— Слушай, Стивенс, ты в Химтехе работаешь? Да?
— Ну!
— А Дубова такого никогда не встречал?
Зачем это он?! Ведь выходные. Мы не на работе.
— Почему не встречал? Я его чуть не каждый день встречаю.
— Но ты же физик?
— Ну и что? Он по совместительству сейчас в лаборатории низких температур работает, на нашем этаже.
— А что он за человек?
И тут на нас полился золотой дождь сведений. Как на Данаю.
Благодетель-то наш оказался моложе, чем я думала, сорок девять лет всего. И до благословенного 85-го жизненный путь его складывался, как у всех прочих интеллигентов: институт (конкретнее, химфак университета), аспирантура, защита. Но — это уже не как у прочих — удачный и очень своевременный брак с какой-то высокопоставленной дочерью. А кроме того, комсомольская работа с мощной поддержкой тестя.
Говорили о Слоне без малейшего уважения, даже слегка неприязненно. Понятно, что ребятам, которые в науке пробивались сами, только своей головой и лошадиной работоспособностью, зятек блатно-химических наук совсем не нравится. И пускай они, два доктора и два кандидата, живут по-прежнему от зарплаты до зарплаты, но богатый и знаменитый на весь город Слон для них не то что не предмет зависти, а просто ничтожество.
— Если нормальный человек попробовал науку на зуб, он её на коммерцию не променяет! — категорично заявил Стивенс.
Тон разговора стал довольно резким, и я поняла, что пора менять тему. Спросила, что знала:
— Ребята, а где сейчас Полковник?
Жору этого я отродясь никогда не видала, но терять было нечего. По Диминым словам он — мужик замечательный. А Вэ-А я уже почти привыкла доверять.
Ответил мне именинник:
— Он в институте Вейцмана, недавно мэйл прислал. Как будто у него все прилично.
Тут Джо спросила, как сын Жоры. Потом вспомнили какой-то из первых выездов в Крым.
— Дима, ты Асе про съемки фильма не рассказывал?
— Нет. Я сам эту историю только со слов Полковника знаю. Давайте уж вы, глазами очевидцев.
В Крыму снимали фильм про приключения Буратино. Где-то в районе Ялты. А веселая компания, в которой я сейчас находилась (плюс Жора-Полковник), отдыхала рядом, в Гурзуфе. Раз в неделю толпа выезжала на катере из голодного Гурзуфа в Ялту — попировать. В какой-то из приездов заказали столик в ресторане "Горка", наверху.
Расселись, чуть выпили, ждут основного блюда. По одному отлучаются вниз, в туалет. Тут появляется Жора, весь из себя бледный, и заявляет, что больше пить не будет никогда — белая горячка началась, привиделось, что в туалете внизу моет руки собака.
Мужики утраты товарища и бойца вынести не смогли, рванули вниз. Видят — и вправду, под краном моет руки (!) здоровенный пудель, ростом с двенадцатилетнего мальчишку.
Стивенс, смелый по пьяному делу, спрашивает:
— Ты кто?
— Пудель Артемон.
— А где твоя Мальвина?
И простодушный пудель ответил:
— В женском туалете.
Оказалось, что съемочная группа приехала обедать, как была, в костюмах.
Я на секундочку себе все представила — и мне стал чуть яснее стиль этой компании.
Смотрю, а Димка-то недоволен: от темы отклонились. Теперь ему надо как-то исхитриться и опять разговор на Слона свернуть.
Пора ситуацию латать. Я встала, подошла сзади к Диме и тихонько на ушко сказала:
— Не торопись. Мы ещё про Слона все узнаем. Они тебе самирасскажут. Только чуть попозже.
Пока зрел шашлык, Кузя повела коллектив собирать шиповник. Потом более или менее трезвые мужчины вырубили лишние ростки в саду — всякие там неуместные клены и осины. А после уж и к основному блюду приступили.
На электричку никто не торопился — засиделись поздно. И комаров не было. Господа мужчины писали пулю. Дамы вязали и сплетничали.
Стемнело. Появились звезды. Под очередной чаек Гена вытащил гитару. Пели. Кто как умел, но вдохновенно. Потом болтали.
Разошлись по комнатам часа в два ночи. А с утра решили, что мужчины непременно должны отправиться на пруд — рыбки наловить.
Вот тебе, миленький мой Колесников, и возможность порасспрашивать Стивенса. Главное — не торопиться.
Продолжение истории о жизни Слона я услышала уже дома, вечером в воскресенье.
С точки зрения карьеры дела у Дубова шли совсем неплохо — завлаб в Химтехе, удачно защищенная кандидатская. О более высоких степенях пока не думал — тридцать три ещё не возраст для доктора наук. Зарабатывал неплохо, в училище у Димки почасовиком физхимию читал. Спокойная, устоявшаяся жизнь — работа, горком комсомола, прочная семья.
Так все и было до прихода к власти Михаила Сергеевича, когда коммунистическая власть стала подумывать, не повернуться ли к остальному миру человеческим лицом. Очень вовремя тогда и прозвучал взрыв Чернобыля на всю Европу.
Дубов, как и многие прочие химики, никак не мог от работы в зараженной зоне отвертеться: специалист, да со степенью. Но, к счастью для него, в "поле" не попал, а работал в штабе. А может, опять ему тесть помог. По словам Стивенса, в штабе занимался снабжением — оборудование, защита, дозиметры. Да и потом остался верен этой теме — через возникшую на обломках комсомола сеть научных фирм финансировал разработки всяких систем защиты, расчеты режимов в "саркофаге". Короче, качал денежки под актуальную тематику.
Тут и прорезался его истинный талант. Произрос Слон, как клубника на дерьме. Связи появились — те же комсомольцы, лысея и толстея, влезли на властные должности. Да плюс знакомые среди военных, да старые связи тестя…
— Слушай, господин мой! — не выдержала я. — И что, это всем известно?
— Как видишь.
— И Дубов этого не боится?
— А чего бояться? По документам он чист как стеклышко. Все законно. А общественное мнение… а чье, извините, мнение? В глазах хозяев жизни Дубов фигура — Слон! А кого волнует мнение господ ученых? Это же брезгливые чистоплюи, оторванные от жизни, потому и нищие. Знать-то они много чего знают, пораскинули бы своими докторскими мозгами, развязали языки глядишь, и прокуратуре хватило бы. Но им противно в дерьме копаться. Не бойцы они. Вот Дубов им противен — они и молчат брезгливо.
— Но тебе же рассказали!