— Тшш, не нужно. Тихо. Тихо, не дёргайся, — наклоняется ниже и проводит свободной рукой по скуле, едва ощутимо поглаживая при этом большим пальцем.
А затем поднимает ножницы над моей головой.
— Мне придётся обрезать часть твоих волос… прости… — нервно выдыхает и перемещается чуть назад.
Ножницы щёлкают, а я пытаюсь осознать происходящее.
— Это сок мовянки. Его невозможно смыть сейчас, когда он уже застыл.
Мовянки? Попытка порыться в собственной памяти привела к… ничему. Не помню никакую мовянку.
Он хмурится, продолжая сосредоточенно работать ножницами.
По мере того как голова освобождается от оков, пытаюсь осторожно повернуть её. Малейшее движение отдаётся неприятными ощущениями в затёкшей шее. Зато теперь мне видно сосредоточенное и напряжённое лицо графа. Наблюдаю, как он осторожно прядь за прядью обрезает что-то с моих волос. Пытаюсь повернуться чуть больше, чтобы рассмотреть что там, но вздрагиваю от неприятных ощущений.
Граф переводит на меня обеспокоенный взгляд.
— Не нужно… потерпи ещё немного, пожалуйста, — от чего-то переходит на шёпот.
Прекращаю попытки добить себя и смотрю на огромное, почти от самого пола, приоткрытое окно. Сквозь слабо колышущуюся прозрачную занавеску проникают первые робкие отсветы восходящего солнца.
Мой инквизитор перемещается, останавливаясь сбоку, наклоняется и подсовывает руки, пытаясь поднять меня.
— Не нужно! Я сама.
Замирает. Смотрит на меня с сожалением, чем только больше злит. Пытаясь доказать собственную самостоятельность, поднимаюсь без его помощи. Получается слишком резко, отчего меня слегка ведёт. Его руки пытаются подхватить, но я уворачиваюсь и пытаюсь обернуться, чтобы рассмотреть то, что держало меня на мраморном полу.
Демон резко разворачивает обратно за плечи, мешая это сделать.
— Нет. Не смотри…
Вырываюсь, отталкивая его, но тут же замираю, ощущая, как к горлу подкатывает тошнота. Резко поднимаю ладони, закрывая собственный рот.
— Мм!
Граф тут же становится передо мной, закрывая обзор, подхватывает, прижимая голову к своей груди, но картинка уже стоит перед глазами.
Там на полу, между мозаичной тумбой и диваном, лужей застыла прозрачная жижа, внутри которой, вперемешку с прядями моих каштановых волос, увязли пауки, крупные сороконожки и ещё какая-то неизвестная мне, но не менее отвратительная гадость.
“Арахнофобия” — умничает память, словно пытается добить меня сомнительной и бесполезной информацией.
Вдох. Ещё один вдох. Ещё. Дышать. Обязательно нужно дышать.
Оцепенение отпускает, и я делаю вторую попытку оттолкнуть демона. Выскальзываю из его рук. Он дёргается ко мне, но я делаю ещё один шаг в сторону, не позволяя снова перехватить себя.
Растерянно замирает, опустив руки с напряжённо сжатыми кулаками.
— Это всё лишнее. Я вполне способна позаботиться о себе дальше сама, — стараюсь говорить спокойно, изо всех сил скрывая дрожь в голосе.
Колени ещё подрагивают, но я распрямляю плечи и иду в сторону ванной, невзначай придерживаясь за всё, что попадается под руку. Слышу за спиной шаги и ускоряюсь, захлопываю и запираю дверь ванной комнаты.
— Эммилина…
— Благодарю за помощь, ваше сиятельство, более не нуждаюсь в ваших услугах.
Отхожу от двери и разворачиваюсь к зеркалу.
Бледное лицо в обрамлении растрёпанных прядей волос разной длины. Часть прядей сохранили свою длину, часть достигают лишь ключиц, какие-то ниспадают до груди, а часть волос не достаёт и до подбородка. Словно малолетний ребёнок, впервые взял в руки ножницы и подстриг куклу.
Делаю шаг назад и сползаю по стенке на пол. Подтягиваю колени и утыкаюсь в них лицом, обхватив себя руками. Что это вообще было? Какая-то изощрённая месть? Я уже ничего не понимаю. Кажется, чем дальше, тем больше я запутываюсь, совершенно теряя нить логики происходящего.
— Эмми…
Он ещё не ушёл?
— Поговори со мной…
— Ваше сиятельство, со мной всё в порядке. И у меня, так уж сложилось, нет настроения для разговора по душам.
Не хочу его жалости, даже если он искренен… в чём я очень сомневаюсь. Тем более, не хочу фальшивой “заботы”.
— Хорошо, ладно, я позову Малию, чтобы помогла тебе.
Заставляю себя встать, придерживаясь за стену. Освобождаюсь от платья, стараясь не думать, что в складках ткани может оставаться членистоногая дрянь…
Тёплая вода расслабляет скованные холодом мрамора мышцы.
Не думать не получается, перед глазами вновь и вновь встаёт застывшая жижа, полная тошнотворных тварей. Меня передёргивает от гадостного ощущения. Словно всё это до сих пор ползает по мне, на мне, вокруг меня…
Чтобы не трогать ранку, опускаю голову в воду и жду, когда кровь смоется сама. Кожу немножко пощипывает под волосами. Терплю некоторое время, а затем осторожно прополаскиваю волосы. Намыливаю мягкую тряпицу и протираю тело.
Собираюсь с силами и, придерживаясь за бортик, выбираюсь из огромной медной чаши. Брезгливо смотрю на платье, всё ещё ожидая, что из его складок выползет одна из тех тварей, хотя прекрасно помню, что все они застыли в странной прозрачной массе. Достаю длинную мягкую холстину и оборачиваю вокруг себя.
В спальне меня встречается Малия. Её лицо выражает целую бурю эмоций, от обеспокоенности, до растерянности, сожаления и даже вины. Пытаюсь ободряюще ей улыбнуться.
Замечаю на кушетке уже разложенную свежую одежду.
Тянусь к ночному платью, предвкушая, как доберусь до кровати, накроюсь с головой и позволю телу отключиться. Ощущаю себя полностью вымотанной.
— Простите, ваша светлость, но господин ждёт вас в гостиной, — мнётся Малия, поглядывая в сторону арочного проёма, отделяющего спальню от других комнат. — Позвольте, я помогу с платьем… и собраться.
— Это срочно?
— Я узнаю — и она покидает спальню.
Нет никакого желания надевать платье, пусть и перешитое Малией для комфортного нахождения в своих комнатах. Тем более нет сил и желания приводить себя в порядок, в соответствии с этикетом, у меня даже нет сил ждать, когда высохнут волосы.
— Говорит, что срочно, госпожа.
Ну что ж… срочно так срочно. Выбираю ночное платье и поверх него белый парчовый халат, расшитый мелкими драгоценными камнями. Нет смысла ждать, когда высохнут волосы. Я просто поговорю и отправляюсь спать.
— У вас ещё остались ко мне какие-то вопросы, ваше сиятельство?
Он несколько раз моргает, осматривая меня с ног до макушки.
— Твоя рана. Нужно осмотреть её и обработать, — хриплый бархатный голос проникает глубоко под кожу, вызывая раздражение.
— Для этого есть лекари, не так ли? — бросаю с вызовом и немного задираю подбородок.
— Твой лекарь в отъезде, а своего я отпустил в столицу на ярмарку, пополнить некоторые запасы. Я мог бы пригласить деревенского целителя, но… как ты, наверное, знаешь, я служил в северном пограничье. Мне не раз приходилось иметь дело с ранами, так что я и сам прекрасно справлюсь.
— Боитесь слухов, граф? — демон дёргается и сжимает зубы так, что я вижу, как выпирают желваки.
— Я вполне готов нести ответственность за то, что происходит в особняке и в имении. Вне зависимости от того причастен ли я к этому лично, либо же допустил происшествие по собственному недосмотру. В данном случае я также не снимаю с себя ответственности. Но я посчитал, что лишние слухи и вам ни к чему. А Его Величество и так узнает обо всём… лично из ваших уст.
Стою и прожигаю его взглядом.
Граф поднимается из кресла и подходит ко мне. Мягко берёт под локоть и усаживает туда, где только что сидел сам.
— Будет немного больно, прости.
— Перестаньте извиняться и сделайте то, что обещали, раз уж мне не повезло с нормальным лекарем.
Поджимает губы, и на несколько мгновений прикрывает глаза. Тоже до пяти считает?
Когда граф возвращается к осмотру, отворачиваюсь и упираюсь взглядом в окно, за которым колышутся ветви цветущего дерева… пытаюсь сосредоточиться на них, но меня очень сбивает то, как нежно его пальцы перебирают влажные пряди волос. От головы до самых кончиков ступней пробегает подлая волна мурашек. Прикрываю глаза, но тут же одёргиваю себя и снова упираюсь взглядом в цветущее дерево.
Болезненная вспышка заставляет дёрнуться. Прикусываю щеку изнутри, стараясь отрешиться от сильного жжения на макушке.
— Умничка. Знаю, что больно, — шепчет и гладит по голове, как маленькую. — Сейчас всё пройдёт. Теперь я сведу края ранки и нанесу сок ратазии. Он склеит порез и поможет ему быстрее зажить.
Ощущаю осторожные прикосновения там, где только что жгло кожу.
— Вот и всё, — ещё раз осторожно проводит по волосам, словно не замечая того, что делает. — Все разговоры потом.
Наклоняется, обдавая висок тёплым дыханием, проводит по нему кончиком носа, незаметно втягивает в лёгкие воздух. Резко отстраняется, разворачивается и выходит из комнаты.
И что это было? Приступ сожаления или очередной ход хитрой игры?
Возвращаюсь в спальню и забираюсь на постель, как и мечтала. Прошу меня не беспокоить, накрываюсь с головой и закрываю глаза. Позволяю царству снов забрать меня к себе.