Так и не вспомнив, какой конфигурации были усы у Отца Народов, Иван оставил бесплодные попытки и мрачно ухмыльнулся, отметив краем глаза, как из-за угла хибары выскочил Антуан - один из его соратников по плену. Поддерживая одной рукой тяжеленные кандалы, парень подсеменил к живописцу и рухнул наземь рядом с ним, затравленно озираясь по сторонам. На лице молодого француза можно было прочесть крайнюю степень смятения.
- Что... опять? - мрачно поинтересовался Иван, с вялым любопытством прислушиваясь к приглушенным крикам, доносившимся из хибары. Уловив вопросительную интонацию, Антуан нечленораздельно затараторил по-французски, оживленно размахивая руками и корча отчаянные гримасы. - Да заткнись ты, сам слышу, - раздраженно оборвал его Иван. Француз смолк и с затаенной надеждой принялся поедать Иванов профиль скорбным взглядом, от усердия приложив к бровям ладонь - чтобы ярящееся июньское светило не мешало созерцать спасителя.
- Ну че уставился? - возмущался Иван. - Я ж тебе сказал русским языком, лягушатник ты фуев, - не тронут они тебя! Ты только держись около меня - и все будет нормально. Доступно?
Француз жалко улыбнулся и развел руками. Ничего, конечно, ему не было доступно из Ивановой тирады - однако же убедительность интонации подействовала успокаивающе. Внезапно упав ниц перед своим защитником, Антуан попытался облобызать его грязную щиколотку, распухшую от кандалов.
- Но-но, придурок! - прикрикнул Иван. - Этого еще не хватало! Что за нация, блин, чуть что, сразу в ноги... Сиди где стоишь и сопи себе в две дырочки. Иди вон, лучше углей мне притащи. - Живописец красноречиво потыкал пальцем на кучку углей перед собой и указал на дальний угол двора, где стоял мангал, наполненный свежими головешками. Подобострастно кивнув, Антуан подхватил цепь и направился к мангалу. Глядя ему вслед, Иван покачал головой и неодобрительно поморщился.
В хибаре между тем происходила очередная ежедневная гнусность. "Индейцы", курнув по обычаю после обеда анаши хором пользовали Жюльена, третьего пленника. Послушав некоторое время звуковое сопровождение процесса Иван сплюнул и перестал раскрашивать френч Вождя - настроение пропало. Подобрав неподъемную цепь кандалов, потащился к мангалу - помочь Антуану выбирать угли. Жюльен, переводчик компании, в вопросах секса оказался подвержен творческому дуализму и предельной раскованности. Совмещая в холеном теле чувственность женщины и физиологию мужчины, этот зрелый француз, пресытясь утехами обычного секса, не прочь был вкусить любви однополой - дабы пополнить коллекцию ощущений... По крайней мере, так он пытался объяснить причину своего поведения Ивану, жалуясь по ночам на судьбу-злодейку, и просил не презирать его за грехопадение.
- Может, у вас и так это называется, - не соглашался Иван. - А у нас это называется просто - педерастия. Ну да ты не переживай, пидер - он тоже человек. Только ведь пока освободят, они тебя задолбают вусмерть. Ежели каждый день будут в шесть смычков понужать...
В принципе Жюльену можно было и посочувствовать - он впервые угодил в такую ситуацию и даже отдаленно не представлял себе, что за типы эти самые "индейцы". Вот и пал жертвой собственной неосведомленности в первый же день пребывания в плену.
Тогда к ним зашел красавчик Махмуд - долговязый волоокий мужлан, с благородным носом и роскошной шевелюрой. Он был младшим братом главаря банды и командовал охранниками. Усевшись на нары между французами, Махмуд приобнял их за плечи и начал ласково склонять к разврату, обещая за это хорошую еду и свою благосклонность.
Молоденький Антуан, водитель компании, по-русски не понимал ни слова. Он настороженно хлопал глазами, следя за непристойными жестами долговязого горца, и периодически сбрасывал его лапу со своего плеча. Зато Жюльен моментально дал себя охмурить - начал жеманно похихикивать и намекать совратителю, что неплохо было бы побрызгаться дезодорантом, а уже потом в гости идти...
"Ох ты, педрила! - подумал тогда Иван. - А я-то гляжу - весь из себя гладкий такой, холеный, цветастый платочек на шее, блин... Вот ведь угораздило в компанию с лидером попасть!"
- Слышь, мальчик, отвали-ка со своими пидерскими приколами, сурово заявил Иван после того, как Махмуд, беседуя с Жюльеном и вроде бы шутя, ущипнул Антуана за задницу и тот, покраснев, как рак, начал озираться по сторонам в поисках какого-нибудь тяжелого предмета для защиты мужиковского достоинства. - А то скажу Артуру - огребешься пиз...лями по самые уши. Вали давай!
- Тывой нэ трогаит - сидет, малчат, бляд! - возмутился совратитель. - Я его насиловат нэ будит - сам хочит, значит, дает. Нэ хочит ладна... - И тут же утащил Жюльена на улицу - подальше от бдительного ока сурового блюстителя нравов.
Слияние двух лун состоялось буквально через минуту - в небольшом вагончике, где жила охрана. Жюльен вручил Махмуду последний оставшийся у него презерватив, посоветовал воспользоваться вазелином и потребовал, чтобы совратитель как можно быстрее обзавелся необходимыми средствами контрацепции специальных кондиций - как раз для таких случаев. Махмуд за неимением вазелина воспользовался мылом, а презерватив проигнорировал, несмотря на отчаянные протесты второй половины тандема. По окончании процесса он торжественно объявил:
- Тэпэр ти - общаковий пидер. Всэ будит ибат и в рот дават... - и тут же позвал остальных "индейцев". Ловкие ребята умело взнуздали отчаянно сопротивлявшегося француза, отжарили его в хоровом исполнении, а презерватив, как это принято у таких типов, надули, разрисовали единственной обнаружившейся ручкой и повесили у входа.
Теперь они каждый день развлекались с Жюльеном после обеда заходили в хибару пленников, раскладывали несчастного на нарах и пользовали вшестером, нимало не смущаясь его явным нежеланием участвовать в процедуре подобного рода. К страданиям физического плана (в последнее время у Жюльена сильно болел задний проход, воспалившийся ввиду частой и не совсем правильной эксплуатации) присовокуплялись муки душевные: во-первых, он страшно переживал, что по собственной оплошности попал в такое унизительное положение, во-вторых, ужасно боялся СПИДа...
- Раньше надо было думать, - сурово обрывал его Иван всякий раз, как только тот начинал жаловаться на судьбу. - А то жопой думаете, а потом хнычете! Дуализм, бля! Чувственность, мать твою так! - А красавчика Махмуда, с явным неравнодушием взиравшего на юного Антуана, сурово предупредил: - Ежели пацана кто тронет - кранздец. Считай, то же самое будет, как если бы меня тронули... - после чего никто вроде бы не покушался на честь Антуана - по крайней мере, явных проявлений гомосексуального характера в его отношении не наблюдалось. Чуть позже вам станет понятно, отчего это "индейцы" не распространяли свои педерастические изыски на Ивана, пока же - пленникам пора обедать. "Индейцы" в полной мере насладились Жюльеновой плотью, покинули хибару и оставили там обычный гонорар за гомосековы услуги: оставшийся от собственного обеда шашлык и лаваш. Помимо этого, великодушный Махмуд наградил испуганно попятившегося при его приближении Антуана свернутым в трубочку "Плейбоем":
- На, падрачи! Вечир Артур приезжат - новий привазит.
Недоуменно пожав плечами, Антуан вопросительно посмотрел на Ивана. Тот отнял журнал, пролистал его, хмыкнул и не стал выбрасывать:
- Пусть будет. Может, действительно - подрочим как-нибудь, на досуге...
Вяло пожевав жесткое мясо и сыроватую лепешку с барского стола, пленники завалились подремать на оскверненный топчан: послеобеденная жара вполне к тому располагала. Французы моментально захрапели: Жюльен устал от переживаний и чрезмерной нагрузки, а юный Антуан вообще здоров был поспать независимо от обстоятельств. Иван обнаружил довольно солидный чинарик, оставшийся от только что отзвучавшей оргии, и тщательно исследовал его: в "козьей ножке" была вполне приличная порция "шалы"*. Тихо порадовавшись такому подарку судьбы, Иван извлек из кармана спичинку, огрызок, коробка и через пять секунд уже вовсю наслаждался сладковатым приторным дымком, отвлеченно размышляя о проблемах насущных.
*В местном диалекте - то же, что и анаша (жарг.).
Сегодня одиннадцатый день их пребывания в плену. Срок вроде бы и незначительный - по обычным меркам. Одиннадцать дней в комфортабельной квартире с душем и хорошей пищей - это где-то далеко, в другом измерении. И чтобы понять разницу между этими двумя измерениями, недостаточно пообщаться с теми, кто был в плену, или посмотреть кадры видеохроники. Нужно все испытать самому: потаскать тяжеленные колодки, которые неимоверно натирают щиколотки - до инфицированных ран; питаться объедками со стола охраны; страдать от жары днем и замерзать на вонючих досках топчана по ночам; не мыться; клянчить у охранников лишний глоток воды - перечислять можно долго. Но самое главное - это страх. И еще - унизительное чувство полнейшей собственной беспомощности. Физические неудобства еще можно как-то вытерпеть, а вот страх и унижение вытерпеть очень трудно. Конечно, человек ко всему привыкает, это факт общеизвестный. Только для привыкания потребен определенный период, в течение которого прежние установки полноценно трансформируются в новые. А если тебе два десятка лет вдалбливали, что человек - это звучит гордо, а потом еще с десяток лет формировали психологию пса войны, смысл существования которого заключается в том, чтобы перехитрить, отловить и в конечном итоге загрызть врага любым способом, тут уж извините... За столь незначительный промежуток времени практически невозможно свыкнуться с мыслью, что этот самый враг, которого вроде бы надо грызть, гордо ходит рядом, помыкает тобой как хочет и в твоем присутствии безнаказанно творит невероятные мерзости. Именно поэтому вояки пуще адского пламени боятся плена и предпочитают ему героическую смерть на поле боя. Можно метко стрелять, вполне прилично руководить подразделением в бою - и тем самым заслужить репутацию бывалого бесстрашного воина. Но с достоинством вынести позор плена дано далеко не каждому. Это, если хотите, особый талант.
Иван как раз принадлежал к той немногочисленной категории, которая подобным талантом обладала. В плен он угодил второй раз в жизни и, как ни странно, шибко по этому поводу не переживал. Ну, угодил так угодил - что ж теперь... И что характерно - сейчас, как и впервые, он очутился здесь добровольно, никто его в бессознательном состоянии после контузии с поля боя не волок, и с госпитальной койки никто не стаскивал. Сам пошел.
- Счастье твое, капитан, что сейчас не сорок третий, - так пять лет назад высказался сквозь зубы старый особист, разбиравшийся с ним после первого пленения. - Вывел бы тебя, паскуду, на зады и грохнул к чертовой матери! И никакого суда!
- Зато пацанов сохранил, - невозмутимо возразил ему Иван. - Ты матерям их скажи, что я военный преступник. Матери их тебе в рожу плюнут, а мне в пояс поклонятся.
Вот и рассуди, кто из нас прав...
- Солдат на то и солдат, чтобы сражаться и умирать с оружием в руках за родину! - желчно взвился особист. - Сохранил... Дурак ты, капитан... С таким мировоззрением далеко не уедешь, можешь мне поверить. Так капитаном на пенсию и выйдешь. Ежели, конечно, не угрохают раньше...
Отчасти он, конечно, был прав. В свои тридцать два Иван все еще оставался капитаном, командиром группы - то есть занимал одну из начальных офицерских должностей в структуре подразделений спецназа. Все его уцелевшие однокашники, которых не списали в расход из-за увечий, давненько уже обрели вполне приличные места под солнцем и пользовались солидной репутацией. Жизнь спецназовца - непрерывная война. А на войне людишки растут очень даже быстро. Некоторые Ивановы одногодки уже получили подполковников и полковников, а иные бросили войска и пошли в бандиты - там и работа полегче, и платят не в пример больше. Да и общественное положение бандита не идет ни в какое сравнение с резко упавшим за последние годы статусом офицера. Отряд, в котором служил Иван, возглавлял подполковник Т., в свое время учившийся с ним в одном училище, двумя курсами младше. Когда этот Т. пришел в спецназ зеленым лейтенантиком, Иван был уже командиром группы. Знакомые частенько пеняли ему на этот факт: вот, мол, все люди как люди, растут по графику, один ты непутевый. Он не обижался. Полагал, что каждому на роду написано жить именно так, а не иначе, и, лениво передвигаясь (преимущественно на броне "бэтээра") по жизни, ждал, когда же настанет его звездный час. И не особенно расстраивался, что этим самым звездным часом пока что не пахло. Он прекрасно понимал, что виной всему был его скверный характер. Дважды наш герой сделал попытки жениться - но буквально через месяц жены сбегали от него, как говорится, с одним чемоданом. И не потому, что дурен собой был суженый или кондициями мужскими не вышел. Напротив, был Иван очень даже симпатичным малым: прекрасно сложен, крепко сшит, очами светел, бровями... как там, блин... ага - союзен бровями, вот. Но характер... оторви да брось. Жена ему: "Сегодня, Ванечка, мы с тобой идем в гости к Жуковым - любилель там какой-то невъеименный", а Ванечка в ответ: "А в гробу я видал этот их любилель - у меня книга хорошая есть..." И как упрется на своем - хоть стой, хоть падай. В общем, так и не удосужился нормальной семьей обзавестись - перебивался случайными связями, что, как известно, отнюдь не лучшим образом влияет на формирование характера и небезопасно в физиологическом аспекте. Даже боевую кличку Иван имел под стать своим манерам - а клички в среде спецназа, как известно, даются чрезвычайно метко и абсолютно адекватны сущности индивида. Кличка была проста и незатейлива и досталась нашему герою от командира роты, который, отчаявшись в один прекрасный день переубедить своего подчиненного, в ярости вскричал: "Ну что ты уперся, как танк! Говорят ему - осади, сдай назад так нет, рычит, ревет и продолжает напролом лезть... Танк ты и есть..."
Так и остался Иван по жизни Танком и, как ни странно, кличкой этой, не совсем уважительной и довольно двусмысленной для боевого офицера, дорожил. Мало того, всячески ее оправдывал, каждый раз подтверждая изначальную точность и справедливость характеристики командира. Пришла пора получать новую должность или звание, все идет как по писаному, и всего-то нужно: пару раз улыбнуться подобострастно да вовремя задницей вильнуть. Так нет - то не того, кого можно, не туда, куда потребно посылает, то зверем глядит, когда скромно взор потупить надобно, а то и вовсе - не тому, кому следует, норовит по черепу зарядить, а порой, бывает, и ногой... В общем - как нарочно. Да что там говорить: танк, он и есть танк...
В этот плен Иван угодил, как говорится, по собственному желанию. Если пять лет назад, при первой сдаче в плен, сложилась критическая ситуация, когда от его решения зависела судьба десятка пацанов, то в данном случае ничего такого не было. Наверняка его боевые братья сидят сейчас где-нибудь в штабе группировки и в сердцах обзывают своенравного соратника самыми последними словами. И в общем-то есть за что...
Как и все нормальные пакости, эта история началась незаметно и как бы самопроизвольно, без чьих-либо потуг со стороны. Иван в тот день дежурил возглавлял отделение сопровождения. Отделение сопровождения - это кучка смертников, которые гуляют на "бэтээре" или какой другой технике, помощнее, с различными членами и персонами высокого ранга, когда тем приспичит прошвырнуться по территории режима ЧП* или приграничной зоне. Почему смертников? Дело в том, что ратные людишки Кавказа - как боевики непримиримой оппозиции, так и просто неорганизованные "индейцы" - далеко не дебилы и знают толк в военном деле. Собственно на отделение сопровождения они покушаться ни в коем случае не станут: учены неоднократно горьким опытом и штопаной шкурой, что парни там тертые до невозможности и дерутся отчаянно. Так что, если отделение катит порожняком, бойцы могут дремать вполглаза - боевик десять раз подумает, прежде чем решится подставить задницу под пули только лишь из желания насладиться видом растерзанных трупов спецназовцев. Но если этой публике вдруг занадобился кто-то из членов или других шишек, которых охраняет отделение сопровождения, можете быть уверенными: операция по ликвидации или захвату нужной персоны будет обставлена по всем правилам военного искусства, с максимальным привлечением всех имеющихся сил и средств. То есть, чтобы свести на нуль процент риска, боевики выставят все, что имеют, самые симпатичные мины в самых неподходящих местах; многократно превосходящую живую силу: отделение снайперов с прикрытием и просто взвод головорезов, которые в первые десять секунд внезапного боя огневым шквалом гарантированно уничтожат все живое, что им противостоит. А потом осторожно приблизятся и неторопливо отпилят головы. На Кавказе всякая вещь чего-то стоит - испокон веков так заведено. Голова спецназовца тоже имеет определенную цену...
* Чрезвычайное положение.
Итак, во главе отделения сопровождения Иван отвез в город очередного загулявшего члена и по приграничной дороге не спеша возвращался обратно, развернув башенные пулеметы в сторону демаркационной линии. Возвращение ознаменовалось эмоциональным подъемом: в городе набрали пива, всамделишной астраханской воблы и всю дорогу бесхитростно радовались жизни. Может, если бы не пиво, ничего бы и не случилось. Впрочем, если разобраться, пиво здесь ни при чем. Просто погода была нехорошая - жара, да и вообще весь тот день характеризовался целой цепочкой нарушений различных нормативных документов и требований командования...
-А ну, останови, Петро! - крикнул Иван водителю, почувствовав, как мочевой пузырь давит на нижний обрез разгрузки*, и обратив внимание, что члены экипажа испытывают ту же надобность, не рискуя, однако, беспокоить командира просьбами столь несерьезного характера. Машина приняла вправо и встала на обочине раздолбанного шоссе.
* Разгрузочный жилет (жарг.).
- Перессать, хлопцы, - добродушно скомандовал Иван, спрыгивая с брони и подавая пример. Таким образом, было допущено первое нарушение: ввиду близости к границе на этом участке шоссе категорически запрещалось останавливаться, а в случае поломки старший колонны обязан был немедленно доложить в штаб группировки, откуда тотчас же мчалось подкрепление.
- Слышь, командир, - в "зеленке"! - пробормотал вдруг Олег Настин по кличке Шифер, прекратив застегивать ширинку и каменея лицом. Бойцы мгновенно разобрались вокруг "бэтээра" и насторожили уши. Прапорщик Настин отличался феноменальным слухом и не раз выручал соратников в экстремальной ситуации, предупреждая о внезапной опасности. С полминуты напряженно прислушивались ничего. Редколесье, до первой линии чахлых кустов - расстояние довольно приличное, на значительном протяжении шоссе хороший круговой обзор. Нет, засаду в таких местах не делают.
- Померещилось, - буркнул Иван, соображая, как поступить: прыгнуть на броню и рвать отсюда, как предписывает инструкция, или заглушить мотор и разобраться. - Хотя нет - тебе ведь никогда не мерещится... А ну, Петро, глуши мотор!
Машина пару раз чихнула и смолкла. В наступившей тишине прислушивались еще буквально с десяток секунд - и правда, из "зеленки" доносился звук, похожий на стон.
- Двое со мной, остальные на прикрытии! - распорядился Иван, решительно направляясь в сторону кустов. И это было второе за тот день нарушение: инструкция предписывала преодолевать опасные места на повышенной скорости и ни в коем случае не производить осмотр подозрительных участков силами отделения сопровождения. Для этих целей назначались иные силы и средства по специальному расчету.
Углубившись в лес метров на двадцать, Иван обнаружил пятидверную белую "Ниву" с тонированными стеклами, на капоте которой сиротливо болтался шелковый флажок Франции. В салоне лежали двое связанных мужиков, рты их были запечатаны здоровенными кусками скотча.
- Я тащусь, зеленый, как ты ныряешь... - растерянно пробормотал Иван, сдвигая набок косынку и пытаясь сообразить, каким образом сюда попала машина, - ни одной свежей колеи, отходящей от шоссе, в радиусе двухсот метров он не обнаружил.
- Когда подъезжали, была колея, - разрешил его сомнения здоровяк Коба - глаз номер один в отделении сопровождения. - Метров за триста пятьдесят отсюда. Однако, командир, вон тот чего-то хочет. Смотри, как вьется...
Действительно, один из связанных, худощавый мужчина лет сорока, отчаянно извивался и испускал громогласное мычание. В глазах его стояли слезы.
- Рассказывай, - разрешил Иван, срывая скотч. А бойцы тем временем острым тесаком сноровисто лишили пленников пут. Рассказа не получилось. Освобожденный худощавый моментально заблажил нечто нечленораздельное по-русски он говорил из рук вон.
- Ну, тогда ты давай, - обратился Иван к седоватому крепышу средних лет, судя по виду, явно местному.
Крепыш, сезонный водила, лаконично сообщил: ездили в аэропорт встречать жену и падчерицу начальника. Начальник - вот он, управляющий филиалом французской компании, которая занимается строительством автодорог в республике. Колонны дожидаться не стали, решили на двух машинах по-быстрому проскочить в город. Ну вот и проскочили... По всей видимости, злодеи имели конкретную "наколку" - засада была организована удручающе грамотно. Захват произошел буквально за считанные секунды: на шоссе, откуда ни возьмись, выскочила бежевая "шестерка", из нее выскочили четверо оружных хлопцев в масках, а дальше - как обычно. Забрали принадлежащий компании джип "Чероки", забрали жену начальника и ее шестнадцатилетнюю дочь, для комплекта прихватили также водителя-француза, двоюродного брата управляющего, и переводчика - француза тож. А их вот запихнули в "Ниву", связали, залепили рты и умчались восвояси, оставив записку, в которой указывалось место, куда необходимо явиться для переговоров о выкупе. Вот она, записка,
- Я тащусь, зеленый... - растерянно повторил Иван, пробежал глазами мятый листок, на котором корявыми буквами было нацарапано: "З КПП нитралка", и попросил парней: - Уберите-ка от меня этого, - кивнув на француза, пребывавшего явно в невменяемом состоянии: он отчаянно размахивал руками, беспрестанно цеплял Ивана за руку и в буквальном смысле орал в голос - вот-вот грыжу надорвет.