Бригадир Алексей появился у нас днем. По-моему, около двенадцати. Конечно, после Андрюшиного сообщения я смотрела на него во все глаза. Не могу сказать, что лицо у него было смущенное или виноватое — и с чего бы? Но все равно мне оно показалось совершенно "не таким."
— Анна Георгиевна! Вадим Андреич передал Борису Олеговичу результаты компьютерного моделирования. Борис Олегович поручил мне разобраться и доложить. В общем и целом я понял. Но по некоторым пунктам нужны разъяснения. Тем более, в компьютерных делах я не силен.
— Увы, Алексей, на этом уровне я тоже не сильна. Если не возражаете, передам вас нашему специалисту. Зовут его Сергей Леонидович.
Я свято блюла принятое у Слона подчеркнуто вежливое обращение. Хотя, думаю, Сережу такое "выканье" собьет с толку. Ничего, потерпит. Пусть привыкает к разнообразию стилей и учится видеть содержание за формой.
— Какие же возражения! Наоборот — только от специалиста и можно чему-то научиться.
С некоторых пор Алексей со мной уважительно любезен и даже, по его меркам, многословен.
Я отвела его к Сереже в комнату, Шварц вызвал из памяти ту программу, а бригадир вытащил список вопросов — и началось.
Вот кто работает педантично! Списочек не в один десяток пунктов, похоже. Спросит Алексей, выслушает ответ, разберется, переспросит, что не понял, после все старательно записывает. Почерк мелкий-мелкий, строчки ровные, аккуратные. Издали — как будто азбука Морзе. Точки — тире точки…
Я их оставила и вернулась к своим баранам, пардон, законам.
Через открытую дверь мне было слышно Серегу — бубнит басом, как в бочку. Объясняет добросовестно и терпеливо, напрактиковался на частных заказчиках. Иногда, правда, он сам путался и бежал к Вэ-А. Тот трудился за своим столом, не поднимая головы. Только периодически вперял взгляд в окно. Там на редком теперь солнышке ссорились две собаки. Их диалог временами был таким громким, что вырывал моего господина из глубины раздумий.
Я его творческие родовые муки могла наблюдать, потому что время от времени на цыпочках покидала приемную, заглядывала то в "компьютерную залу", то в "кабинет" пана директора — держала нос на пульсе. А что касается собачьей дискуссии, то она и до меня иногда долетала: у нас уже топили (!), так что днем форточки можно было держать открытыми.
Около половины второго вдруг позвонили в дверь — чужим звонком. Я удивилась, насторожилась, на всякий случай дала Шварцу сигнал (стукнула кулаком в стенку), чтобы убрал с экрана лишнее, — мало ли кто там заявился?
Но это оказались сантехники. Первый раз я их увидела за все месяцы, что тут квартируем. А на черта они нам нужны, когда Димка на все руки мастер?.. Я им говорю, не вызывали, мол, а они объясняют, что пришли проверить батареи, нет ли где воздушной пробки, все ли секции прогреваются.
На разговор вышел Димыч, послушал, кивнул, говорит: "Конечно, ребята, смотрите". Провел их по комнатам, они все прощупали, все их как будто устроило. Только в Сережкиной "зале" задержались подольше — им показалось на ощупь, что крайние секции радиатора холоднее. Господа сантехники принялись лупить по батарее молотком, Колесников заорал: "Эй ребята, полегче!" Они поворчали, после решили, что все же пробки нет и посоветовали как следует заклеить окно, даже предложили свои услуги за скромное вознаграждение.
Когда Колесников их выпроводил, бригадир Алексей небрежным таким тоном поинтересовался, знаем ли мы этих ребят. Мы переглянулись, я двинулась к Ильинишне за агентурными данными — и увидела сантехников перед её дверью.
Минут через сорок они протопали вниз по лестнице (мне в приемной отлично слышно через стенку), и я снова поднялась на второй этаж.
Ильинишна в допотопном тренировочном костюмчике с кустарно накрашенным на груди трилистником и надписью "ADIDAS" (она мне когда-то объяснила с улыбкой, что это Резник развлекался) вытирала в коридоре пол после гостей. У неё они тоже все проверяли и, татары чертовы, в двух местах отбили краску на батарее.
— Почему татары? — удивилась я.
— А ты что, не заметила? Они между собой на каком-то незнакомом языке орали.
— А вы их вообще знаете? — насторожилась я.
— По-моему, новые, Данилыча я знала… Но и этих уже видела во дворе несколько раз. А что тебя так волнует?
— Да мало ли… Все-таки фирма, документы, а иногда и деньги бывают, когда зарплату выдаем…
— О-ой, сколько там той зарплаты на четверых! Станет кто-то из-за такой мелочи суетиться…
Весь этот разговор я господам мужикам и воспроизвела, они покивали и снова взялись за работу.
Дело близилось к трем, когда Алексей получил ответы на все вопросы и оставил Шварца в покое. Мы с Димой тоже заканчивали работу.
Выпить кофе с нами Алексей отказался. Извинился, что торопится, и ушел.
Тогда Дима встал, сделал таинственное лицо и набрал номер.
— Привет, старик! Это я. Голос не забыл еще?
Судя по звукам, которые доносились из трубки, абонент не только не забыл голос моего господина, но и горел желанием пообщаться.
— Хорошо. Когда тебя можно застать?.. Годится. Адрес старый, догадываюсь, раз я тебя по этому номеру застал? Ну лады, до встречи.
Я сделала вопросительные глаза. Но грубиян Димка все с тем же непроницаемым видом ответил:
— Много будешь знать — скоро состаришься.
Вот гад!
Борис Олегович местом сегодняшнего разговора с Кучумовым выбрал снова "Ваську Буслая". "В прошлый раз господин полковник пытался заставить меня здесь, извините, сопли утирать под семгу и "бифитер". Ничего, сегодня сам утрется. Под ту же рыбку и тот же джин".
Предупреждать Кучумова о месте встречи Дубов не стал, тот сел в машину чуть ли не в спортивном костюме и, увидев, где Антон остановил "вольво", изрядно надулся.
Борис Олегович, проходя мимо мэтра, бросил:
— Как обычно.
Заняли тот же столик, так же пристроились по соседству охранники. Через минуту засуетился официант — хозяин для поддержания имиджа звал их на немецкий лад "кельнерами". Слон с разговором не спешил, растягивал удовольствие.
Кучумов томился — видел по сотне мелких признаков, что собеседника распирает какое-то подленькое мелкое злорадство. Наконец, где-то уже за котлетками "де-воляй" — что он в них такого нашел? — Дубов небрежно заметил:
— Слабовато все-таки ваш угрозыск работает. Девятнадцатое сегодня, две недели уже, а до сих пор не сумели найти свидетелей…
— Свидетелей чего? — нейтральным тоном поинтересовался полковник.
— Свидетелей последнего часа жизни Александра НиколаевичаКоваля, — со своей дешевой театральностью ответил Дубов.
— Ну почему же, — возразил Кучумов с обезоруживающей мягкостью, задержанный нами господин Джихангиров Феликс Рустамович, директор акционерного общества "Меценат", внес в этот вопрос полную ясность.
— Позволю себе освежить вашу память, — отвечал Борис Олегович сладчайшим голосом, — господин Джихангиров Феликс Рустамович задержан "вами" на основании данных, полученных "нами." Господин директор акционерного общества "Меценат" вам нагло врет, а вы без всякой проверки принимаете его слова за чистую монету — только потому, что такие показания работают на угодную вам, милейший Дмитрий Николаевич, версию… с позволения сказать. Я с первого дня твержу вам: Арсланов, Арсланов — а вы хватаетесь за любую соломинку, лишь бы не согласиться со мной! Ваши ручные эксперты проводят экспертизу — вы с триумфальными криками объявляете "несчастный случай" и тут же кидаетесь обыскивать мою станцию обслуживания…
Дубов умолк на секунду, приподнял рюмку со словом "прозит", выбранным, видимо, под влиянием тевтонско-псковской атмосферы заведения, отпил глоток.
— Стыдно и неосторожно, Дмитрий Николаевич, считать противника дураком. А я ведь вам, избави Бог, не противник, напротив, надежнейший союзник…
Кучумов тоже отпил глоток, крякнул, но совпало это с последними словами Дубова, а потому прозвучало двусмысленно. Борис Олегович ухмыльнулся про себя, но продолжил как ни в чем не бывало:
— Неужели вы полагали, что я, задумав такую операцию, оставил бы вещественные следы? Несолидно… Ваши же службы вам приносят свидетельства: кавказские люди отслеживают перемещения мэра, кавказские люди экспериментируют, отрабатывая технологию уничтожения "Москвича" и его пассажира, — а вы ничего не видите и не слышите! Но вот к вам в руки попадает болтун Джихангиров — и вы в восторге! Скажите, многоуважаемый Дмитрий Николаевич, чем вас так пленил господин Арсланов? — Таким патетическим вопросом завершил свой монолог Борис Олегович.
Полковника мало тронула патетика Слона, он парировал спокойно и рассудительно: