— А станцию обслуживания трясет милиция и вот-вот кого-нибудь посадит, — снова вмешалась Ася. Она, хоть и инженер, все-таки меньше понимала в автомобилях, потому не так углублялась в детали и продолжала видеть общую картину.
— Девушка… — с сожалением глянул на неё доцент. — Я понимаю, вам хочется защитить своего клиента. Но я что могу сделать? Конечно, то, что я говорил здесь, я повторю в любом суде. Только как отреагирует суд? Был казус, как-то я полчаса доказывал, новорожденный мерин уже понял бы, а судья — дама в тот раз случилась — мне в ответ: "Бросьте, знаю я, как эти шофера ездят, меня саму однажды чуть не задавили!"
Он помолчал, пожевал губами, ухмыльнулся:
— Конечно, можно было бы провести моделирование на ЭВМ, напрофанов производит впечатление, им почему-то кажется, что машина врать не умеет…
— А разве умеет? — Ася сделала большие глаза.
— Девонька, машина — дура, что ей задашь, то и получишь. Только и разницы, что быстро считает и не ошибается в арифметике. Умным должен быть исследователь…
Но Аська не сдавалась — "уж если ей втемяшится в башку какая блажь…" Говорит:
— Слушайте, так давайте сделаем такую штуку для профанов — вдруг и в самом деле придется защищать безвинно обвиненного.
Борис Иосифович вздохнул и сник на глазах.
— Увы, я говорил вообще, об отвлеченной возможности. А в реальной жизни возникают на дороге самые идиотские препятствия: у нас на кафедре машины вообще слабоваты, добиты, полторы штуки работают с грехом пополам, и единственный толковый программист загружен выше головы. Так что без договора и оплаты шеф к машине и близко не подпустит…
Не знаю, что задумала Аська, но я уже видел в таком моделировании кое-какие возможности, а потому энергично подключился:
— Слабоваты машины, говорите? А "пентиум" вас устроит? Программист у нас прекрасный, дай Бог каждому. Вот с оплатой сложнее — оплатить мы можем, клиент согласится, только не вузу, они накрутят черт знает сколько, а вам лично как консультанту. Официально, через кассу.
У него начали стервенеть глаза, я тут же объяснил:
— Если консультация не будет оформлена по всем правилам, в суде она прозвучит двусмысленно…
Он ещё раз глянул на меня с подозрением — а потом вдруг что-то щелкнуло у него там в глазах, возникла на губах улыбочка:
— А давайте и в самом деле попробуем! Не знаю, пригодится ли оно для суда, а мы матмодель обкатаем… Так когда вы нас сможете пустить на свой прекрасный "пентиум"?
— Завтра с девяти утра — подходит?
— Ха! — ответил доцент.
Школьник уже усаживался в "восьмерку", и тут я решился наконец задать вопрос, который давно капал с языка:
— Борис Иосифович, а почему вы все-таки решили нам помочь?
Он поднял глаза выше очков, дернул щекой:
— Ах, Димочка, за столько лет на этой работе я все-таки научился определять, когда студент врет, а когда нет…
Не люблю я к старому возвращаться. А иногда приходится. Вот как сегодня, когда шла по некогда родной Томской улице в бывший родной ГИПРОпром. Сразу после окончания института я провела там несколько незабываемых лет. Особенно незабываемых с точки зрения колхозов и командировок. Когда поняла, что наездилась по ранее бескрайней шестой части суши и больше не хочу, уволилась. Причем контраст вышел самым разительным, поскольку занялась шитьем на дому. Брюки шила. Из расчета два доллара за пару. По доллару за штанину, значит. Целых три года сиднем за машинкой просидела, пока не пошла в "Татьяну" наниматься.
В общем, "дела давно минувших дней"… Хотя в родном ГИПРе меня помнили и даже периодически привет передавали и на работу звали. Любимый ГИП с годами становился все крупнее. Но характер, как говорили девчонки, не портился. Он так и остался жизнелюбом и если не охотником, то уж точно большим ценителем прекрасного пола. А так как его группа и до сегодняшнего дня — пол исключительно прекрасный, то Виктор Игоревич в лепешку разбивается, а работу находит. По нынешним временам — подвиг.
Шла я наверх к девчонкам и смотрела, как сильно изменилась наша контора. Из трех верхних этажей шестиэтажного здания институт сохранил только один, все прочее разобрали разные фирмы и фирмочки. Да и от коллектива остались рожки да ножки. Геологи раньше были командой "ух", теперь же их всего четверо. Про транспортный отдел я и не говорю…
Не пощадило время наше родное ГИПРО. Зато милосердно обошлось с моими бывшими сотрудницами. Они такие же, как и были, и все так же сидят за комбайнами, как сидели. Люська что-то рассчитывает, Любаша деталировки делает, Таня в ГОСТах копается. Томки и Зоси на месте нет. Перекуривают, судя по времени.
Привычка, хоть и старая, оказалась так сильна, что я бросила сумку на бывший свой стол. За ним, кстати, сейчас никто не работает. Может, меня до сих пор ждут…
ГИП возвышался на своем рабочем месте. Вот кто импозантен, так импозантен! Слон против него — недомерок! Виктора Игоревича и росточком, и калибром Бог не обидел. Очень даже не обидел. А скверная привычка в минуты напряженной работы грызть сушки и прочие баранки прибавила за последние годы килограммов двадцать к всегда нескудной фигуре моего любимого ГИПа. И работы, судя опять же по фигуре, у него за это время было немало.
Как только я вышла из-за комбайна, он завопил:
— Анна, Рыжее Солнышко! Наконец-то в гости пожаловала!
Это только он один из всех моих знакомых меня так называет: и Анной, и Рыжим Солнышком. И это именно он когда-то отговорил меня краситься в брюнетку. Сказал, что рыжую душу все равно не закрасить, да и цвет волос нечастый.
Я пришла на работу совсем девчонкой. А он тогда был ГИПом уже три года — солидный мужчина, чуть за сорок. И работать учил, и красоту чертежей чувствовать. И приударял, кстати, но чуть-чуть, не нахально. Красиво, одним словом. Даже сейчас вспомнить приятно. И остались мы с ним хорошими приятелями. Потому что не дружить с Виктором Игоревичем просто невозможно. Такой уж он человек.
Девчонки на зычный вопль шефа головы подняли, заулыбались. Не забыли, морды!
— Девочки, я тут сладенького принесла. Ставьте чайник!
Это тоже старая привычка, почти ритуал. Чаепитие ровно в одиннадцать (говорили мне люди старые и опытные, когда-то родные партия и правительство в заботе о здоровье трудящихся ввели повсеместно производственную гимнастику по радио, принудительную, под присмотром администрации и парторгов; где теперь те парторги? А лишний перерывчик вошел в традицию). Чаепитие Игоревич не мыслит без изобилия сладкого — считает, что так мозги лучше работают. Было бы над чем им работать…
После чайка я подошла к ГИПу.
— Виктор Игоревич, до меня дошли слухи, что вы спроектировали новую промплощадку. Под торговый комплекс.
— Был грех, спроектировали.
— А посмотреть на неё можно?
— На кой ляд она тебе сдалась? Или профессию вспомнить захотела?
В скобках замечу, что наш Игоревич только инженерный труд почитает за настоящую работу, достойную настоящих мозгов. Все остальное он называет словами малопечатными. И плюет при этом на пол и возраст собеседника.
— А что, материалы закрытые?
— Да какие они, к черту, закрытые! Базар — он базар и есть. Его только полный идиот секретить будет!
Но в глазах Виктора Игоревича вопрос остался. Поэтому я поспешила рассказать ему почти всю правду.
— Понимаете, я работаю сейчас в одной фирме. Такой, чуточку специальной… Немножко информационная разведка, немножко охрана… В общем, такая деятельность…
— Ух ты, шпионская фирма! И оружие у тебя теперь есть?
— Есть.
Чего же врать-то? Димка, конечно, пистолет отобрал и спрятал, но пока он по больницам отлеживался, я его тайник нашла. А на Игоревича впечатление произвести не помешает.
— И стрелять умеешь?