Я встала на цыпочки и повесила сумку на вешалку. Зашла в комнату. К нашему приходу готовились. Стол накрыт — легкий ужин. Свет притушен. Вполголоса поет телевизор. На кабинетном рояле (надо же!) развалился зверь, который по совместительству таможня, — поспел, пока я возилась.
Хлопнула дверь, появилась Кузя. Пальцы — в разные стороны: лак сохнет. Расцеловалась со мной, как будто мы сто лет дружим. Начались разговоры, что да как.
Следом зашли мужчины, но Дима был по-прежнему одет.
— Ребята, вы тут Аську без меня часок потерпите?
— Без тебя даже больше потерпим! — сострил профессор и радостно загоготал.
Кто-то мне когда-то объяснял, что настоящие ученые — народ раскованный, иначе от них в науке толку мало. Насчет толку не знаю, но ведут они себя, как мой братик Алька в одиннадцать лет. Пятый класс, вторая четверть.
— А то мне надо заскочить к одному тут, по соседству. Через час уже точно буду… — пообещал Дима. Персонально мне сообщил: — Петр Петрович рядышком живет.
А я-то думала, что мы просто в гости идем! Колесников естьКолесников. Как всегда, сначала дело.
Но мне здесь было хорошо и уютно. Так что на этот раз я улыбнулась и сказала:
— Привет ему передай. И не задерживайся.
— Ладно.
После паники со слежкой за Асей я решил осторожничать. Стефановский, удивленно поглядывая на авоську с кефиром и свертками у меня в руке, открыл дверь на черную лестницу, я поплутал по проходным дворам и наконец оказался на Добролюбовской. Пришлось обойти квартал с трех сторон, чтобы на всякий случай не мелькать перед подъездом Стивенсов. Однако я почти не опоздал и в одну минуту девятого позвонил в дверь знакомой квартиры.
Как будто ничего не изменилось — точно так же, как и во времена Ивана Иваныча, после двух коротких звонков дверь мне открыли, не спрашивая, кто там. Точно так же никого не было в квартире, кроме Петра Петровича. Я разулся, влез в знакомые шлепанцы и прошел в знакомую комнату, все к тому же круглому столу с той же красной плюшевой скатертью. Интересно, кто из неё пыль вытряхивает…
Вручил господину Власову рапорт и принялся излагать на словах комментарии. На словах — по двум причинам: во-первых, мне хотелось видеть реакцию, во-вторых, на бумаге я их излагать не стал. Во избежание.
Смысл моего рассказа сводился к следующему: я попал в дурацкое, но выгодное положение. Наш объект, господин Д. (даже здесь, в своей долговременной укрепленной точке, они предпочитали не называть вслух имен, адресов, дат и т. п.), сам пришел в АСДИК с заказом расследовать смерть мэра, каковую считает не случайностью, а умышленным убийством, совершенным по приказу господина А. Втемяшилось ему — колом не выбьешь. Отказать было невозможно и неосторожно, пришлось согласиться.
Через некоторое время люди господина Д. обнаружили слежку за моим партнером (я сделал паузу, добрый дедушка Петя покивал, мол, понял, о ком идет речь). Ну, со слежкой прояснилось — господин М., тот же что и летом, из той же фирмы Т. Неймется человеку, судьба покойного Мюллера (Пэ-Пэ поморщился) ничему не научила. Но важно здесь другое — не что М. за нами следил, а что Д. эту слежку обнаружил: значит, сам с нас глаз не спускает. Это вносит свои сложности (Пэ-Пэ покивал), серьезной оперативной работой заниматься невозможно. Но само по себе тесное сотрудничество со С-с… с господином Д. дает немало информации. У меня на него прямой выход — вот телефоны, вот мой пароль, вот номера машин, которые нас возили.
Далее, господин Д. очень любит поговорить, но, впрочем, о делах старых, ныне уже неактуальных. Сводка этих разговоров — на отдельном листочке. Пока все.
Сводку эту мне Слон сам составил. Я только переписал своей рукой.
Петр Петрович взял листок с привычной улыбчивой небрежностью, начал просматривать, но чем дальше скользил по строчкам взгляд, тем глубже залегали складки на лбу. Под конец он даже начал сопеть носом. Между нами говоря, было от чего засопеть.
После Чернобыля Слон очень плотно законтачил с армией, стал даже вхож в предназначенные для высшего командования сауны со столовыми залами и особым обслуживающим персоналом. Затем грянуло разоружение. По договору наивная заграница заплатила деньги за уничтожение ракет, в частности, дислоцированных в районе села Пасхальное. Наша независимая держава мудро объявила себя зоной, свободной от ядерного оружия, и ракеты, которые остались от "космического зонтика СССР", были ей на фиг не нужны.
Деньги получили, боеголовки демонтировали, шахты взорвали. Сами же ракеты решено было уничтожить методом запуска и подрыва уже там, в космосе. Не знаю уж, почему нельзя было их запустить прямо из шахт — то ли были такие хитрые условия договора, то ли поторопились рвануть шахты, короче, потребовался космодром. Значит, либо в Казахстан обращаться, либо к северному соседу. После долгих переговоров выбрали космодром Олений. И вот в процессе транспортировки из ракет каким-то чудом исчезли хитрые узлы, за изготовление которых Министерство Обороны в свое время заплатило большие деньги. Впрочем, ракеты взорвали и без драгоценных узлов.
А подготовка к транспортировке шла через одну из фирм Слона. Здесь и испарилось лакомое оборудование, весьма ценимое на рынке.
Понятно, в операции были задействованы очень высокие уровни: и ответственное лицо в независимом генштабе, и один из нынешних вице-премьеров, и пара-тройка чиновников поменьше. Не считая некоторых ба-альших фигур из Федерации, без коих тоже такой трюк замять не удалось бы. Что поделаешь, всем кушать хочется.
Опять же понятно, напрямую все эти фигуры на том листке поименованы не были, ни Слон не хотел своей рукой их вписывать, ни я, но в устной форме я Петру Петровичу объяснил, кто скрывается под выдуманными фамилиями Забийворота, Розбийворота, Нетудыхата и Несюдыхата, а также Иванов, Петров и Сидоров.
Петр Петрович сперва хотел было записать, но перо дрогнуло и не решилось осквернить бумагу. С каждым новым именем он все больше мрачнел. Наконец положил ручку на стол, поднялся и прошелся по комнате, сцепив руки за спиной.
— Вот, значит, как обстоят дела, господин Маугли… — бормотал он на ходу. — Крайне любопытно… Очень интересно было бы разрабатывать эту жилу дальше, как вы полагаете?..
Я ответил многозначительной улыбкой.
— Но за последние дни переменились обстоятельства… Я вас, собственно, затем и вызывал… У нас, видите ли, возникли сложности с финансированием и, боюсь, договор придется расторгнуть.
Ах ты, болтун старый, за последние дни у тебя переменились обстоятельства!.. Сказал бы уж честно — за последние минуты.
— Конечно, ваша фирма получит все, что предусмотрено договором на такой случай, — компенсацию затрат плюс тридцать процентов… Вы завтра часикам к двенадцати сумеете подготовить счет-фактуру?.. Вот и ладненько. Ну, отчет, естественно, больше времени займет… Плюс, пожалуй, оплатим мы вам договорную цену собранных материалов… — Он черкнул на листке четырехзначное число, показал мне, листок тут же скомкал и сжег в пепельнице. — Не возражаете, надеюсь?
Я подумал — и показал два пальца. Пусть прочувствует серьезность ситуации.
Он несколько раз укоризненно покачал головой, потом вытянул рожу, поднял брови и пожал плечами — никуда, мол, не денешься. Вот именно, жулик старый. Вижу, достало тебя — не промахнулся хитрый Слон.
— М-да… и, пожалуй, я не стану задерживать эту выплату…
Вышел в соседнюю комнату, вернулся с небольшой пачечкой зеленых.
— Расписочку, будьте любезны.
Расписочку тебе, дедуля? Был ты КГБ, КГБ и остался. Это как академик, пожизненно. Хочешь меня на всякий случай иметь на крючочке? А вот сейчас проверим, чего тебе больше всего хочется…
— Расписочку, конечно, можно. Но в этом случае мне придется хранить в отчетности копии переданных вам сведений, как основание для получения указанной договорной цены… Собственно, сейчас у меня такие копии, естественно, имеются…
И в нужный момент могут попасть на глаза кому надо, например, вышеупомянутым дружкам Слона — а тогда не спасут тебя и твою фирму никакие КГБ, ГСБ и как бы вы там ни назывались, несчастный случай не разбирает…
Петр Петрович умел читать и между строк и под строчками, и даже вместо строк, не один год учили.
— Действительно, стоит ли засорять нашу и вашу отчетностьформальными бумажками… — широко улыбнулся Петр Петрович. — А отчет…
— А отчет я вам представлю… скажем, послезавтра к исходу дня, вы выскажете редакционные замечания, мы откорректируем, и в отчетности будет лежать экземпляр, утвержденный вашей подписью и печатью, без них это не отчет, а филькина грамота, вы прекрасно понимаете, и налоговая у нас его не примет как основание для получения оплаты…
Я швырнул черный пластиковый мешок в мусорный контейнер и пошел обратно к Стивенсам, теперь уже напрямик — пусть смотрят, кому интересно…
По дороге я думал, что, оказывается, даже у всемогущего КГБ свои страхи есть. Не исключено, что Петр Петрович догадался, откуда у меня такие сведения, — собственно, почему догадался, я ему открытым текстом указал на источник! — но так даже лучше, поостережется без крайней нужды прибегать к решительным мерам. Главное, выводы он сделал правильные: не суйся, кусок тебе не по зубам.
И тут меня вдруг пробрал холодок. А мы с Аськой? Сегодня, допустим, мы честно ишачим на Слона, но на уме-то у нас совсем другое. Сегодня мы копаем Арсланова — а сами мечтаем завтра раскопать и закопать Слона. И тут надо сто раз подумать. Если даже КГБ — ну, пусть не КГБ, но уж Петр Петрович точно — боится Слоновьих дружков… Ну да, это ведь уже не один отдельно взятый пройдоха и жулик, это система. А с системой бороться — что отливать против ветра…
Я стоял на углу, дожидаясь зеленого света, и ежился. И вообще, что мне плохого сделал Слон? Жизнь спас и дал кучу денег. Ну завалим мы его — но свято место пусто не бывает, придет кто-то другой, между прочим, ничем нам не обязанный. И, может быть, не такой рафинированный и сравнительно деликатный в выборе средств. Так что, возможно, Дубов — не самый худший вариант.
Стоит ли? Стоит ли переть на рожон и пытаться искоренить мировое зло нашими с Аськой четырьмя хилыми руками? Елки-палки, до чего тошно…
Загорелся зеленый, я пошел через улицу мимо нетерпеливо порыкивающих машин. Ладно. Что толку сушить мозги сейчас? Будет день, будет пища. Пока что мы копаем не Слона, а Арсланова… который, кстати, тоже не сделал нам ничего плохого…
Я ступил на тротуар, выматерился и постарался переключиться на Стивенсов. Они там сейчас развлекают Аську и ждут меня. Впереди — два или три часа беззаботной жизни. Вот и радуйся, Колесников. Как бы там ни обернулось завтра, а сегодня ты одну заботу с плеч скинул — отвязался от СИАМИ… Я силком напялил на лицо радостную улыбку и, не расслабляя мышц, чтобы не потерялась, потопал по лестнице.
Пока Стивенс провожал Диму, пока пришел обратно, Кузя приволокла откуда-то шесть или семь пухлых конвертов с фотографиями.