразу, бледная, с опухшим лицом и красными глазами. Сказала тихим голосом:
— Здравствуйте.
— Здравствуйте. Вы нам поможете?
Милиционер явно сменил гнев на милость.
— Да. Только — как?
— Расскажите, что вы увидели, когда приехали к отцу.
— Он лежал на полу вот так скорчившись, — Лиза прижала руки к животу и согнулась, — не шевелился. Рядом валялся телефон, наверное, он хотел позвонить врачу, но не смог.
Лиза всхлипнула, было видно, что она изо всех сил старается не расплакаться.
— Собственно, из-за телефона я и приехала, я звонила, звонила, все время было занято, а у нас завтра… мы собирались в ресторан, а я узнала, что не смогу, у нас там в школе, ну это не важно, вот, то есть мне нужно было его предупредить, а то он бы поехал специально, а я бы не пришла. И я звоню, звоню…
Лиза все-таки заплакала.
— И вы поехали к нему, чтобы предупредить, что ваша завтрашняя встреча не состоится? Лиза кивнула.
— Безобразие, — сказала мать Ирины. — Просто безобразие.
Это было так неожиданно, что милиционер вздрогнул.
— Что?
— Девочка поздно вечером едет черт-те куда, а там улица не освещается, двор темный. Просто безобразие. А ведь попробуй не пусти, не слушается, «поеду», и все тут.
— Да, — милиционер кивнул, — но она тем самым спасла отцу жизнь.
— Спасла? — вопрос задали все одновременно, и Лиза, и Ирина, и ее мать.
— Возможно. Пока положение критическое.
Лиза закрыла лицо руками и расплакалась уже вовсю. Мать Ирины между тем продолжала возмущаться:
— У него так всегда. Таскать детей в рестораны, зачем это? Такие деньги тратить! Лучше бы принес в дом еды, я бы накормила не хуже. А если что меняется, так его не найдешь. А сам никогда не позвонит, не уточнит, могут ли они к нему приехать.
— Так вы же сами не разрешаете ему звонить! — закричала Лиза, но бабушка ее перебила:
— Она вчера вся испереживалась, не случилось ли чего.
— Так правильно, оказалось, переживала, — сказал милиционер, помолчал и добавил: — А не любите вы зятя.
— А за что его любить-то? Дети брошенные…
— Мама! — Ирина решила все-таки пресечь откровения матери. — Хватит!
— Нет, отчего же… — Кажется, милиционер с удовольствием погрузился бы в их непростые семейные отношения, но, к счастью, положение спас Павлик. Он громко завопил в соседней комнате, проснувшись после тихого часа, и женщины бросились к нему. Милиционер поговорил с Лизой еще минут десять и ушел.