М-да… Судя по Аськиным приятельницам, женщины в этом смысле как-то больше друг другу доверяют: раз одна баба другую просит, значит, надо помочь. Это у них идет на уровне коллективной круговой обороны против сволочей-мужчин. Нет, лучше, видно, говорить открыто, хватит валять дурака.
— Леонид Маркович, мне, в общем-то, ваш коллега Школьник нужен вовсе не по студенческим делам. Просто не хотелось многократно и открыто объяснять свой интерес, вот я и придумал байку с нерадивым студентом. Но мне в самом деле очень нужно с ним побеседовать.
Айсберг на меня вылупился:
— Так что вы морочите людям голову? Идите и беседуйте, он вас не укусит! К нему каждый день с улицы идут!
Я улыбнулся.
— В том-то и дело, мне бы больше понравилось прийти к нему не с улицы. Вы хотя бы просто предупредите, что говорили со мной…
Кажется, я ему уже надоел, и он решил от меня отделаться. Посмотрел на часы, довольно ухнул и повернулся к столу. Выгреб из-под разложенных бумажек телефон, накрутил номер, дождался ответа и заорал:
— Ванда Стефановна! Айсберг говорит, ты ещё со мной здороваешься? Слушай, Ванюша, мне срочно нужен Боря Школьник, покричи, может есть на месте, вторая пара ведь уже кончилась?
И надолго замолчал — видимо, Ванюша Стефановна пошла кричать. Минуты через три его лицо вдруг изменилось, рот расплылся в улыбке до ушей.
— Здравствуй, Боречка! Живой, живой, чего и тебе желаю… Нет, пока молчат… Чем-чем, а то ты сам не знаешь, чем всегда кормились интеллигенты в Российской империи, переводами! Как Ритуля, не болеет?.. Ладно, слушай, Боречка! Ты мне можешь сделать одолжение? Есть один человек, которого мне рекомендовали как порядочного, и ему хочется с тобой побеседовать… нет, не насчет зачета, гарантирую… Нет, не знаю, он не говорит, а мне спрашивать неловко, раз не говорит, значит, какие-то конфиденциальные дела… Нет, с виду приличный, и на КГБ не похож, хотя глазки серенькие…
Да, можно понять, почему, когда потребовалось освободить место для какого-то блатного, из вуза выперли именно этого Айсберга — язычок тот еще. Думаю, он и своему начальству в морду цитировал Ильфа и Петрова…
— Ну спасибо, Боря, мы с Сережей Гущиным тебе благодарны… Ну и дай тебе Бог его не знать, он доктор по чернобыльским болячкам… Целуй Ритулю!
Он брякнул трубку и тут же начал раскладывать по местам свои бумаги.
— Значит так, в тринадцать тридцать стойте напротив входа в автодорожный, возле центральной клумбы. Найдете клумбу, не ошибетесь. Доцент Школьник моего возраста, моего роста, среднего сложения, в черной кожаной курточке со словом.
Я переспросил.
— Ой, какое-то слово несоветскими буквами слева на груди написано, кто их читает, это слова? В кожаной кепочке, сумка на ремешке через плечо. Узнаете! Только не опаздывайте, он страшно не любит непунктуальных!
Я не опоздал. Я тоже не люблю непунктуальных, а кроме того, надо было мне, а не ему. Появился Школьник вовремя, полностью соответствовал описанию, а слово на груди довольно мелкими буквами было "Montana". Он повертел головой, немедленно вычислил меня и подошел.
— Я — Школьник, это вы меня ждете?
Я представился.
Он меня внимательно оглядел, кивнул.
— И вы в самом деле не из КГБ?
Я засмеялся — два сапога пара! Ничего, кажется с этим человеком можно говорить.
— Нет, не из КГБ, которого уже нет на свете, я из фирмы АСДИК.
— Ха, нет на свете! Пока есть государство, всегда будет лавочка, которая опасается, как бы какой-нибудь Школьник не перегадил государству всю его безопасность!
Я снова засмеялся:
— Да вы, Борис Иосифович, вольтерьянец!
Он тоже улыбнулся:
— Я не вольтерьянец, я старый трепач… А фирма, вы сказали, АСДИК? Ну вот, а говорите, не КГБ! И кого же вы там вылавливаете под водой?
Ты смотри, грамотный человек доцент!
— Любопытно: с КГБ вы не хотите иметь дело, а с милицией можно?
Вот тут он стал серьезным:
— Я имею дело не с милицией вообще, а с ГАИ. Мне не нравится, когда люди гибнут под колесами, я стараюсь по мере своих возможностей это предотвратить, а если уж случилось — найти истину.
Я тоже стал серьезным:
— И мы стараемся найти истину. Наша фирма — что-то вроде частного сыскного агентства. К нам обратился клиент, друг покойного мэра. Он убежден, что мэра убили, и опасается, что милиция хочет это дело замять. У него там есть связи, настолько серьезные, что он может получать информацию о ходе следствия, и тем не менее он не верит милиции. Он считает, что в УВД крутят вокруг этого дела политику, а найти и наказать убийц не спешат.
Лицо у доцента заметно изменилось: видно было, что он хочет от меня поскорее избавиться.
— Раз вы ко мне пришли, значит, вам и вашему другу известно, что я проводил экспертизу тормозной системы автомобиля покойного мэра. Все, что достоверно показала экспертиза, я записал в акте. Акт передал заместителю начальника УВД полковнику Белецкому. Можете обращаться с вопросами к нему или выше.
— А вы что, давали подписку о неразглашении?
Он смерил меня колючим взглядом:
— Молодой человек, я не давал никаких подписок, но существует этика работы эксперта, и говорить с посторонними на эту тему я не намерен.
Ах, вот как!
— Вам предъявляли постановление прокурора или следственных органов о производстве экспертизы?
— Не понял…
Пришлось объяснить:
— Если есть такое зарегистрированное постановление, то акт экспертизы в обязательном порядке попадет в дело и может быть использован в суде любой из сторон. В противном случае ваше заключение окажется в деле лишь в том случае, если будет содержать данные, угодные следствию.
— Угодные следствию? — повторил он за мной, выделив первое слово.
Мы уже приближались к метро "Дружбы народов", я чувствовал, что он вот-вот смоется.
Я вздохнул:
— Борис Иосифович, две минуты назад вы разыгрывали из себя прожженного циника, говоря о КГБ. А теперь, когда речь пошла о милиции, вы ей вдруг свято верите?
Доцент все больше ощетинивал иголки: