— Что за возмутительная несправедливость, Ночь! Дэи не ездят верхо́м! Как это не ездят верхо́м? Почему? Я же чувствую, что могу! Я знаю эти ощущения, помню! Значит, я каталась!
— Хр-р-р!
— Вот и я о том же! Хорошо, хоть ты меня понимаешь…
Я уже скормила Ночи несколько аниканов, и теперь она милостиво позволяет мне себя тискать.
Утро, к моему облегчению, прошло спокойно. С графом мы увиделись лишь за завтраком. Я быстро съела свою кашу и пожелав “жениху” хорошего дня, покинула малую трапезную.
— Простите, госпожа, — виноватые нотки в голосе Мирона указывают на то, что новость, по его мнению, мне не понравится. Похоже, теперь этого юношу всегда будут отправлять на переговоры со мной. Тоже мне взрослые лбы, нашли крайнего.
— Что случилось?
— Сейчас очередь Ночи гулять в загоне, позволите мне её отвести?
— Фух, всего-то? Конечно, отводи! — поворачиваюсь к кобылке: — Ты идёшь гулять, девочка!
Целую её в нос и отхожу в сторону, чтобы не мешать конюху заниматься своим делом.
Какое-то время любуюсь на довольную, резвящуюся Ночь, оценивая её великолепные данные. Ретивая какая. “Словно элитные арабские скакуны” возникает и тут же гаснет очередная странная мысль. А на её место уже приходит новая — острое желание ощутить Ночь под собой. Скакать на ней, куда глаза глядят, как ветер, как птица… Я чувствую, Ночь тоже этого хочет.
Но мы обе с ней заложницы обстоятельств: вынуждены коротать время, каждая в своём загоне.
В голову приходит шальная мысль сбежать. Ну хотя бы притвориться, что меня никто и ничто не держит.
Незаметно кошусь по сторонам. Кажется, все заняты своими делами. Возвращаюсь в конюшни и не спеша прогуливаюсь до противоположного выхода. С той стороны строения менее людно. Улучив момент, тихой сапой приоткрываю ворота и оказываюсь на открытом лугу. Оборачиваюсь. Пара работником поодаль заняты своими делами. Охрана буднично обходит территорию, сворачивая в сторону особняка. За мной никто не гонится.
Вот и славненько!
За лугом начинается роща, и я направляюсь туда.
Небольшую рощицу пересекает множество тропинок и я брожу по тем, что кажутся мне наиболее живописными. Дорожки незаметно приводят в лес с огромными ветвистыми деревьями, стволы которых не смогли бы охватить даже три таких, как я. В восхищении разглядываю растительность, которая отчего-то кажется мне непривычной и сказочной.
Когда понимаю, что очень устала и хочу пить, решаю вернуться. Уже разворачиваюсь, но лёгкая судорога заставляет приостановиться.
Ну вот, опять! Как мне это надоело.
Оглядываюсь по сторонам и нахожу небольшой поросший мхом пенёк. Прихрамывая, ковыляю к нему, чтобы размять сведённую судорогой ступню, но это не помогает, и я перестаю чувствовать ногу.
Вот же… придётся ждать, когда тело отдохнёт и чувствительность вернётся.
Вдыхаю густой, чуть влажный воздух, прислушиваясь к тишине леса. Тишину то и дело нарушают необычные звуки лесных птиц, а потом я слышу это: тихое, едва различимое поскуливание. Сначала пугаюсь, не зная чего ожидать. Понимаю, что если скулит чей-то детёныш, то рядом может оказаться и недовольная мамочка. А встречаться с диким животным сейчас, когда я даже бежать не могу… та ещё перспектива. Замираю и стараюсь не шевелиться. Какое-то время ничего не слышу и уже кажется, что мне это показалось, но вот снова раздаётся писк. Звук такой жалобный, что у меня внутри что-то сжимается, и я понимаю, что не уйду отсюда, пока не проверю.
Глупо? Да. Но иначе я не могу.
Когда чувствительность возвращается, осторожно ступаю в ту сторону, откуда слышался писк. Наматываю несколько кругов, пока не догадываюсь лечь, чтобы заглянуть под раскидистые листья папоротника.
Бинго!
Замечаю шевеление и направляюсь туда. Раздвигаю широченные синеватые листья, под которыми обнаруживается старый небольшой силок. Петля тонкой верёвочки затянулась на шее странного маленького существа с серо-голубым мехом.
Существо, завидев “большую и страшную” меня, дёргается, пытаясь вырваться, но лишь сильнее затягивает петлю.
— Тише, тише, маленький. Я тебя не обижу.
Мелочь испуганно прижимает уши и хвост, но при этом скалится, обнажая маленькие острые зубы.
И что мне с этим делать?
Но животное настолько ослабло, что надолго его не хватает, немного порычав и не получив никакого эффекта, оно сдаётся и прикрывает глазки. Словно смирилось и готово принять свою судьбу.
Маленький впалый живот вздымается от тяжёлого дыхания. Если оно выглядит худым даже под пушистым мехом, то представляю, какое оно там тощее на самом деле.
Наматываю подол платья на руку, как защиту на случай нападения малявки, и тянусь к нему, чтобы освободить. Это оказывается не так просто, тем более что животное не особо-то мне в этом помогает. Скорее наоборот, каждый раз, когда я близка к победе, оно дёргается раньше времени и мне приходится начинать всё сначала. А с намотанной на руки юбкой это та ещё задачка.
— Уфф, если будешь так дёргаться, то я не смогу тебе помочь, понимаешь? — смотрю ему в глаза, пытаясь тоном голоса передать всё, что думаю об этой ситуации.
На удивление, существо замирает и у меня, наконец, получается. Ну всё. Его шея на свободе.
— Ты, наверное, голодный? И чем же ты питаешься? Из-за чего полез в силок?
Я не пытаюсь его погладить, просто сижу рядом, смотрю и пытаюсь осмыслить происходящее.
Животное напоминает мне лису, но очень маленькую и какую-то странную. Крупные уши, голубые, как у хаски глаза, цветом напоминающие глаза графа. От этой мысли дёргаю плечами, пытаясь сбросить очередное наваждение.
Вот ещё, не хватало думать о нём.
Итак, лиса… или скорее лисёнок размером чуть меньше котика. Если бы у него была мама, она бы уже нашла его и крутилась рядом. Ну хотя бы принесла малышу какой-то еды. Но никого и ничего подобного вокруг я не наблюдаю. На всякий случай осторожно отползаю в сторону и оглядываюсь.
А может, это уже взрослое существо? Просто выглядит так, словно чей-то детёныш?
Ладно. Что мне с этим делать-то? Оставить его здесь? А оно сможет само себя прокормить в таком состоянии?
Очевидно, нет. Малявка даже уползти далеко не сможет. Чудо, что пока он сидел в силке, его не нашли хищники покрупнее, да те же собаки. Хотя Мирон говорил, что всех хищников охотники давно отогнали вглубь лесов. А этот вот вылез откуда-то.
— Может, ты потерялся? Или что-то случилось с твоей мамой?
Мне всё же кажется, что это детёныш. Слишком наивный взгляд и мягкий, на вид, мех. Существо не пытается сбежать. Лежит, дышит и также рассматривает меня, словно прикидывает, что со мной делать.
— Ну, иди, что ли, ко мне? Давай заберу тебя, чтобы покормить. Да не бойся, больно ты тощий, чтобы тебя есть, — осторожно тяну руки, обмотанные тканью юбки к “лисёнку”.
Он напрягается, но позволяет мне взять себя. Совсем лёгкий и какой-то вялый. Похоже, последние силы израсходовал, чтобы нарычать на меня. Заворачиваю существо в верхнюю часть подола и направляюсь обратно к поместью.
Решаю пройти так, чтобы обойти конюшни и зайти с дальней части сада. Во-первых, там менее людно, а во-вторых, мне нужно найти для "лисёнка" укромное местечко. Неизвестно ещё, что предпримет граф, если увидит у меня это животное, но проверять не хочется.
Побродив по тропинкам сада, нахожу малюсенькую полянку, скрытую высокими цветущими кустами. Места здесь на пару шагов в каждую сторону и проход лишь с одной стороны, где ветки кустов ещё не успели переплестись. То, что нужно.
Осторожно перекладываю вялое животное в молодую траву под раскидистые ветки кустарника.
— Лежи и не уходи. Принесу тебе еды. Понял?
Не знаю, понял ли меня лис, но выбора особо нет. Надеюсь, дождётся меня здесь. Когда пячусь к “выходу” успеваю заметить на мордахе лиса тоску. А может, мне это только кажется.
— Малия, мне очень нужна твоя помощь!
Кажется, в поместье моего отсутствия даже не заметили. Вот и хорошо.
— Да госпожа?
— Скажи, можешь ли ты незаметно добыть для меня немного того, что едят… ммм… собаки?
— Д-для чего госпожа? — в ужасе округляет на меня глаза горничная.
— Скажу, если поклянёшься держать в секрете!
— Хорошо, госпожа, клянусь! Ни слова, да не сойти мне с этого места!
— Я нашла одно животное… и припрятала в саду. Оно выглядит очень голодным, а я хочу его покормить.
Малия несколько долгих секунд смотрит на меня немигающим взглядом, потом отмирает, выдахает, быстро кланяется и, обещая что-нибудь придумать, исчезает за дверью.
Возвращается довольно быстро.
— Госпожа, я кое-что нашла, но оставила на улице. Побоялась, что меня заметят с миской еды, идущей в ваши комнаты.
— Молодец, Малия! Всё правильно сделала, — даже представить боюсь, какие бы сплетни обо мне после этого разошлись. Вот было бы графу развлечение. — Пойдём вместе, покажу тебе кое-кого.
Беру пиалу с чистой водой и накидываю шаль. Глаза девушки загораются любопытством, и мы вместе спешим на улицу. Она останавливается возле скамейки, быстро наклоняется и ловко выуживает из-под неё щербатую миску. Внутри каша, подозрительно похожая на ту, что мне подают на завтрак, и какие-то мясные обрезки.
— Для собак оставалось, никто и не хватится, — поясняет горничная.
Ясненько… Ну и ладненько… Мне же не из собачьего котла кашу накладывают? Или… Так, ладно, не думать об этом… не думать!
Лисёнок лежит ровно там же, где я его и оставила. В какой-то момент мне даже кажется, что он уже не дышит. Подбегаю и беру на руки. Нет, хвала Богам, тёплый, дышит, просто уснул.
От моего прикосновения животное просыпается и напрягается, слегка вздыбливая шерсть на загривке.
— Всё хорошо, все свои, не бойся, — глажу уже смелее, пытаясь голосом и прикосновениями успокоить пушистую мелочь.
Ставлю перед ним воду и миску с едой. Мягко подталкиваю ближе. Лисёнок опасливо косится по сторонам и недоверчиво принюхивается. Но уже в следующую секунду бросается на еду, едва не опрокидывая миску и даже порыкивает, словно боится, что мы отберём его добычу.
— Ешь, ешь, милый. Не буду я у тебя ничего отбирать. Мне такое каждое утро подают и даже со сливочным маслом, — кошусь на покрасневшую Малию и понимаю, что она в курсе. Значит, и все остальные знают.
Интересно, а обсуждение моего рациона выходит за пределы имения?
И вот к само́й каше у меня никаких претензий, особенно когда её подают в горячем виде. Но сам факт того, что это делается с целью меня оскорбить… Просто не понимаю, как вести себя в такой ситуации. Ругаться? Спорить? Что-то доказывать? Обижаться? Боюсь, что граф только этого и ждёт.
Ну уж нет. Не дождётся. Каша, как каша. Полезная, сытная и каждое утро свежая. Для меня сейчас в самый раз, особенно после двух недель Вон и лисёнку нравится.
Когда я собираюсь уходить, Лис, так я решила его называть, делает несколько робких шагов за мной.
— Нет, тебе нельзя со мной. Но я постараюсь навещать тебя почаще. А если я не смогу, то Малия принесёт тебе кашу с вкусняшками, — показываю на горничную, которая робко мнётся поблизости, но подойти к Лису не решается.
Лис подозрительно косится в сторону горничной, но усаживается на место и издаёт жалобный скулёж.
Ну вот, приехали. Может, он меня теперь своей мамой считает?
Медленно отхожу в сторону дырки в кустах, жестами останавливая малыша, когда он пытается дёрнуться в мою сторону. Покидаю его, а у само́й кошки на душе скребут. Но всё же ему лучше оставаться здесь. Безопаснее. В саду не бегают собаки. На природе ему должно быть привычнее. Да и от графа подальше.