— Если я правильно вас поняла, Рэне Ивановна, в ответ на вашу любезность мне придется отказаться от написания материала о пансионе? спросила Саня.
— Разумеется. Так как?
— Нет. Я не переношу жару, а из греков люблю только древних.
— Но вы все-таки еще подумайте, — чувствовалось, что дама с трудом сохраняет спокойствие, — может получиться так, что материал ваш все равно не выйдет, но и в Грецию вы не поедете.
— Это почему же он не выйдет? — Саня перестала бояться и тоже разозлилась.
— Мы уже переговорили с вашим начальством, и нас заверили, что все будет в порядке.
— Ax, так. Могу вас заверить, что, если материал не удастся опубликовать в нашей газете, его опубликуют в другой. С радостью. Всего доброго и спасибо за предложение.
Василий вернулся в кухню, Саня сидела за столом, злая и красная.
— Ну что — съел? "Тебя хотят убить! Я посижу у тебя в засаде! Они узнали твой домашний адрес!" Мыслитель, стратег! Как умно все придумал, как убийцу заманил! Вася, они не убить, а купить меня хотят! Это просто взятка, понял?!.
Понял. Он понял.
— Что ты разоралась? Ты же от взятки отказалась, решимость довести дело до конца продемонстрировала. Так что покушение очень даже возможно.
— Да перестань! — Саня стукнула по столу ладонью только-только освобожденной от гипса руки и тихонько взвизгнула. — Какое там покушение! Ладно, садись ешь. И зови Леонида из подворотни, пусть тоже поест. Порадуй его, что охранять меня больше не надо, никому я на фиг не нужна.
Василий запечалился: вот и конец интиму.
Сейчас припрется Леонид, будет жрать борщ, злорадно ухмыляться, высказываться о глубине версий капитана Коновалова. Саня тоже хороша, вот и пойми ее. Сначала вопит, как мы ее подставляем под удар; потом чуть не плачет, когда выясняется, что убивать ее никто не собирается.
Василий сосредоточенно собрался, мрачно сказал, что "спасибо, не голоден", пообещал, что "лейтенант сейчас прибудут", попрощался и ушел. Особое внимание он обратил на то, что Саня даже не попыталась догнать его и вернуть. Правда, уходил он стремительно, но минут десять посидел в подъезде на подоконнике и покурил. Могла бы и одуматься. Нет, не вышла, не позвала.
Ирина страдала, но страдала активно. Ей хотелось со всеми и постоянно обсуждать сложившееся положение. Разговаривать, однако, удавалось только с мамой и Геной, и оба ее вынужденных собеседника на страдательные речи Ирины реагировали неправильно. Мама призывала съездить к Ивану и поговорить. Гена затравленно молчал, боясь сказать что-нибудь не то. И все-таки сказал:
— Может, тебе пока устроиться на работу?
— Да? Это на какую же? — язвительно поинтересовалась Ирина.
— По специальности. Ты же математик.
— Ага. Ты, Гена, умник. Я была математиком, точнее — программистом, пятнадцать лет назад. С тех пор все изменилось до неузнаваемости.
— Кто — математика изменилась? Ирина застонала. Объяснять Гене, чем отличается математика от программирования, было абсолютно бесполезным делом. Самым неприятным оказалось то, что мама Гену поддержала:
— А то и работать — так что ж. За детьми я присмотрю.
— Мама! Дети привыкли жить так, как они живут сейчас. Есть нормально, одеваться нормально. А мне, если работать, придется начинать с нуля. Помнишь, как мы жили, когда учились в университете? Только тогда у меня детей было в три раза меньше.
— А почему же ты к нему не едешь? — со времен их развода мама никогда не называла Ивана по имени.
— Потому что он уже скорее всего получил результаты генетической экспертизы — мне сказали, что он взял волосок Павлика и уже отвез его в лабораторию.
— Ой, вот беда! — Мама схватилась за голову. — Что же делать? Надо же что-то делать!
— Сама ему эту идею подала, так ведь? — напомнила Ирина.
— Небось и без меня догадался бы.
— Не знаю.
— Ты меня винишь, Ириша? — Мама выглядела жалко.
— Ой, мам, я жизнь виню. Ивана, Гену. Детей — они своему папаше все гадости прощают. Как Лиза говорит? "Папу можно понять". Только меня никто понять не хочет,
— Детей винить нельзя — они дети. Потом во всем разберутся.
— Когда — потом? На моих похоронах?
— Что ты, что ты! Нельзя так говорить! — Мама замахала руками.
— Почему нельзя? Когда я думаю, что Иван уедет и я останусь в дураках, мне жить не хочется. Да! Да!
— А вдруг не уедет? Почему обязательно уедет?
— Я вчера была на его фирме. Фирма готовится к продаже. Мне Маша звонила — вчера уже новый хозяин приходил — знакомиться. Завтра или послезавтра уже продадут. И все. Тогда — все.
Квартира Кусяшкина была опечатана. Пока Леонид ковырялся с печатями, Василий осматривал лестничную площадку. Неудачная. Всего две квартиры — одна напротив другой, шансов, что кто-то что-то видел, почти никаких. Да что там почти, просто никаких. Соседи уже все рассказали, и рассказ получился недолгим: не видели, не слышали. Оперативники современных соседей невысоко ценили за невнимательность и нелюбознательность, называли их слепоглухотупыми. То ли дело в прежние времена — как хорошо, как сплоченно жили, от дверных глазков было не оторвать. И чего не знали — рассказывали. А сейчас — сонное царство.
Леонид открыл наконец дверь. Следы криминалиста были видны сразу: контур тела на полу ("Они что, теперь и живых людей очерчивают?" — удивился Леонид); меловой кружочек — контур дна бутылки с коньяком, которым Кусяшкин отравился; рассыпанный порошок — отпечатки снимали. Кстати, без толку отпечатки только Кусяшкина.
Следователь Малкин тоже выразил желание осмотреть место происшествиями оперативники ждали его с минуты на минуту.
Накануне вечером Василий и Гоша еще раз попытались смоделировать психопортрет убийцы, которому помешали и Гарцев, и Грушина, и Кусяшкин. Гошин метод базировался на том, что, если какая-то деталь мешает выстроить версию, надо эту деталь временно убрать. Василию метод казался уязвимым и спорным.
— А как, Гошечка, потом с ней быть, с деталью? — всегда спрашивал он гаденьким голосом.
— Там видно будет, — уклончиво отвечал Гоша.
Как ни странно, но Гошин метод время от времени срабатывал.
В данном случае следователь предлагал "сделать вид, что Грушиной нет", и сосредоточиться На двух совладельцах фирмы ВИНТ — Кусяшкине и Гарцеве.
— Если убить хотели только их двоих, то тогда все понятно. Либо конкуренты, либо наследники. Хоть есть, где рыться, — рассуждал Гоша.
— Но убили-то троих. Ни конкурентам, ни наследникам девушка не могла помешать, — стоял на своем Василий.
Значит, она оказалась свидетелем. Она же приехала на место преступления раньше всех? Да. И что-то или кого-то увидела. Все просто. И если бы тебе, Василий, не отбили последние мозги на предыдущей работе в ОМОНе, ты и сам бы догадался.
— Моя предыдущая работа не дает покоя всей российской правоохранительной системе. Хотя ты, Гоша, как мужчина хилый и блеклый, завидуешь моей мощи вполне закономерно, и выпады твои меня не удивляют, огрызался Василий. — Удивляет меня твое упорное нежелание обращать внимание не только на ТВОЮ единственную версию, но и на другие. Ведь не исключено же, что убить с самого начала хотели всех троих?