Как-то раз разведчики притащили захваченный караван в полк, оружие и боеприпасы с него они подорвали на месте. Пару барбухаек (так называли духовские машины) загнали в ремзону. Одна барбухайка была загружена мукой, а другая разной дрянью. Мы естественно начали растаскивать все, что осталось после разведчиков. Там было навалом разной дряни, конфеты, чай в мешках, тушенка импортная, лекарства разные, от витаминов до опиума, шмотье всякое, в общем, прибарахлились немного. А барбухайку с мукой решили отдать в союзный (те, что помогали нашим, потому что другого выхода не было, так как стояли недалеко от полка) кишлак, этот кишлак позже духи вырежут весь. Потом пришел парнишка из разведки и сказал, что в кузове с мукой лежит раненый дух. Мы посмотрели в кузов, и точно – дух лежит, только не раненый, а мертвый, по дороге, наверное, окочурился. Ротный сказал, чтоб утащили его за ремзону и закопали, я тогда первый раз увидел мертвого духа. Мы отперли его за ремзону на свалку, облили солярой и подожгли, лень было яму копать.
В окрестностях Герата заправляла банда Турана Измаила. Сам он закончил Ташкентское высшее военное училище, и в Союзе его звали Толик Измайлов. А потом он в Афгане организовал свою банду и воевал против нашей армии. Замполит 101-го полка, в последствие он станет командиром этого полка, тоже учился в этом училище в одно время с Тураном, и знал его лично. Они часто встречались на переговорах, и благодаря этому многих стычек удавалось избежать, а значит, сохранить жизни многих солдат.
Как-то нас отправили сопровождать подорванную технику, снарядили колону из БТРа, тягача и двух тралов с подорванными БТРами. Должны мы были доставить разбитую технику на границу с Союзом в Тургунди. Был август месяц жара страшная, какая обычно бывает в Афгане, еще ветер-афганец и пыль столбом. Старшим был наш зампотех, подполковник по прозвищу «Жменя», у него привычка была отказывать словами «х..й тебе в жменю», ну его и прозвали «Жменя», да и по натуре он был мужик прикольный.
Мы на тягаче заскочили на точку перед Гератом, механик на тягаче был башкир на полгода старше меня призывом, на этой точке служил его земляк, а колона дальше пошла по бетонке. Пока туда-сюда постояли, чарса курнули, минут 15-20 прошло и мы давай колону догонять. Механик говорит, что догоним моментом, тягач, мол, 80 км/ч прет. Разогнал он эту дуру по Герату, а тягач легче танка и теряет управление на такой скорости. Смотрим, через бетонку барбухайка переезжает, и видим – не успеет перескочить, а мы ни затормозить, ни повернуть не можем. Водила с барбухайки вылетел пулей, механик мой нырнул в люк, а я в башню, через пару секунд треск такой, а тягач лишь чуть качнуло. Когда высунулись наружу, я назад оглянулся и увидел, что барбухайка вся раздолбанная валяется возле бетонки, а тягач как пер, так и прет.
Колону догнали сразу, они оказывается в дуканы заскакивали, Жменя там водку брал, и поэтому далеко от нас не оторвались. Едем дальше, Жменя сидит на броне БТРа в трусах и панаме, в одной руке литровый пузырь в другой железная кружка, а жара кошмар. И вдруг на бетонку выскакивает тойота с кузовом, увидали нас, развернулись, и обратно, а в километре от бетонки была зеленка. В кузове тойоты ДШК спаренный на станине, а оба духа в кабине, они не ожидали нас встретить. Жменя подпрыгнул и орет мне: – Стреляй давай, возле пулемета же сидишь!
А я и сам знаю, что стрелять надо, но как назло пулемет не взводится, пылью забился. С АКСа долбить начали, не берет, а тайота сваливает в зеленку. Я схватил канистру с солярой и налил на затвор, после чего кое-как его взвел и давай долбить, а от соляры дым из затвора валит прямо в глаза, и не видно ни хрена, куда стрелять. Жменя сзади орет матом, я мочу куда попало, а пулемет дымит все больше, соляра с маслом была вперемешку. Наводчик с БТРа на броне сидел, и пока он запрыгнул и подключился, тойота нырнула в зеленку. Жменя на меня всю дорогу орал из-за этой тойоты. А взведенный пулемет оставлять опасно, иногда бывает, что оставляешь затвор взведенный с патроном, ленту только снимаешь, а когда надо, ленту кинул в лентопротяжный механизм, и стреляй, это экономит время.
Раз был случай, я оставил взведенный ДШК, дело было в рейде и мы остановились на привал. А механик мой приколоться решил от нечего делать, но не посмотрел на затвор и навел дуло на котелок с кашей, этот котелок офицеры-танкисты поставили греть на костер, а сами рядом сидели. Механик дрочил-дрочил этот пулемет, и нажал на спуск, раздался грохот, котелок вдребезги и оба лейтенанта в каше с обалдевшими глазами. Начался кипеш, думали что духи напали, потом разобрались и механик мой по башке получил, а меня пронесло, я в это время в танке с земляками зависал. И после этого случая я стал страховаться, взведенным пулемет оставлял лишь при крайней необходимости и под личным контролем.
Бражка в Афгане самый ходовой напиток, мероприятия всякие без нее не обходятся. На афганской жаре бражка быстро бродит, три дня и готово, самогон тоже гнали, но не часто, этим занимались офицеры, а мы пили брагу и курили чарс. Один раз у меня в оружейке взорвалась фляга с бражкой. Прапор – техник наш – попросил поставить в оружейку ко мне брагу, а когда поспеет, обещал литров 5 отлить, и предупредил, что мой взводный в курсе. Оружейка у меня была капитальная, и в ней никто кроме меня не лазил. Я согласился поставить в оружейке брагу, какие проблемы. Был август месяц, и как-то утром идем в ремзону, вдруг, не доходя до оружейки, чую запах браги, открываю, а там труба что творится. У фляги дно вырвало и все в браге: оружие, детали, стены, полы, а еще жара и духан распространился на всю ремзону. Офицеры приходят за оружием и понять не могут, что здесь творится, говорят:
– Ты что, брагой оружие мыл, что ли, все оружие липнет от сахара и брагой от него прет вовсю.
А я им рассказывать заколебался, что тут произошло. А полы и стены впитали эту канитель, и запах остался там навсегда. Прапор, конечно, сказал, что это его вина, но в оружейке нюхать и всем объяснять в чем тут дело, и почему автоматы и пулеметы в браге, пришлось мне.
С брагой всегда проблемы были, помню, как брагу прятали от офицеров, и чего только не выдумывали, а те в свою очередь шарили везде, где можно. За чарс не очень гоняли, а за брагу гоняли страшно, вот и приходилось выдумывать, куда бы ее затарить. Особенно агрессия обострялась накануне праздников и разных традиций, наподобие стодневки. Водилы умудрялись в топливном баке ставить, пока машина в парке или в ремзоне, и для этого специально готовили баки. Некоторые привязывали за проволоку канистры и опускали в бочки с водой или топливом. Летом проще, закопал где-нибудь, и все, а зимой надо выдумывать заначки. Я в оружейке прорубил под шкафом погребок, в него как раз влезал 20-тилитровый бутыль. У летучек (автомастерские) в комплекте были маленькие дистилляторы на 3-5 литров, а это отличный самогонный аппарат, так что по мере надобности можно было и самогон забацать, только хлопотное это дело, и в основном мы пили бражку.
В общем, служба в ремроте проходила размеренно, всего было понемногу, и продолжалась она, как я уже писал раннее, почти год. А потом я встретил старлея из пехоты, а он, оказывается, служил до Афгана в Казахстане на ракетном полигоне, как раз там, где я жил, и у него там осталась семья. Мы разговорились о том, о сем, сам он родом с Питера и его после училища направили служить в Казахстан. Прослужил он на полигоне пять лет, там же женился и хорошо знал моего дядьку, который служил на полигоне прапором. А потом написал рапорт, чтоб его направили в Афган, о причине я его не расспрашивал.
Я заикнулся, что хотел бы служить в пехоте, все-таки боевое подразделение, старлей ответил, что без проблем, и он утрясет это дело. И через неделю после разговора, я уже служил в пехоте, 3 батальон, 9 рота, в должности командира отделения стрелкового взвода.
В пехоте для меня ничего необычного не было, я знал многих пацанов моего призыва, что служили в 9-й роте, да к тому же сам был почти дед, так что все было нормально. Пехоту, конечно, не сравнить с ремротой: начались постоянные рейды, боевые выезды по тревогам, в общем, скучать не давали. Мне было известно, что пехота выполняет всю черную работу, и все-таки я хотел служить там. Хотя мне больше хотелось в разведку, но там все хотели служить. Рота наша была штрафная (негласно), сюда переводили залетчиков со всей дивизии, были такие, кому дисбат заменили службой в нашей роте, чтоб не выносить сор из избы. Но коллектив был классный, и офицеры, и бойцы, мужики с понятием. Наша рота была на всех серьезных операциях, нас посылали в охранение, сопровождать генералов и всяких крутых чинов, как наших, так и сарбосовских. Наша рота практически всегда стояла на 15-минутной готовности (в случае тревоги, мы за это время должны выехать за расположение полка, в полной боеукладке), когда находилась в расположении полка, и не разу не было случая, чтоб наши машины выехали позже заложенного времени, хотя по времени нас никто не контролировал.
И уже после службы в Афгане я часто задумывался над одной вещью. Если б не эта проклятая война, то в какой удивительной стране нам пришлось служить. Афганистан – это страна как из сказки тысяча и одна ночь, она была абсолютно не тронута цивилизацией и находясь там, воистину ощущаешь себя на Востоке. Там не было ни промышленности, ни фабрик, ни заводов, в общем, никакого прогресса. В Афгане ничего не производили (если не считать наркотик) и жили одной торговлей, караваны ходили в Пакистан и Иран и везли оттуда товар, точно как в Восточных сказках. В дуканах можно было купить все, от импортной электроники, аппаратуры, шмоток и всяких других мелочей до запчастей на любую технику вплоть до вертолета, кстати, купленных накануне у наших же военных. И часто бывало, что в полку на складе ходовых запчастей нет, зато в дукане – пожалуйста, и приходилось покупать, куда деваться, но естественно уже дороже, чем продали. Были и рынки оружия, знаменитый Кандагарский рынок в Герате как раз славился торговлей оружием. В Афгане Шариат был законом, а Коран конституцией, и жили афганцы по своим особенным понятиям, которых нам цивилизованным не понять. Этот народ как будто бы затерялся во времени и пространстве.
Про Герат хочу сказать, что он славился тополями, красиво смотрелось, когда, въезжая в окрестности города, видишь, как с обеих сторон бетонки растут высокие, стройные тополя.
Как бы я хотел оказаться там еще раз, но уже не как завоеватель, а как гость. Сесть с бачой в дувале вечерком, курнуть чарса через чилим, поговорить о житье-бытье, простить друг другу все, что было, и послушать, как мулла читает вечернюю молитву с минарета, молитва эта разносится на всю окрестность и завораживает, эти ощущения не передать словами. И пока жив, я буду надеяться, что это когда-нибудь сбудется, ведь сколько пацанов полегло на этой многострадальной Афганской земле. А пока, к сожалению, это невозможно, и в памяти часто проносятся неприятные эпизоды этой бессмысленной войны и даром пролитой крови, но и забывать об этом тоже нельзя, хотя вряд ли такое забудешь.
Духи на выдумки были горазды, чего только они не выдумывали. Керосин-провод регулярно подрывался: подорвут его и подожгут, да еще подход к нему заминируют, и мудохайся потом после этих подлян. Нас подымают по тревоге и вперед, и как бы быстро мы там не оказывались, от духов естественно уже и след простыл, а керосин полыхает вовсю. Но керосин – полбеды, его в Союзе было навалом, а вот если заставу обстреляют, то тут время шло на секунды, и от того, насколько быстро мы появимся, многое зависело. Бывало, расслабишься немного, пока в полку между рейдами торчишь, и зависнешь где-нибудь в другом подразделении – мы частенько собирались у разведчиков в беседке. Ну, естественно косяк курнешь, а иногда и бражки хапнешь сверху. И сидишь прикалываешься, как пацаны поют под гитару, и как всегда забываешь, что рота на 15-минутной готовности. И вдруг крик:
– Девятая рота тревога!
И весь кайф – как ветром сдуло, подскакиваешь и ломишься в оружейку, на бегу материшь духов за эти обломы. Хватаешь автомат, подсумок (все остальное в БТРе) и ломишься к парку, а БТРы уже наготове. Прыгаешь на броню и вперед, а уже по ходу узнаешь, что и где произошло. Едешь и думаешь, вот козлы эти духи – замочил бы всех на хрен, обламывают суки на самом интересном месте. А кайфоломить духи мастаки, и изобретательности им не занимать. Кто был в Афгане, тот знает, как действует на психику затишье перед обстрелом. Колонна идет по кишлаку, а вокруг ни души, все как будто вымерло. Все знают, что где-то недалеко засада, а время тянется медленно и нудно, нервы на пределе. Вдруг взрыв и свист пуль, и начинается пальба, сначала беспорядочная, а по ходу боя уже прицельная. И никогда не знаешь, откуда ждать свинцовый град, с гор, с дувала или с зеленки. А духи с определенным расчетом создавали обстановку напряжения перед обстрелом, чтобы ввести нас в замешательство хотя бы на короткое время. А пока шла беспорядочная стрельба, они наносили ряд прицельных выстрелов, и смывались. Очень трудно вычислить и уничтожить банду, они все-таки воевали у себя дома и прекрасно ориентировались в любой местности, будь то в горах, в кишлаке или в зеленке. Да еще кяризы по всему Афгану. Когда-то под землей, на территории Афгана протекали подземные реки, но со временем они высохли, а русла остались. Эти русла и служили убежищем и духам, и мирным при бомбежках (правда, мирными афганцев можно назвать только условно, потому что против нас воевали все, кто не был в военной форме). А кяризы – это искусственно вырытые колодцы, которые служили входом в эти лабиринты. И черт знает, куда вели эти норы, но кяризы были понарыты по всему Афгану, и ни фига ничем этих духов оттуда не вышибешь. А из наших туда никто не лазил, это чистое самоубийство. В Афгане наверху-то опасно ходить, не то, что в кяризе. Гранатами их забрасывали, но толку от этого никакого не было, а делали мы это так, для прикола.
С этими кяризами был такой случай: в одном месте недалеко от бетонки была зеленка, и из этой зеленки постоянно обстреливались наши колонны, которые двигались по бетонке. Это происходило регулярно на протяжении долгого времени, точно никто уже не помнил. И что только не делали с этой зеленкой, ее практически перепахали снарядами и ракетами. Казалось, что после массового обстрела там не должно было остаться ничего живого. Но через какое-то время оттуда опять долбят, и это еще бы долго продолжалось, если бы не случай. Во время очередного обстрела наши вызвали авиацию, чтоб поработать над зеленкой. И летчики с вертушки засекли небольшую группу людей, которые прятались за сопкой. Но что интересно, находились они не со стороны зеленки, а по другую сторону бетонки, куда никто не обращал внимания. Летчики влупили по ним ракетами, а когда пехота прочесывала то место, мы обнаружили кяриз, как раз там, где сидели духи, а когда прочесали зеленку, обнаружили еще пару. Оказывается, духи, обстреляв колонну с зеленки, по кяризам перелазили на другую сторону бетонки, прятались за сопку и оттуда смотрели и прикалывались, как мы перепахиваем зеленку, как видно с юмором у них тоже было все в порядке.
В области минирования, они тоже изобретательность проявляли лихую. Положат фугасную мину на воздушной подушке, а по бокам пару снарядов, и вот такая дура как ухнет – аж дно БТРа к крыше прилипает. Мы на броне в основном находились, редко когда по-боевому, а водилам доставалось здорово, выжить от такого взрыва практически не возможно. Танк, правда, выдерживал, только катки с траками разлетались. Но и танкистам тоже доставалось от кумулятивных гранат, эта падла как автоген прожигает броню и взрывается внутри. Танкисты рассказывали, что кумулятивка за пять секунд прожигает броню, так что если за это время не успеешь выскочить из танка, то по стенке размажет.
Был случай: в рейде под Гератом колонна во время марша остановилась, и спереди крикнули, что водила с комбатовского БТРа увидел мину на дороге, а наш БТР третьим шел. Мы спрыгнули, посмотрели, и точно – мина торчит из колеи, странно было то, что ее как будто бы специально наполовину оставили торчать. Мы подумали, что духи наверно увидели колонну, не успели закопать и смылись. БТРы отъехали от мины, и комбат вызвал саперов. Подъехали саперы, к мине пошли капитан и три бойца, а мы со стороны смотрим. Они сначала стояли возле мины, потом один боец остался, а капитан и два других бойца спрятались за дувальчик, который был метрах в пятидесяти от дороги. Саперы всегда так делали, чтоб в случае чего всем не взорваться, мины-то с разными причудами бывают. И вдруг взрыв, и не там где мина, а за дувальчиком, где стояли капитан с двумя солдатами, и все трое насмерть. А сапер возле мины как сидел, так и остался, ему ничего. Сначала никто ничего понять не мог, думали, что со стороны духи стреляют, а потом дошло, что за подляну саперам подложили духи. Мина была на воздушной подушке. Такие мины часто в Афгане попадались. Эта мина срабатывает при определенном давлении, которое создается при неоднократном надавливании на резиновый взрыватель и она может сработать где угодно, под любой техникой и под любым колесом.
Саперы решили вытащить ее, и когда сапер остался один, он, аккуратно раскопав мину, стал ее извлекать, а в это время разомкнулся контакт и сработала мина, которая была соединена полевыми проводами с миной, заложенной за дувалом. Местность с дувалом была подобранна духами намеренно. А сколько всяких подлян они наделывали по всему Афгану, не сосчитать.
Приходилось сталкиваться с отрядами наемников, хоть и не часто это бывало, но запомнилось надолго. У меня до сих пор стоит перед глазами эта жуткая картина с перевернутыми, горящими машинами и обгорелыми трупами.
Нас тогда подняли по тревоге, как обычно, но ротный, почему-то всех чижей отправил обратно, а нам по пути сказал, что наемники посреди бела дня обстреляли колонну наливников и сбили вертушку.
Через несколько километров на горизонте показался черный дым, а еще через какое-то время начали доноситься выстрелы. Мы разделились на две группы, два БТРа съехали с бетонки и поехали в обход, а два БТРа, в одном из которых был я, помчались по бетонке в сторону выстрелов.
Когда подъезжали к колонне, по нам влупили с гранатометов, но расстояние было большое, и гранаты легли метров 100-150 в стороне. Мы попрыгали с БТРов, чтоб не быть мишенью для прицела, и дальше стали пробираться перебежками. У нас было два ручных гранатомета, два АГСа (автоматический гранатомет), один НСПУ (крупнокалиберный пулемет, на базе ДШК), остальные с АКСами.
Приближаясь к колонне, мы увидели, что все машины горят, это были в основном МАЗы: половина из них валялись в кювете, остальные горели на бетонке. Колонна была не военная, и шофера были местные, из афганцев, а может советские таджики или туркмены, точно я не знаю, живых там не было. Вертушка была наша, она крутилась поблизости, и поэтому первая подлетела к колонне, но была сбита, а потом уже подъехали мы.
Не успели мы подойти, как по нам начали долбить с пулеметов и гранатометов, мы залегли за бетонкой. Было видно, что воюют не дилетанты, а натренированные боевики, они не давали нам даже голов высунуть из-за бетонки. И нам пришлось бы долго лежать там, если б не вторая группа, которая пошла в обход. Они долбанули по духам сзади, а те не ожидали этого удара и, потеряв нескольких человек, начали отходить к горам. А мы с двух сторон стали долбить по ним. Когда мы их увидали, то удивились, боевиков всего-то было человек пятнадцать, не больше, и они так конкретно разбили колонну из двадцати машин (шофера там тоже были вооружены), и сбили вертушку, да еще нам, сорока вооруженным военным, такой отпор дали. И можно сказать, почти все скрылись в горах, за исключением троих человек, которых мы замочили – они не ожидали, что мы так быстро появимся, да еще с двух сторон.
Один труп они забрали с собой, потому что он был белым, скорее всего, европеец, а двоих черных бросили, по ним не поймешь, кто они, наемники или нет. У нас было двое легко раненных, и то раны не пулевые, а осколочные.
Отходили они тоже профессионально, тремя небольшими группами, одна отходит, другие две прикрывают, и так, чередуясь, они ушли в горы. Пацаны, которые были в другой группе, сказали, что среди них были репортеры, которые снимали на пленку весь бой. Может даже труп, который духи утащили с собой, был трупом репортера.
Потом началась масштабная операция перехвата, прилетели вертушки, подтянули артиллерию и начали долбить по горам, но толку уже не было, наемники исчезли так же лихо, как и появились. А колонну разбили капитально, она шла без охранения, потому что дело было днем, и к тому же в двадцати километрах находились два полка. И вообще диверсии такого масштаба на бетонке было делом редким, духи не решались днем нападать на колонны, идущие по ней. Со стороны обстреливали – это было часто, но чтоб вот так в открытую, это поистине дерзкий выпад, ведь по бетонке постоянно мотались военные, сторожевые заставы были везде по натыканы, и вертушки туда-сюда летали. Такое могли учудить только наемники, или боевики, подготовленные на спецбазах в Иране и Пакистане, на границе вдоль Афгана этих баз было навалом. Больше с наемниками встречаться не приходилось, они в открытый бой старались не ввязываться, а действовали неожиданно и наверняка, чтоб не оставлять следов. А вот с духами – это дело другое, это наши родные. Приходилось даже разок побеседовать и взаимно помочь друг другу.
Как обычно рота выехала по тревоге в сторону старого Герата. Ротный сказал, что в кишлаке предположительно находится банда, разведчики доложили о каком-то передвижении в районе кишлака, но было темно, и поэтому на сто процентов они утверждать не могут. Кишлак был небольшой, мы его блокировали десятью БТРами, и решили ждать до утра. Утром должны были подлететь вертушки, обработать кишлак, а после мы уже его прочешем.
Наш БТР стоял возле дороги идущей в кишлак, а с другой стороны был небольшой овраг. Мы наставили в овраг растяжки и стали следить за дорогой. Ночь была лунная и дорогу более или менее было видно. Находились мы все внутри БТРа, пулеметы наставили в сторону дороги, а сами по очереди следили за ней в триплексы. Экипаж наш состоял из двух дембелей и дедов, тревожиться особенно было нечего, то ли есть духи в кишлаке, то ли их там нет, это не известно. Но волнение все же было, дембель как ни как в опасности. В то время действовал приказ – «дембелей на боевые действия не привлекать», но выполнять его не спешили, да и мы были не против, это лучше, чем в полку торчать, да и в рейдах время быстрей идет.
Просидели мы так часа два, накурились чарса, и стали распределять, кому и когда быть наблюдающим. Вдруг Шавкат крикнул:
– Духи на дороге!
Он сидел возле пулемета и увидел их в прицел. Мы обалдели, ни фига себе, они что погнали, идут в открытую по дороге! Потом Шавкат сказал, что они машут белой тряпкой. Мы подумали, и решили узнать, что они хотят. На встречу с ними пошли я и Шавкат, двое шли сзади метрах в десяти, чтоб нас прикрывать, если что, остальные остались в БТРе. А еще накуренные как удавы, я на изменах весь, в кармане две гранаты и автомат на взводе. Шавкату проще, накуренным быть – его нормальное состояние, он таджик и курил эту дрянь с рождения.
Духов было двое, и были они без оружия, Шавкат стал с ними о чем-то болтать, таджикский и афганский языки похожи. Я стоял рядом и смотрел по сторонам, от духов можно ожидать всего, поэтому расслабляться не следовало. Шавкат сказал, что духи просят выпустить их с кишлака, говорят, что завтра будет бой, а здесь женщины и дети, и они не хотят устраивать здесь бойню. Я сказал, что надо поговорить с мужиками, нам тоже не нужна эта бойня, сейчас пусть они идут с нами к БТРу, а там, если мы договоримся, один останется с нами, а другой пойдет передаст решение своим. Шавкат перевел это духам, они что-то ему ответили, но и без перевода было ясно, что они согласны, потому что другого выхода у них не было. Мужики, не долго думая, согласились выпустить духов, никому не нужна была эта перепалка, ни им, ни нам. Решили, что они выйдут по оврагу, а растяжки мы поснимаем. Один дух ушел в кишлак, а другой остался с нами, пока все не выйдут.
Часа через два-три вернулся второй дух, и сказал что в кишлаке никого нет, все женщины, старики и дети вышли с ними. Взяли мы с этих духов несколько лепешек чарса и отпустили на все четыре стороны. Между собой договорились никому из наших об этом не говорить, а то в то время нас не так бы поняли. А наутро вертушки пропахали кишлак, и пехота пошла на проческу. Одни мы шли спокойно, потому что знали, что там никого нет. Впервые за два года я шел в кишлак и не боялся, что кто-то выстрелит в меня из-за какого-нибудь дувала.
По возвращению в полк нам надолго расслабиться не дали, и на следующий день полк отправился в рейд на Иранскую границу – погонять караваны. В первую же ночь колонну обстреляли с гор духи, но урона никакого не нанесли и все остались целы. Немного постреляв по горам, мы двинулись дальше. Примерно в километре от места, где нас обстреляли, находился кишлак, и мы в него въехали. В кишлаке находились старики женщины и дети, мужчин не было. Полкач приказал пехоте вытащить на улицу всех стариков, чтобы у них узнать, где мужчины. Мы так и сделали, повытаскивали стариков, кого встретили, и построили их, потом полкач подозвал Шавката и попросил, чтобы тот побыл переводчиком. Командир спросил старейшин:
– Где мужчины, где твой сын, твой, твой?
Шавкат перевел, и старики ответили что-то, показывая в сторону гор.
– Они говорят что их сыновья там в горах, стреляют в вас, – перевел Шавкат.
Командир крикнул:
– Переведи, если хоть один патрон найдем в кишлаке, всех расстреляем!
И мы рассыпались по кишлаку, вламываясь во все дома без разбора и переворачивая все вверх дном. В помещении я увидел старика возле входа в другую комнату, завешанного какой-то мешковиной, этот старик, расставив руки, как бы загораживал вход. Я подумал, чего это он стал на входе? Может там что-то не так – и направился к нему, подошел и наставил ему в лоб дуло автомата, а он как стоял, так и стоит. И тут сзади подошел какой-то офицер с другой роты:
– Да там женское отделение, у них по закону мужикам туда нельзя заходить, – сказал он, и долбанул этого старика в скулу прикладом. Старик схватился за лицо и упал на колени, а мы, перешагнув через него, вошли в другое отделение. Там действительно были бабы, они закрыли лица и начали визжать, летеха дал очередь с АКСа в потолок, но бабы как дуры продолжали орать. Старик с разбитым лицом схватил лейтенанта за ногу и начал что-то кричать по своему, летеха развернулся и выстрелил старику в голову, бабы начали кричать еще громче.
Летеха спокойно сказал: