Всё было пристойно и спокойно до тех пор пока одна дамочка, лет так от двадцати до сорока, рыженькая, приятно округленькая собрала на гладком лобике глубокомысленную морщинку, сделала ротик буквой О и вынув из этого красного О сигаретку задала вопрос своему благоверному.
- Витенька, что это за сумочка стоит? - Спросила и потыкала для убедительности сигареткой в сторону объекта повышенного интереса. Муж дамочки был в тот момент занят делом исключительной важности, обсуждал политические и экономические перспективы Перестройки с соседями по очереди, поэтому вмешательство жены в столь ответственное, чисто мужское занятие вызвало у него небольшой приступ недовольства, этакого раздражения. Он фыркнул неодобрительно носом, осмотрел предмет запроса, и с пафосом и тонкой иронией ответил:
- Саквояж как саквояж. Не знаю естетственно чей, но так и быть, пусть стоит. Ведь курить тебе он не мешает, правда?
- Конечно не мешает, но чем-то меня он нервирует, раздражает. Такой странный саквояжик, синий, довольно большой и стоит сам по себе уже минут двадцать. Никто к нему не подходит, не интересуется... Странно это.
- Действительно, странно. - Заметил некто с бородой. - Все мы свои сумки в руках держим, бережем, а эта новая, красивая, большая и сама по себе.
- Возможно сумка тяжелый, вот её хозяин вместо себя в очереди поставил, а сам так курит в тенечке и в ус не дует. - Высказал предположение жгучий брунет с усами и в кепке.
- Давайте спросим у народа чья это сумочка, всего-то делов. - Вмешался муж оторванный от бесконечных политических дебатов, кои начал вероятно еще на московской или харьковской кухне лет двадцать тому назад.
- Правильно говоришь, дарагой! Найдем хозяина и заставим стать в очередь, вместо сумки. Пусть теперь сумочка отдыхает. Ха-ха-ха. - Засмеялся сияя белоснежными зубами брунет.
- Чья это сумочка стоит, товарищи? ... О, простите, ... граждане, ... то есть, пардон, ... господа.... Вот эта синяя сумка.
Бывшие товарищи и граждане, а ныне господа эмигранты, не сходя с мест вытягивали в сторону сумки шеи, переглядывались, но хозяин не спешил отзываться. Не откликнулся он и на последующие призывные кличи. Дело принимало некий странный, совсем необычный, нехороший какой-то оборот.
Эй, ти, ишак глюхой! Последний раз спрашиваю, чья торба! - Завопил усатый, перекрывая шум Вечного Города.
Очередь потенциальных политэмигрантов смущенно примолкла, от такого неинтеллигентного пассажа, но хозяин всё равно не отозвался.
- А владельца-то у сумочки нет! - Резюмировала востроглазенькая дамочка.
- Ты подойди, посмотри, может её итальянцы выставили за ненадобностью, говорят они имеют такую привычку. Выглядит совсем как новенькая. Проинструктировала она мужа. - Нам пригодится...
Выполняя очередное приказание жены муж послушно подошел к сумочке, ткнул для начала легонько ногой, затем взялся осторожно за ручки и с натугой оторвал от асфальта.
- Это итальяшки туда для вас еще и теливизорчик переносной запихнули. Съязвил дядечка в соломенной шляпе и полотняном пиджачке, с кожаной папкой под мышкой. Вылитый бугхалтер из районного центра.
Полученная от супруга информация исчерпала вертевшуюся в женской головке мыслишку о шикарной дармовой сумке. Дамочка обиженно вздохнула и отвернулась. Но подброшенная ею идейка о безхозной сумке не пропала беследно. Идейки и мысли вообще имеют привычку оседать надолго в аидише компф. Особенно если последняя обрамлена лысиной и увенчана бородой.
Преображенная и расцветшая в сером веществе развитом политическими баталиями, отзвуками последних международных событий, статей в газетах, видением вооруженной винтовками охраны на Венском вокзале, подпитанная воспоминаниями о скоростной выброске чемоданов на безвестном полустанке перед Римом, мыслишка преобразовалась в яркую грозную идею-фикс.
- ... Гм... Гм ... - Прочистил враз пересохшее горло стоящий рядом с нами бородач. - Слыхал я, право, не знаю уж как и сообщить вам, уважаемые, что террористы имеют препоганную привычку оставлять динамитные бомбы... Хм, Хм .... в местах скопления народа... вблизи очередей, например, банков, магазинов. Вот здесь мы как раз и имеем такое скопление... да тем более евреев, ..., политических эмигрантов, между прочим. Здесь банк рядом.... Всё вместе, по моему - исключительно соблазнительно. Просто оптимальные условия для терракта!
Очередь затравленно колыхнулась и покрепче прижалась к стене, чуть растянувшись, но не потеряв ни единого живого звена. Выпавший, позорно ретировавшийся из наших рядов, скорее всего сохранил бы в случае печального исхода свою бренную жизнь, но навеки потерял бы всякую надежду получить в тот день пособие.
- Может это и не бомба вовсе? - Попыталась пофантазировать дама с обширным бюстом, заправленным уже на итальянский, заграничный манер в игривую цветастую маечку. Затрепетала, зарделась от собственной смелости.
- Вот, ви, мадам, подойдите и проверте лично. - Любезно предложил вежливый толстячок с одесским акцентом. - Ми, такую женщину, завсегда уперед пропустим.
- Ах, я бы с удовольствием, господа, но, ничегошеньки, совершеннно ничего не понимаю в бомбах. - Отказалась дама, влипая в стену и прикрывая сумкой наиболее рельефные элементы фигуры.
- Может быть среди нас есть специалист по взрывным устройствам? - Обратился к очереди бородатый.
Гробовое молчание было ему ответом. Даже если кто-то из присутствующих и разбирался в чем-то таком, то не очень торопился афишировать свои специфические знания, вряд ли указанные в заполненных ранее многочисленных анкетах.
Я подумал о деде, тот бы конечно тут же вызвался проверить сумку, но на беду его оставили дома присматривать за эрделем и бабушкой.
- Вообще-то в финскую компанию ... - Задребезжал старческий надтреснутый дисканчик. Высунувшегося из очереди отважного старичка с седым венчиком волос на голове и невыгоревшим следом орденской колодки на стареньком, некогда, в лучшие времена наверняка выходном, пиджачке дюжие зятья подхватили под руки и быстренько отвели в тенек, мол, перегрелся на солнышке, с кем не бывает. По дороге ему пару раз вежливо напомнили о дочках и жене, после чего героический дедулька сразу сник и более не проявлял боевого задора.
Вопрос о специалисте-минере оказался таким образом закрытым, но сумка по прежнему мозолила глаза, отделенная от живой, дышащей очереди абсолютно пустым пространством, заполненным до пределов человеческих сердец магической, сковывающей мысли и движения жутью. Настолько страшной, что даже проходящие мимо беззаботные итальянцы ощущали её незримое присутствие звериным, шестым чувством. Прохожие окидывали окаменевшую, безмолвную очередь подозрительными взглядами и перебегали, на всякий случай на противоположную сторону улицы. Ужас - вещь интернационально заразная.
Теперь никто в очереди не сомневался в наличии бомбы, а кое-кто даже явственно слышал постукивание запущенного часового механизма. Люди уже не шутили, не разговаривали, не обменивались новостями. Все ждали взрыва. Очень боялись. Хотелось смыться, упасть на пузо и по-пластунски, как учил школьный военрук, заползти за угол банка. Если бы в этот момент пошевельнулся, сдал, дернулся хотя бы один из нас, то все моментально кинулись в рассыпную, крича несусветное и захлебываясь слезами, давя и отталкивая друг друга словно обиженные дети из песочницы. Но ни один из эмигрантов не поддался ужасу, не дрогнул, не дал деру, не покинул поста. Очередь продолжала героически переносить жару и молча страдать от присутствия бомбы.
К подъезду банка, словно лубочная тройка Деда Мороза в Новогоднюю ночь сбывающихся желаний, как Жиглов к сидящему в подвале Шарапову, будто золотая рыбка к сказочному деду, очень своевременно и лихо подкатила синяя машинка с сигнальными фонарями на крыше и крупной, броской надписью Карабинери по борту.
Карабинеры, карабинеры... - Прошелестело вдоль очереди. Из синего машинного нутра выбрались два красавца, стопроцентных героя, два великолепных представителя сильного пола в шикарных штанах с широкими красными лампасами, в фуражках с огромными кокардами, блестящих портупеях с лакированными патронташами и большими черными пистолетами в кобурах. Старший обладал вдобавок ко всей этой прелести ещё и огромными, гордо торчащими в стороны черными усами.
Спасены! - Мелькнуло в нашем коллективном мозгу. Но как объяснить этим прекрасным героям женских грёз весь трагизм сложившегося положения? На каком языке поведать о нашем горе, о бомбе, сумке, террористах?
Выбравшись из машины, карабинеры одернули мундирчики, поправили фуражки и став плечо к плечу, размеренными, выверенными десятилетиями усердной практики шагами продефилировали мимо немо страдающей безязыкой цепочки людей. Лишь умоляющие взгляды синхронно поворачивающихся голов сопровождали торжественное шествие законности и порядка. Вот они поравнялись с головой очереди, еще мгновение и уйдут...
Муж первооткрывательницы бомбы, весь какой-то разболтанный и словно размягченный в суставах, выпихнутый женой словно чертик из шкатулки, перегородил дорогу удивленным блюстителям порядка. Опомнившись, дернул головой, приложил вспотевшие ладошки к груди и на прекрасном итальянском, может лишь только с легким московским акцентом, завопил на библейский манер, привлекая внимание представителей властей к страданиям несчастных.
- Синьери карабинери! Экскузи перманенто! Багалье! Террроризмо интернационале! Экстремизмо! Бандито! Динамито! Бомба! - Несчастный сопровождал свой эмоциональный спич прекрасной пантомимой, включавшей в себя предысторию обнаружения сумки с бомбой, описание неминуемого взрыва и страшных кровавых последствий. Перед присутствующими явственно предстали разбросанные тут и там обезображенные тела, лужи крови, перевернутый автобус, полыхающая полицейская машина, языки пламени, вырывающиеся из зарешеченных окон банка... - Спасите, родные! Дети у нас, бамбино, ... ждут! - Закончил он на русском.
Излагаемое мужем сопровождалось заламыванием рук жены и синхронными, на манер китайских болванчиков, кивками голов очередников. Карабинеры прекрасно всё поняли! Глаза их расширились, заскользили по парализованной страхом очереди и замерли на злополучном синем багальо... Руки, отработанными до автоматизма движениями, упали на лакированные кобуры беретт. Мужественно прижавшись спиной к спине сине-красные герои грациозно, ни на миг не теряя из виду сумку и очередь, развернулись и промто, промто оказались в кабине машины.
Из-за опущенного стекла дверки до нас донеслась выпаленная скороговоркой итальянская тирада, возможно последнее прости, а может инструкция на случай взрыва, но всё заглушил рев форсированного двигателя и писк шин. Итальянский фиат еще раз доказал свои прекрасные динамические качества и шустро исчез за поворотом, оставив после себя горечь разочарования и сладковатый запах бензиновой вони.
Первой чихнула и опомнилась мужнина жена.
- Ах, я больше не выдержу этого издевательства! Так в конце концов можно с ума сойти! Мужчина ты, или не мужчина? Сделай же что-нибудь!
Из своего небольшого опыта я уже усвоил, что вопрос о принадлежности к мужскому полу коронный, решающий довод женщин, страшное оружие незаконно захваченное слабым полом и повергающее нас с дедом на всякие нелепые, а порой и глупые поступки по прихоти женщин. Мы, мужчины, не имеем в арсенале ничего и близко стоящего по своему разрушительному воздействию.
- Не скажешь же маме или бабушке Женщина ты или ..., это даже звучит как-то не совсем прилично.
Одним словом, муж понял, что необходимо действовать и задумчиво почесал затылок. Очередь напряглась.
- Если там динамит, то килограммов пожалуй десять. - Ни к селу ни к городу выдал дяденька в пропотевшей под мышками тенниске.
- Интересно, каков радиус поражения при взрыве? - Тут же поинтересовался нестроевого вида очкарик интеллегент.
- Взорвемся - увидишь! - Откликнулся брунет.
- Не знаю как у динамита, но у гранаты вроде метров сто будет. На военных сборах говорили. - Поднапрягшись вспомнил сосед справа.
Дверь банка между тем поглотила очередную пятерку счастливчиков. Но после столь веселенького диалога никто не торопился сделать шаг вперед. Очередь растянулась жидкой, до последней возможности цепочкой, словно поверхностный слой жидкости в капле воды, висящей на кончике подтекающего крана перед тем мгновением когда оторвется и навсегда исчезнет в гулкой прорве водостока.
- Немедленно выкинь бомбу в мусорник! - Возопила командирским голосом дамочка.
Отлично выдрессированный годами супружества муженек, проживший всю сознательную жизнь при командно-административном строе, адекватно реагировал на зов боевой трубы. Вышагивая на негнущихся ногах, с неестественно растопыренными руками и застывшей на губах прощальной улыбкой он оказался у сумки, подцепил ее аккуратно за ручки, приподнял проклятую, и стараясь не болтать донес до контейнера. Преодолев последний из шагов, открыл металлическую крышку и плавно опустил свой страшный груз в пьяняще-вонючее нутро. Осторожно закрыл крышку и возвратился на место. Очередь дружно, с облегчением вздохнула, вытолкнула застоявшийся в легких задержанный на полувздохе воздух. Свершилось!