– Ешь, – оборвал ее Станчев.
После обеда они отправились в город, прогулялись по приморскому саду, отведали мороженого и по предложению Петранки посетили древние римские термы. К вечеру Станчев снова занял позицию в кустах неподалеку от дома отдыха Арнаудова. Ну, Коля, авось повезет! – произнес он про себя и, как полагается в таких случаях, вытащил газету. Прошло около часа, движение по узкой дороге было слабым, никто не обратил внимания на остановившуюся «ладу» с белыми номерами. К семи часам сверху показались седовласый мужчина под руку с немолодой женщиной. Они направились к стоянке санатория. В скором времени он услышал шум голосов. Со стороны дома отдыха двигались седой мужчина и Арнаудов, также с легкой сединой в волосах, за ними следовали их жены и молодая девушка, по всей вероятности, дочь Арнаудова. Уткнувшись в газету, Станчев напрягся. Явно, компания была в хорошем настроении, женщины смеялись. Арнаудов, изысканно одетый, впрочем, как и его жена и дочь, изящно взмахнув рукой, поглядел на часы. Ждут кого-то или просто заказали такси, прикинул Станчев. Надо было взять с собой Петранку. Тревожило его и ненадежное прикрытие в виде кустов. Арнаудовым достаточно было сделать десяток шагов в сторону, чтобы заметить его. Он вжался в спинку сиденья. Нет, не дело это, надо было дать задний ход. Но тогда его выдаст шум мотора. Он поглядел себе под ноги. В крайнем случае можно было улечься на пол… Уж совсем он рехнулся…
Слава богу, компания потянулась к стоянке, Арнаудов снова поглядел на часы. Через мгновение из-за поворота показалась оскаленная морда «волги»-такси. Станчев использовал момент и завел мотор. Шофер такси заметил его, но не стал рассматривать, так как его внимание было сосредоточено на повороте, и Станчев дал задний ход, укрывая машину в кустах. Слышалось гудение мотора «волги», доносился приглушенный говор. Ждут вторую машину, подумалось Станчеву, откуда только ей здесь появиться? Он оглядел узкую дорогу, превращавшуюся внизу в тропку. Нет, путь был только наверх, к шоссе. И пока он гадал, вылезти ли из машины и отойти подальше по тропинке, прибыло второе такси, «лада», хлопнули дверцы, моторы взревели, и две машины со свистом и грохотом направились в сторону трассы. Через несколько секунд ринулся за ними и Станчев.
Как он и предполагал, они направились к туристическому комплексу. Он следовал за ними на расстоянии, пропуская вперед одну-две машины из потока, хотя шофер ехавшей второй «волги» мог бы и заметить его. Как в детективном фильме, подумал он рассеянно, разве что хуже закручено.
Такси выползли на панорамное шоссе и въехали в лес. Станчев потерял их из виду, прибавил газу и снова увидел зад «волги», которая шла на очередной поворот… Ясно, ресторан «Кошары»… Он проскочил поворот, свернул в аллею и вышел из машины. С холмика виднелась соломенная крыша заведения, холодно сверкали неоновые лампы, доносились музыка и гомон. Станчев пробрался сквозь покрывшие склон кусты и увидел возвращающиеся восвояси такси. Арнаудовых не было видно… Та-ак, сказал он себе, прислушиваясь к затихающему урчанию моторов, ну-ка поглядим, на что ты способен, Кольчо…
Спустя час вдвоем с Петранкой они обводили глазами толпу, шумно устроившуюся за столиками под открытым небом, и лишь после повторного осмотра обнаружили Арнаудовых. Те расположились у самого леса, под старым дубом… Ему легко будет меня заметить, оценил Станчев, это хорошо. Был бы только свободный столик…
А вот как раз свободного-то столика в саду и не нашлось.
– Петруша, – он стиснул руку дочери, – я надеюсь, ты не теряешь спокойствия?
Ладонь у Петранки была потная.
– Сейчас входим. Сперва поищем свободные места в саду, потом внутри, снова возвращаемся в сад и, озираясь, проходим мимо их столика. Спокойно, словно их и в помине нет. Остальное я беру на себя.
Они повертелись в центре сада, Станчев обошел сторону, противоположную той, где устроились Арнаудовы, спросил насчет столика у официанта, и тот послал его поискать внутри заведения. Они зашли в зал, затем снова вернулись на воздух. Станчев кивнул дочери и поплелся в сторону Арнаудовых, оглядываясь по сторонам. И Арнаудов его узрел. Станчев заметил это краем глаза и захромал обратно. Если он все правильно рассчитал, то тому следовало его догнать.
Так и произошло. Он почувствовал ладонь на своем плече и обернулся.
– Никста! – ухмыляющийся Арнаудов протягивал к нему руки. – Ты ли это?
– Визирь! – неизвестно откуда на устах появилось забытое прозвище.
Они обнялись.
– Эх, живой и здоровый!
– Живой и здоровый, Гриша!
– Сколько же лет прошло?
– Много.
Рядом с ними прилежно стояла Петранка. Арнаудов поцеловал ей руку и повел их к столику. Станчев уловил сдержанность на лицах спутников Арнаудова, что было вполне естественно для компании, в которую врывается чужой, и пока его соученик договаривался с официантом еще об одном столике, он заметил, как его внимательно изучает седой мужчина. Этот Вангелов – как порой имена липнут к людям! – немного усложнит сегодняшнее дело, а может быть, оно и к лучшему. Он – либо тоже генеральный директор, либо чуток повыше, что-то в этом роде. Все это время женщины разглядывали смутившуюся Петранку. Особый интерес она вызвала у Роси своим неуместно строгим вечерним платьем, уже слегка старомодным, своими беспомощно повисшими руками… Провинциалка, вынесла приговор Роси.
Притащили столик, стулья, они расположились, заказали ужин. Арнаудов наполнил бокалы.
– За товарища… – и он запнулся.
– Станчева, – подсказал ему Никола.
– За моего соученика и земляка Николу Станчева по прозвищу Никста… И за его симпатичную дочку, ваше здоровье!
И он вкратце припомнил гимназические годы, тридцать пять лет прошло с тех пор – честно говоря, я его позабыл, но одного взгляда, одного жеста было достаточно – а, Коля? Станчев благодарно кивал, а в его памяти далекое эхо повторяло: Визирь, Визирь, Визирь…
Как и полагается в таких случаях, они взаимно осведомились: когда и какой институт оканчивали, где работают, где живут, наведываются ли в родные места и прочее, прочее. Вангеловы слушали с легкой досадой, Тина рассеянно глядела по сторонам, в отличие от своей дочери, которая изучала Петранку. От Станчева не укрылся взгляд Вангелова, когда тот узнал, что земляк Арнаудова занимает должность военного советника. С этого момента все в нем словно переменилось, и он корректно вступил в разговор.
Человек не в силах предполагать, что ему подкинет случай, лепетал оживленный Арнаудов. Кто мог предположить, что они встретятся именно в этих «Кошарах», да еще спустя столько лет. Ты не видал Большого Христо?.. Станчеву не приходилось его встречать. Григор столкнулся с ним совсем случайно на ярмарке в Пловдиве, он женился там и осел, заведует одной строительной организацией, но, несмотря на годы, он все такой же – медлительный, рассудительный, с баскетболом, разумеется, завязал…
– А ты ничуть не изменился, Коля, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить!
Станчев не пропустил мимо ушей народное выражение – Григор так и не стал стопроцентным городским жителем, как и он сам. А вот возбуждение Арнаудова его слегка озадачило. Насколько он помнил, Григор отличался именно обратным – сдержанностью. Вот так-то…
А причина оживленности Арнаудова была очень простой: несколько дней назад у него был день рождения – не будем упоминать даты и цифры – так вот нынешний вечер был посвящен именно этому событию. Выпалив неизбежные пожелания, Станчев пожал ему руку, они выпили до дна, при этом в душе следователя появился укор самому себе: промашка, Коля. Он запомнил уйму подробностей из досье Арнаудова, а день рождения прошляпил.
То ли из-за того, что общая беседа запиналась, то ли просто по традиции, но скоро компания разделилась на мужскую и женскую половину. Трое мужчин сдвинули свои стулья, сдвинули бокалы, Вангелов назвал имя своего знакомого, служащего в Генеральном штабе. Станчев ответил, что слышал о нем, но точек соприкосновения у них нет, несмотря на ежедневную координацию с представительством Объединенного командования. Это подействовало. Ни Арнаудов, ни Вангелов не проронили больше ни слова о его службе, чем подчеркнули не только солидность, но и такт ответственных работников. Станчеву была предоставлена возможность вести нейтральный разговор в диапазоне от перестройки центра столицы до содержания телевизионных программ. Вангелов только того и ждал:
– По мне, так на телевидении нет должного контроля, особенно с развлекательными программами. Эти кривляния, эти полуголые телеса… Так-то мы воспитываем молодежь…
Григор придерживался несколько иного мнения. Эстрада – это эстрада, всемирное явление, может быть, просто надо ее развивать. Вот со спортом у нас развитие и вправду запаздывает.
– Напротив, уж спорт суют-то во все дыры! – отрезал Вангелов. – Из спорта сделали целую империю. А работать кто будет?
Станчев сказал, что в среде молодых заметна определенная распущенность, но виновны-то в этом, в конце концов, мы, старшее поколение.
– Все это так, да не так, – возразил Вангелов. – Это смотря какое старшее… Вы, как я понял, занимаете ответственную должность. Он, – Вангелов кивнул на Арнаудова, – тоже. Моя милость в том числе. Спрашивается, разве мы несем вину за все это?
В памяти Арнаудова всплыл ученический глобус, и он вмешался:
– Что верно, то верно, в свое время мы были более собранными, старались, занимались комсомольской работой, даже танго танцевать стеснялись, а Никста?
Этого человека несет неведомо куда, подумал Станчев, и в его сознании всплыло видение выпускного вечера: он сам, распростершийся в ногах девочки, и разодетый Григор, помогающий ему подняться с пола… Спокойствие, Коля… Он выгадывал удобные мгновения и вглядывался в глаза Григора, полупрозрачные, оживленные спиртным. В них не крылось ни тени угрызений или обеспокоенности, напротив – они смотрели ясно и весело. Можно было только догадываться, какие страсти бушевали у них с Кушевой. Подобное впечатление производил и вид его широких плечей, буйной гривы, все еще упругая походка и энергичные движения. Как возможна такая скрытность при его обезоруживающей общительности? Что-то здесь неладно.
– Было дело, Визирь.
– Мне приходится часто бывать за границей, – продолжал Арнаудов, – на Востоке, на Западе, Стефан знает. И при первой возможности я стараюсь понаблюдать за жизнью там. В Союзе на меня производит впечатление серьезность молодых, чем-то зрелым тянет от них. На Западе картина пестрая, там всякого можно повидать, от хиппи и проституции до демонстраций и безработных. И при этом высокая материальная культура, даже расточительство.
– Гриша, за материальным и мы пытаемся поспеть. Рана не здесь, – снова вмешался Вангелов.
Из глубины заведения со звуками музыки появились переодевшиеся в народные костюмы оркестранты, а за ними с гиканьем и свистом выскочили статные девицы и парни – разряженные в цветастые национальные костюмы, с заученными улыбками на лицах. Хоровод начал виться между столиками, как хвост какого-то дракона, страстно зазывали кларнеты, как из подземелья гремел барабан, то здесь, то там сверкали очки в позолоченных оправах – похоже что немцы, слышались одобрительные возгласы с иностранным акцентом. Танец потянулся в их сторону, с перезвоном колыхались монетки на молодых грудях танцовщиц, взметались передники и развевались юбки, мелькали антерии[11]. Подпрыгивающая цепочка достигла их стола, и Станчев заметил на руке одной из девушек серебристый браслет. Массивный, тяжелый браслет, который он где-то уже видел… Да ведь точно, сообразил он, подобный браслет был у Кушевой, еще на нем было выгравировано большое Вэ. Визирь…
Он посмотрел на Арнаудова. Тот следил за танцующими, со скрытым интересом наблюдая за женщинами, по крайней мере так показалось Станчеву. Его взгляд переместился на Тину Арнаудову. Отставив стул, чтобы было удобней наблюдать за хороводом, она возложила свою полную руку на колени. Станчев глазам своим не поверил: чуть выше кисти блестел на свету такой же браслет, тот же самый, Анеттин. Та же форма, материал, инкрустация. Ни о чем не подозревая, Тина критическим взглядом обводила танцующих и оркестрантов, двигавшихся в такт глухим толчкам барабана. Он перевел взгляд на Арнаудова – тот хлопал в ладоши, расправив плечи и выпятив свою широкую и здоровую грудь.
Наконец хоровод и оркестр потонули в глубине ресторана, музыка захлебнулась, лишь в пространстве кружилось ее слабое эхо, но вскоре и оно заглохло. Компания снова разделилась на две группы.
– Хорошо танцевали, ловко, – выразила свое мнение Цветана Вангелова.
– Наоборот, лишь бы отметиться, – перебила ее Роси.
– Это же корчма, – примирительно отозвалась Тина.
Петранка дипломатично промолчала. Она уже подверглась подробному расспросу об ее образовании, о работе ее отца, о том, где они остановились, сколько раз купались, когда оканчивается смена. Хорошо, что она была смуглой, и при вечернем освещении был незаметен ее слабый загар. Она же сообразительно выкрутилась, сказав, что отец еще не был на пляже из-за высокого давления и сидел в комнате, а она больше лежала под зонтиком – и без того природа наградила ее темной кожей.