Вздрогнув от неожиданности, Адольф Мирзоевич судорожно дернул острым кадыком, воровато оглянулся по сторонам, после чего забрал у старухи деньги, быстро засунул их в карман штанов и тут же торопливо удалился к базарному входу. На случившееся никто, похоже, не обратил внимания: остальные торговки были заняты покупателями, да и стояла бабуся на некотором удалении от общего ряда.
Какое-то время Пульман, весь мгновенно вспотевший от странного предчувствия, внимательно наблюдал за бабкой, добровольно расставшейся с выручкой, и соображал. Будучи психотерапевтом, он не избежал повального поветрия, с некоторых пор вошедшего в моду, и довольно долго увлекался разнообразными психическими процессами запредельного характера. О гипнозе он знал практически все, чем располагали доступные обществу источники информации. Более того, в свое время Пульман неоднократно экспериментировал на пациентах, втуне горячо надеясь, что где-то у него внутри в самой глубине дремлет могучий гипнотический талант, который случается раз в столетие на пару континентов дремлет и ждет своего часа, чтобы в один прекрасный момент с треском вырваться наружу и поразить всех наповал. Увы - надеждам не суждено было свершиться. Летели дни за днями, проходили годы - талант не проявлялся никоим образом. Придурковатые пациенты Адольфа Мирзоевича чихать хотели на его гипнотические потуги, несмотря на то, что психотерапевт в совершенстве изучил всевозможные методики и соответствующим образом пытался использовать обстановочные факторы: полумрак, успокаивающие тона, сандаловые свечи, музыку медитативного характера и так далее. Убедившись со временем в тщетности своих попыток, Пульман бросил это дело - к чему напрасные надежды? Только душу травить... И вот ни с того ни с сего совершенно левая бабушенция, безо всякой подготовки и потуг с его стороны, вдруг взяла и добровольно вломилась в гипнотическое состояние! Вот так номер... Сказать, что Адольф Мирзоевич был ошарашен - значит сильно поскромничать. Он был просто потрясен до глубины души и совершенно растерялся, даже отдаленно не предполагая, каким образом теперь нужно поступить.
Справившись с приступом удивления, доктор отер пот со лба и еще раз внимательно присмотрелся к бабке. Та, будто ничего не произошло, лузгала семечки и читала мятый "СПИД-Инфо". Черт! Что же это такое? Случайность? А если не случайность - тогда что?
Подавив волнение, он приблизился к старухе и тихо спросил:
- Ты меня помнишь, бабуся?
Бабуся оторвала взгляд от журнала, без малейшего интереса посмотрела на психотерапевта и огорошила:
- А то... Ты ж токо что у меня картошку брал! Как не помнить?
- Ага, понял. - Адольф Мирзоевич судорожно вздохнул. - А это... эмм... А сколько я тебе денег дал - помнишь?
- Дык - восемь рублев, - удивилась бабка. - У меня склероза нету, родимый, - ты что это?!
- А ты мне сколько отдала? - не унимался Пульман. - Сколько сдачи?
- Дык... всю выручку, что за полдня наторговала, - как ни в чем не бывало сообщила бабка - будто это были вовсе не ее деньги, кровно заработанные.
- Зачем же ты мне всю выручку отдала? - очень тихо спросил Адольф Мирзоевич. - Или не жалко?
- Дык - закон вышел! - Бабка сердито пожала плечами и нахмурилась. - Указ президентский: всю выручку с картошки плешакам отдавать. А ты как раз и есть плешак. И вообще - чего ты ко мне приколупался, родимай? Шел бы себе...
- Хорошо, бабуся, - сдался Пульман. - Хорошо... Вот что, я сейчас отойду, а ты, как только я подойду к выходу, три раза хлопнешь в ладоши и тут же забудешь про наш с тобой разговор. А деньги ты потеряла. Ферштейн?
- Ладно, - спокойно согласилась бабка.
Пульман трусцой припустил к рыночным воротам и у входа воровато обернулся: бабка, провожавшая его пристальным взглядом, три раза хлопнула в ладоши и с видимым безразличием отвернулась. Спустя несколько секунд правая рука ее привычно скользнула в карман, и тут произошла метаморфоза: лицо торговки мгновенно приняло озабоченное выражение, она начала суетливо рыться в переднике, что-то причитая и горестно пожимая плечами.
- Ну-ну, - озадаченно пробормотал Пульман. - Чертовщина какая-то...
Отойдя подальше, он остановился и украдкой пересчитал добытые средства. Получилось немногим более двухсот новых рублей.
- А проверим-ка мы это дело, - недоверчиво буркнул себе под нос Адольф Мирзоевич, озирая окрестности в поисках очередного объекта воздействия. Внимание психотерапевта привлек крайний в ряду ларек с импортной дребеденью, возле которого никого не было. Подойдя поближе, Пульман разглядел в окошке видимую треть смазливой молодой бабенки, которая от нечего делать пилила ногти.
Стараясь дышать как можно ровнее, Адольф Мирзоевич мелкими шажками начал приближаться к киоску, прогоняя в уме возможные последствия своего последующего действия.
- Ты одна, красуля? - затаив дыхание, поинтересовался он, приблизившись на дистанцию, исключающую отступление, и тут же мучительно покраснел: с барышнями, тем более молодыми и смазливыми, он разговаривать стеснялся, поскольку остро ощущал при этом свою неполноценность.
- Ну, одна, - грубо ответствовала барышня, одарив вопрошающего крайне недружелюбным взглядом. - Чо хочу?!
- Хочу, хочу, - уверил ее Пульман. - Ну-ка, быстренько... эмм... На окошко нацепи табличку "Обед", а меня... эмм... впусти к себе. Живо! Выговорив наконец эту мучительную тираду, Адольф Мирзоевич страшно напрягся и уж было изготовился заискивающе разулыбаться и немедленно драпануть - ведь эта особь с явно выраженными чертами рыночной хищницы от безобидной бабки сильно отличалась и вполне могла разродиться страшным скандалом с далеко простирающимися последствиями типа экстренного вызова плечистых пацанов из Центральной бригады или еще чего-нибудь в том же духе.
Особь на секунду задумалась, затем выставила табличку, сама, безо всякого дополнительного распоряжения, задернула шторки на окне и распахнула дверь, впуская гостя. Переступив через порог, Адольф Мирзоевич севшим от напряжения голосом прохрипел:
- А теперь запри дверь, красуля, - что было немедленно исполнено. Обозрев интерьер. Пульман заметил, что у хищницы все в норме, как положено экземплярам данного разряда: грудь торчком, ноги от ушей и задница - в обхват. - Эээ... ммм... - От волнения у него затряслись руки, а сердце забухало о грудную клетку мощными скачками, грозя в любой момент выскочить наружу. Эмм... У тебя того... это... ну - венерические заболевания есть? Нету? выдавил он через силу и покраснел - стыдно стало отчего-то.
- Ага, нету, - утвердительно кивнула барышня и не в тему добавила: - Я с кем попало не трахаюсь - Вовец башку оторвет! Это у него моментом.
- Ага, ага... эмм... - Пульман пристукнул кулачком о прилавок. - А у тебя... эээ... того - сейчас месячных нету? - и не то чтобы покраснел, а даже побагровел от напряга.
- Нету месячных, - отозвалась барышня, в отличие от него ничуть не смутившись.
- Тогда вот что... Вот что... эмм... - Пульман наконец собрался с духом и теперь уже отчетливо выпалил: - Я очень-очень - ну просто невероятно красивый и страшно сексапильный мужик! Два метра ростом, могучие плечи, огромный член - просто невероятно огромный! Я тот, о ком ты мечтала всю свою сознательную жизнь! Поняла? Я - твой идеал! И вот - я здесь... Ты поняла?
- Да, поняла, - прошептала барышня и вдруг тяжко задышала - прямо так, без перехода, словно ее три дня вхолостую ласкали по чем попало и не давали заполучить оргазм. Крепко вцепившись в худые психотерапевтические плечи, распаленная торгашка страстно прорычала: - Любый мой! О-о-о-о! - и залепила узкий рот обольстителя смачным поцелуем, тут же принявшись тереться о Пульмана всеми своими ухищрениями.
- Ax... Ax... Ax... - еле высвободив рот, Пульман судорожно глотнул воздуха и с огромным трудом пристроил дамочку на прилавок - благо тот оказался совсем невысоким. - Щас-щас... щас... - Трясясь от возбуждения, Адольф Мирзоевич кое-как разоружил потный лобок извивающейся страдалицы и, изловчившись, с всамделишным рыком вставил свое малокалиберное орудие в огнедышащую расщелину, отметив мимоходом, что для первого раза получилось довольно сносно.
- У меня огромный - невероятно огромный член!!! Ты получаешь колоссальное удовольствие! Просто фантастическое удовольствие! Я самый страшный половой гигант - я просто маньяк! Я - тот, кого ты ждала всю жизнь! - заполошно выкрикнул он и быстро-быстро задергал тазиком - словно отбойный молоток заработал.
Буквально через пятнадцать с половиной секунд с момента проникновения последовала разрядка: Адольф Мирзоевич дернулся, будто ударенный током, сладострастно крякнул и обмяк. А хищница, пластично зажав его ногами, задушенно взревела:
- Ооооооаа-а-ауеее!!! Ах - ах - ax - оууу!!! Родимый мой! Я люблю тебя - люблю! О Чикатило ты мой! Чикатило... - и принялась исступленно обцеловывать адольфомирзоевическую мокрую плешь.
Испуганно вырвавшись из жарких объятий, Пульман недоуменно уставился на распоясавшуюся красавицу:
- Не понял! Кто-кто?
- Чикатилллааа!!! - томно протянула хищница и вновь потянулась к Пульману. - Я о тебе всю жизнь мечтала! Режь меня, души меня - я твоя!
- Но-но, полегче! - прикрикнул Пульман и опасливо отступил к двери, поспешно застегивая штаны. - Извращенка, блин... Ха! Все кончилось - нет никакого Чикатилы! Заправься - ничего не было у нас с тобой.
- Ладно, - покорно согласилась извращенка, томно улыбаясь и профессиональным жестом вытягивая откуда-то из-под прилавка запасные трусики. У нас ничего не было...
Адольф Мирзоевич поморщился, вдыхая аромат распаренного женского тела. Сейчас это получилось раз в пять хуже, чем при виртуозных актах мастурбации. Только страшное возбуждение и почти моментальная разрядка подлинного наслаждения не было вовсе.
"Так себе... Слабое подобие левой руки", - отметил про себя Пульман, а вслух сказал:
- Вот что, красотуля... Я сейчас отсюда выйду, а как закроется дверь, ты тут же забудешь, что здесь произошло. В общем, ты меня никогда в жизни не видела. Ферштейн?
- Ага, - согласилась барышня. - Я тебя не видела. Ферштейн.
- Ну и прекрасно, - пробормотал Адольф Мирзоевич и, немного посомневавшись, напихал в авоську с картошкой всяких дорогих нерусских дрянностей, что были на полках - сколько влезло. Затем выгреб из стола все имеющиеся в наличии деньги, рассовал их по карманам и покинул ларек.
Хлопнув дверью, он некоторое время постоял рядом, прислушиваясь к своим ощущениям, затем подошел к окошку и постучал. Шторки разъехались в стороны, табличка "Обед" исчезла, и в оконном проеме показалось смазливое надменное личико.
- Чего хочу? - высокомерно поинтересовалась продавщица, окинув невзрачную фигуру психотерапевта безразличным взором.
- Во бляха-муха! - восхитился Адольф Мирзоевич. - Прям Мона Лиза, мать твою так! Такая надменность, такая величавость...
- Чо хочу?! - с ноткой агрессии вопросила "надменность". - Говори или отваливай, чудик. Холодильника нет - напитки теплые.
Адольф Мирзоевич хотел было возразить, что насчет холодильника "красуля" явно врет - пару минут назад он больно стукался костистой задницей о ручку "Аристона", каким-то чудом втиснутого в тесное пространство ларька и исправно гудевшего. Но тут же сообразил, что по сценарию ему таких вещей знать не положено, и перешел к делу.