Телефон зазвонил поздно, уже в одиннадцатом часу. Трубку сняла Ася. Все-таки она у себя дома, а я ещё чувствую себя гостем, в конце концов, только две недели прошло, как тут появился (хотя две недели насыщенные получились, нормальным людям не на один год приключений хватило бы, да и мне тоже, скажу прямо; тридцать семь — не тот возраст, когда тянет на подвиги, поздновато я ввязался в игры со стрельбой). И не то чтобы я такой деликатный был (ах, неприлично, мол, когда у одинокой женщины дома мужской голос по телефону отвечает) или такой осторожный (теперь уже прятаться не от кого: главный враг убит, прочие, думаю, боятся шевельнуться, если уж сам Слон пообещал защиту). А просто… по сути ведь, вскочил я в чужую жизнь на ходу, мало ли кто ей может звонить, пусть сама решает, кого и когда информировать о моем наличии.
— Вадим, это тебя!
Вадим? Значит, кто-то посторонний. Не из общих друзей. Впрочем, общих друзей у нас с ней в буквальном смысле раз-два и обчелся: Ирина, из-за которой вся каша заварилась, да Жека Батищев, Асин сотрудник, мой дружок ещё по училищу — помогал эту Иру выручать. Правда, на днях познакомила Ася меня со своей любимой Надеждой Павловной. Обширная дама. И хоть Игорь у неё тоже не скелетик, но за ней теряется, одну бороду и видно. Асе, как я понял, они друзья близкие, но мне ещё присмотреться надо — пока что, как говорят в народе, "мы с нею вместе не служили".
— Слушаю.
— Вадим Андреич? Это Алексей, бригадир. С вами будет говорить Борис Олегович.
Бригадир сиречь командир бригады боевиков. А Борис Олегович — это лично Слон! Ну-ну…
— Вадим Андреич, Дубов беспокоит. Простите за поздний звонок — только вернулся. К Ланским ходил на девятины…
На последних словах голос Слона приобрел подобающий случаю сдержанно-траурный оттенок.
Ланского, известного мне как Иван Иваныч, моего бывшего начальника по СИАМИ, нечаянно пристрелили боевики Слона, когда спасали нас с Аськой от Мюллера. Думаю, на девятинах Слон о своей роли не упоминал. Впрочем, комментировать я не стал — вежливо промолчал.
— И вот, знаете ли, появился некий импульс… порыв… — продолжал краснобайствовать Борис Олегович, — совершить небольшое сентиментальное… паломничество… к месту усыпновения. Так не захотите ли составить компанию? Завтра, скажем, часиков в десять утра. Естественно, с уважаемой Анной Георгиевной. Если, конечно, я этим не нарушаю ваши планы…
Были у меня планы, отоспаться, скажем. Неделя беспрерывной беготни не так-то просто оформить фирму — очень к тому располагала. Но "когда пристав говорит садитесь, как-то неудобно стоять". Лучше по повестке, чем приводом. А кроме того, нам с ним, похоже, ещё работать и работать, как говаривал комендант Зубо. Слон-то нас спас, даже денежек дал за кое-какую интересную информацию, а то на какие шиши мы бы фирму открыли? Но только работать нам придется у него под крылышком, а точнее говоря — под пятой.
— Хорошо. В десять — где?
— А мы попросим Алексея Глебовича за вами заехать. Белый "рекорд", номер 227-27. Ровно в десять у вашего подъезда.
— Нет, пусть в десять ноль три едет мимо гастронома у входа в метро. Я буду голосовать.
— Так учили? — иронично отозвался Слон. — Ну-ну. Впрочем, как угодно. До завтра. — И положил трубку.
Именно так мне угодно. Не те связи, которые хочется рекламировать. Бандиты — они бандиты и есть, пусть даже в рафинированном бизнесменском оформлении. А голоснуть у метро — мало ли кто остановится, случайное дело.
Борис Олегович Дубов, более известный в городе Чураеве под кличкой Слон, "де юре" числился хозяином скромной научной консультационной фирмы "Элефант" (о чем в Чураеве мало кто знал, как и о его ученой степени кандидата химических наук). Известность же и кличку приобрел он не за "де юре", а за "де факто". Борис Олегович был одним из двух самых могущественных дельцов в городе. Другим считался некий Арсланов, причем даже в самых осведомленных кругах не сложилось единого мнения по вопросу, кто из двоих первый, а кто всего лишь второй (круги менее осведомленные отдавали предпочтение Арсланову — как же, свой банк, торговые центры и все такое прочее, — но люди серьезные понимали, что не обязательно большому человеку играть на гармошке у прохожих на виду). Впрочем, ответ на этот вопрос Дубова не интересовал. Его не устраивала сама постановка вопроса: он не хотел быть ни первым, ни вторым, он хотел быть "единственным". В этом он видел свою стратегическую цель, сверхзадачу, если угодно, именно она составляла предмет напряженной деятельности его недюжинного и изобретательного ума.
Однако же стратегия без тактики бессильна. Достижение стратегической цели возможно лишь путем своевременной постановки и правильного решения конкретных тактических задач при безошибочном информационном и материальном обеспечении. Вот потому-то Борис Олегович сию минуту не думал об Арсланове — он размышлял о Колесниковых. Умело, оказывается, очень умело организовала дело мадам. Мадам!.. По виду и не скажешь — пигалица. Воробьишка. А вот поди ж ты. Да и господин Колесников экземпляр штучный. Зицпредседатель Фунт ему бы пальца в рот не положил. Растет молодежь. Любопы-ытная пара. Надо хорошо присмотреться.
В самом деле, Манохин в своей "Татьяне" организовал бизнес остроумно и не без изящества, на семейных и дружеских связях, при минимуме посвященных — а эти двое сумели разгрызть и отработать обе линии: и поставку живого товара, так сказать, рабочей силы, в азиатские бордели через манохинское брачное агентство ИФЦ, и встречные поставки героина. Хороший был бы скандальчик, выплыви все на свет Божий: господин Манохин со своей супругой-сообщницей отправились бы в места не столь отдаленные (в самом деле, теперь-то держава своих нашаливших граждан в Сибирь не высылает), а тестюшка, господин полковник милиции, загремел бы под фанфары… Но вмешалась благосклонная фортуна, позволила делу попасть в разумные руки — и все обернулось наилучшим образом для всех заинтересованных сторон… хотя, возможно, Манохин с женушкой и тестюшкой ещё не поняли своего счастья…
Но, независимо от всего прочего, не исключено, что господин Колесников и его мадам — пара действительно перспективная. По сути, всего вдвоем… если не считать таинственной информационной сети, которую сумела организовать и задействовать пигалица…
Хотя почему же так сразу пигалица? В конце концов, небезызвестная В. Милосская (подобную манеру шутить Борис Олегович заимел с тех пор, как обнаружил в каталоге некоей библиотеки "Гептамерон" Маргариты Наваррской под записью "Наваррская М.") росточку имела ровно 160 сантиметров. Ну, допустим, у Анны Георгиевны формы не те, но, кроме Венеры, была на свете ещё и Артемида, она же Диана… Интересно бы узнать, какой цвет волос приписывали древние богине-охотнице? Уж не рыжий ли?
Борис Олегович вдруг обнаружил, что у него приоткрылся рот и язык облизывает нижнюю губу. Шевельнул левой бровью, мысленно похлопал себя по плечу снисходительным жестом. Сделал в памяти помету Nota Bene — и отложил на потом…
Ася ехать категорически отказалась.
— Не хочу! И Слона с его хоботом сальным видеть не хочу…
Ну художница слова! Но, видимо, что-то углядела. Умеет.
— И не то место, и не те воспоминания, которые хочется пробуждать, и вообще, родители велели прибыть на дачу, огурцы поспели. Короче, не поеду. Отправляйся один…
В Сады приехали хоть и двумя машинами, но практически одновременно.
Слон устроил на месте форменный допрос. Ему было интересно, как мальчишке, он забыл свой имидж вальяжного барина, резво перебегал с места на место, расспрашивал, что видно было, и где остановился наш "Москвич", и откуда стреляли.
Я сориентировался не сразу: тогда, десять дней назад, мы попали сюда поздно вечером, после нескольких часов метаний по городу на угнанной машине; водили за собой сперва слежку, потом откровенную погоню, пока Алексей готовил здесь засаду… В темноте Сады напоминали дремучий лес, расстояния представлялись больше, кусты выше, а дома массивнее. А сейчас, при свете дня, все выглядело совсем по-другому. Но тут случайное облачко наползло на солнце, вокруг помрачнело, и я вдруг узнал над одной из крыш хрупкий скелет телевизионной антенны — тогда, ночью, небо за ней мне показалось каким-то буроватым… и угол забора, за которым я сидел на корточках и смотрел на зловещий длинный пистолет в руках у Мюллера… а потом снова полыхнуло в глазах — это когда я свалил его подножкой, он выронил оружие, но встретил меня двумя ногами в солнечное сплетение… и хлесткие брызги по щеке выбитых пулей комочков земли, и треск разбитого мобильника во внутреннем кармане куртки, и жесткую упругость спускового крючка под пальцем…
Господи, до чего же мне повезло! Тогда, в горячке, я ничего толком не прочувствовал, но сейчас, когда вспомнились холодные светлые мертвые глаза, я вдруг понял, как близко была "она." Меня передернуло — но сразу пришло на смену другое чувство: да, смерть была рядом, но я не ждал её покорно, я бился — и это "его" мертвые глаза уставились в ночное небо, а не мои! Только теперь, через десять дней, на меня в первый раз накатило ощущение победы в бою, бешеное, дикое, до багровости в глазах, до повисших у колен скрюченных пальцев…
Борис Олегович не сводил глаз с Колесникова. Тот вначале вел себя сдержанно, говорил по-военному скупо — не говорил, докладывал, — но вдруг, в какой-то важный для него момент, лицо заиграло, в нем появились отблески чувства — и Дубов ощутил, как его самого захватывает и несет… Это длилось несколько секунд, потом Колесников выпрямился, расслабились скрюченные пальцы, он неловко тряхнул головой… И Слон подумал, что, кажется, смог бы понять прелесть вуайеризма.
Дубов перевел дух. Да, напрасно подозревал. Никакого обмана не было. Это человек честный и искренний. Хотя, с другой стороны, вовсе не простофиля — сие он вполне убедительно показал в тот же вечер, когда так успешно сумел продать свой товар и войти в дело… Конечно, все его ходы и уловки видны были насквозь, но парень не вцепился когтями в предложенные деньги — и немалые! — он тоже просматривал собеседника, ему было что предложить на продажу, было чем расплатиться за собственную жизнь и жизнь своей прекрасной дамы, и он сумел выдавить из контрагента не просто деньги и не просто жизнь — он сумел заполучить право на активное существование под крылышком у Слона! И торг вел вроде бы честно и открыто, но не без ловкости и хитрости. Тем, собственно, и привлек…
Что ж это выходит? Честный и искренний человек, отличающийся хитростью и ловкостью? Не сочетается.
Борис Олегович искоса взглянул на Колесникова. Тот смотрел в сторону, нервно курил в кулак, глубоко затягиваясь, и видно было, как постепенно успокаивается у него дыхание.
Странно. Совершенно открытый, все на лице, как крик души на заборе, так где же за этим зеркалом прячется тот деловой и умный? Странно. А значит, все же подозрительно… Неужели цирк, неужели такой лицедей?
Тем временем сзади вынырнул Алексей с фляжкой в руке, протянул Колесникову, тот растерянно поднял глаза, потом кивнул, сделал глоток, резко выдохнул.
Алексей вернулся к хозяину, лаконично объяснил:
— Непривычный. Не стоило его сюда привозить.
— Но в тот вечер, — отозвался Дубов, — у меня… он держался очень уверенно, даже нагло…
— А он был только-только после драки, на волне… ну, раздухаренный.
— Подробнее! — приказал заинтересовавшийся Дубов.
— Ну, я так понимаю: те ребята, манохинские, на него с его женщиной наехали, он как-то отбился, даже тачку у них угнал, потом по городу водил, пока мы обставляли территорию, потом сам в драку влез и положил не кого-нибудь — Короля Артура! И тут же к вам попал, и что-то вы ему сказали, не знаю, меня там не было, он почуял опасность — и снова стал биться. Правильные у мужика рефлексы, он бы в нашей профессии далеко пошел, если б помоложе был…
Любопытная версия, подумал Дубов. Однако Алексей — психолог! Кто бы мог подумать! Но, по-видимому, прав. Спору нет, у него были все возможности изучить психологию бойца…
Борис Олегович не стеснялся учиться у кого угодно. Понимал, например, что в данном случае его познания не сравнить с жизненным опытом Алексея, и был готов прислушаться и использовать. Но тут же дополнил выводы бригадира собственными соображениями: способный человек с душой бойца может пойти далеко и в других профессиях…
И ещё одну деталь отметил про себя Дубов: покойный Кононенко… э-э… Артур Митрофанович, начальник охраны многоотраслевой фирмы "Татьяна", для своих сотрудников был Мюллером, то бишь главой гестапо. А вот истинные коллеги по профессии звали его куда уважительнее — Король Артур! Говорит о многом. И заставляет смотреть на Колесникова куда более внимательно…
Бригадиров бальзам на семи травах подействовал. Я ощущал, как постепенно расслабляюсь, как мир возвращается на круги своя. Слон с каким-то зализанным типом ходил по участку Иван Иваныча — вроде бы о покупке садика толковали. Алексей следовал за ними в нескольких шагах. Все группа то скрывалась за постройками и деревьями, то неожиданно появлялась на открытом месте. Я тоже зашел на участок, огляделся, прикидывая, где тут могла прятаться Аська, пока я из-за угла следил за перестрелкой, а потом дрался с Мюллером. Прошел по дорожке в северную сторону, остановился, снова закурил.
Участок доходил до самого оврага. От невысокой — по грудь проволочной изгороди спускался довольно круто вниз откос, поросший травой и кустами дикой маслины. На противоположном склоне ярусами, как сакли, тянулись кооперативные гаражи. Справа, подальше, выглядывал край высокого моста через овраг — там проходила главная дорога на Новоалексеевку. Чем-то меня это зрелище раздражало: и не дикая природа, и не законченная цивилизация. От крохотного ручейка на дне даже журчания не доходило — зато доходила гнилая вонь. Не нравилось мне это место…
За спиной кашлянули. Я оглянулся.
— Да, неприглядная картина, — сказал Слон. — Хотя, если склон террасировать и засадить тенелюбивыми растениями… Едемте, Вадим Андреич, дела наши окончены, а любоваться здесь действительно нечем…